|
|
| подстрекатель
|
Пост N: 200
Зарегистрирован: 04.12.06
Откуда: Москва
Рейтинг:
2
|
|
Отправлено: 20.12.06 03:56. Заголовок: Re:
К звездам сессию, ка грицца, поперло. Музу прорвало, так что встречайте: очередной кусочек.
Предупреждение: Ну вот мы и добрались до того самого, что блонди ну никак нельзя делать.
«Целым был и был разбитым,
Был живым и был убитым,
Чистой был водой, был ядом,
Был зеленым виноградом
Спать ложился рано утром
Вечерами все звонил кому-то...
Ночь чернеет впереди,
Свет гаси и приходи.» (с)
Катце
Сижу в постели, упершись взглядом в темноту. Дыхание рваное, шелк пижамы прилип к телу, мокрые волосы спутаны.
Это всего лишь кошмар, успокаиваю себя. Страшный сон. Нет, не страшный. Страшно и больно снова видеть взрыв Дана Бан. А это…противно.
Я все еще чувствую, как чужие руки заламывают мои, как откликаются болью удары тюремщиков. Металлический привкус во рту, чья-то прихоть выгибает спину, становится нечем дышать. И снова боль: в порванный анус вторгается первый, потом второй. Сколько их было?
Холодный душ. Если б можно было, я нырнул бы в жидкий азот. Меня трясет. А память услужливо листает кадры заключения. Я жмурю глаза, но это не прогоняет навязчивые видения из сна, из прошлого.
То, что произошло. Это…это было низко, жестоко, нечестно. И не потому, что больно и грубо – как раз этому я не удивляюсь. Быть дилером Черного рынка – ходить по краю. Никогда не знаешь, где можешь получить под дых.
Но я и не думал, что стану объектом сексуального насилия – по-другому сказать не могу, не спасает даже изрядная доля цинизма на единицу мысли, мне обычно свойственная. Это так несправедливо, как будто кто-то распахнул грудную клетку, подобно створкам шкафа, потыкал грязным пальцем с обгрызенным ногтем в сердце, плюнул и захлопнул обратно.
Теневой бизнес, постоянная опасность, взломы чужих защит – это банальная замена того, чего я лишил себя, став фурнитуром. Я способен получать удовольствие от секса, только кто захочет…кастрата. Даже мысленно произносить это больно.
Я состою из шрамов. Два на теле (причем каждый открыл новый этап жизни) и с десяток на сердце – ожогами пламени и холода.
Недавние шутливые мысли о любовнике сейчас кажутся неуместными. Я думал, что оправился, а оказалось, это действие успокоительных.
Смотрю на свое отражение и ничего, кроме отвращения, в его глазах уловить не могу. А так хочется тепла, хоть толику ласки…
Нет. Это непозволительная слабость. Как же тебя легко выбить из колеи, Катце.
Ты слабак! Ты вообще должен радоваться, что в кои-то веки тебя кто-то поимел! Не все тебе мозги другим *бать – твой тощий зад тоже на что-то годен! Благодари судьбу, что хоть кто-то на тебя позарился! Ну и что, что грубо? Ты не элитный пэт, чтобы тебя облизывали! Можешь послать парням открытку с благодарностью!
Звон стекла. Смотрю на разбитую руку, поднимаю взгляд – зеркало вдребезги.
Рауль
Полумрак заполняет комнату, обнимает предметы, бережно обволакивая. Лишенные тканевой защиты перчаток пальцы ласкают холодное стекло бокала. В сумраке вино в нем кажется черным и вязким, словно нефть.
Напиток с миндальным привкусом сливовых косточек оставляет в душе горечь. 10 лет прошло, 3652 дня с тех пор, как его отправили на эвтаназию.
Теренс Го. Мой наставник, блонди, что научил меня жить, а не выживать. Любить.
Ха! Кто сказал, что Юпитер создает блонди, лишенными возможности чувствовать? Дайте мне этого умника, и я его откорректирую!
Если б не эта возможность, блонди были бы лишь терминалами в телесной оболочке.
Каждое восприятие состоит из множества ощущений: вкусовых, тактильных, аудиальных – они сливаются в целостное восприятие, объединенные общим смыслом и значением. Оценка ситуации не может осуществляться без эмоций, иначе бы никто из блонди не выжил. Не смог бы понимать федералов, их скрытые мотивы. Любой опыт необходимо пропустить через себя.
Единственное отличие блонди – это более совершенный контроль над своими чувствами.
Помниться, тогда меня это открытие шокировало. Тогда Теренс сказал мне:
- Рауль, ты должен научиться любить.
- Что? Но…- ошарашенный 13-летний мальчишка пытался не проиграть лукавому взгляду серебристых глаз.
- Рауль! Юпитер любит своих сыновей и, не таясь, говорит им об этом прямо. Если ты хочешь чего-либо добиться в науке, ты так же, как и Юпитер, должен любить свои создания, понимать их красоту, видеть их уникальность.
Он привил мне любовь не только к продуктам моей деятельности, но и к искусству. И я начал видеть искусство в своей работе, поэтому и занял свою должность.
Я получаю эстетическое удовольствие от жизни. Я восхищаюсь несовершенством некоторых вещей, потому что так они выглядят натуральными, а нет лучшего творца, чем сама природа. Я восхищаюсь красотой проделанной работы, выверенной гармоничностью, что делает ее успешной.
Я беру образы из литературы и живописи и воплощаю их в фенотипе, в замещенной памяти, придавая ситуации неповторимый окрас.
Нет в этом мире ничего одинакового. Это я знаю точно. И я ценю индивидуальность: в мире, где производство даже высших существ поставлено на конвейер, она – единственное, что позволяет ощущать себя собой. А значит – знать свои сильные и слабые стороны, обращать свою слабость в силу.
Если бы не уникальность, присущая каждому, не было бы ни игр, ни правил, ни системы. Ведь не скрепленные ничем элементы просто-напросто рассыпались бы.
Теренс научил меня не бояться эмоций, но признавать их силу и значение. Мне жаль, что его нет. Мне нравилось быть любимым, а он любил меня. Он показал мне мир, каков он есть: грязный, уродливый. Но стоит присмотреться, и найдешь маленькую деталь, заставляющую пересмотреть всю картину. Все равно, что смотреть на мир, фильтруя спектры световых волн: каждый раз все вокруг неумолимо изменяется.
Я ищу штрихи, которые оправдывают существование, чего бы то ни было. Я нахожу прекрасное в мелочах: в мягком переливе красок сьюта, в геометрической строгости движения бильярдного шара, в легком привкусе миндаля, в пряном запахе корицы, в живом блеске чайных глаз.
Я благодарен тебе за это, Теренс, мой второй создатель. Я пью до дна.
Катце
Гудит голова, саднят порезы на руке. Пространство комнаты подозрительно покачивается. Странное ощущение, как будто иду в невесомости, каждым шагом подпрыгивая к потолку и ударяясь об его ровную поверхность – боль глухо отдается во всем теле.
Чтоб я еще раз выпил снотворное? Да лучше сразу прыгнуть с башни Эоса.
Кофе. Черный. Горьковатый. Хочу.
Но сначала душ. По привычке смотрю в зеркало, которого нет. Ну, скажем, ничего хорошего я бы там все равно не увидел.
Теплые струи бьют по спине, и я оживаю. Наскоро вытираюсь полотенцем и накидываю халат на еще влажное тело. Теперь кофе и первая утренняя сигарета. Хотя, наверное, не утренняя. Да, уже 12 по полудни.
Включаю комп и очухиваюсь только к шести вечера – в дверь настойчиво звонят. Я выпил примерно десять чашек крепкого кофе и мне уже все равно, пусть хоть весь флот Федерации стоит на пороге, поэтому открываю, даже не взглянув на экран вызова. Через проем на меня смотрит пара болотно-зеленых глаз, которые затягивают меня куда-то в свои глубины, плотно обволакивая тело тиной, не давая пошевелиться.
Рауль отстраняет меня и без приглашения заходит внутрь. Когда я выхожу из ступора, что Первый Блонди Амои сияющим облаком посетил мои апартаменты, то обнаруживаю последнего сидящем в кресле в гостиной (ну и спальней по совместительству).
- Добрый вечер, Катце.
- Здравствуйте, господин Эм.
- Просто Рауль.
- Как пожелаете, Рауль.
- Вы бледны, Катце.
Я попал на светский раут, а меня забыли предупредить? К чему такое внимание к моей персоне?
- Не заметил.
- Что с вашей рукой?
Бля.
- Случайность.
- Как вы себя чувствуете?
Можно мне забиться за кровать? Я буду очень тихим. Пожаааалуйста.
- Катце.
- Удовлетворительно. Вы что-то хотели?
- Проверить, как идет выздоровление.
- Идет, - больше из себя ничего выдавить не могу. Я не понимаю, что происходит, лишь чувствую абсурдность ситуации. Кажется, мои мысли иммигрировали с Амои. В голове записка «Не жди».
- Что-то вы неразговорчивы. Это невежливо.
Это означает, что меня сейчас швырнут в дальний угол комнаты?
- Чаю?
- Зеленый с лотосом.
Отправляюсь на кухню, все лучше, чем этот непонятный разговор. Никакого участия, никаких эмоций (а ты ждал, что он тебе на шею кинется, мол, Катце, сколько лет сколько зим, давно не виделись – со вчерашнего дня). Мне не ясно, зачем этот визит, зачем эти расспросы.
Насыпаю зеленые горошины в заварочный чайник, заливаю кипятком. Что-то не так.
Чувствую спиной тепло чужого тела: Рауль стоит почти вплотную ко мне и через мое плечо тянется к полке с чаем, крутит в руках черную с серебром коробочку и ставит на место.
- Что-то не так?
Мысли читаешь, господин нейрокорректор.
И тут его рука ложится мне на живот. Юпитер, на мне же, кроме халата, ничего нет. Я забыл переодеться.
А теплая ладонь в то время мягко скользит вверх и застывает на ключицах. Второй рукой он забирается в волосы на затылке и медленно поворачивает мою голову так, чтобы я его видел.
Я затаил дыхание. Тупо смотрю ему в глаза, пытаясь понять, где подвох. А он абсолютно серьезен.
- Ты взял в привычку не отвечать мне.
Его левая рука все еще придерживает мой затылок, чтобы я не отвернулся, а вот правая снова начинает движение: теперь уже вниз, и, дойдя до пояса, легко его развязывает.
- Не надо, - неуверенным голосом. Я не могу не дышать, но получается плохо – хаотичный ритм. Когда лицо блонди приближается к моему, я закрываю глаза, а он проводит языком по моим губам, чуть прикусывает, правой рукой оглаживая мое бедро. Немного отстраняется, застывая в миллиметре от моего рта.
Не надо. Не сейчас, я же …я же потом не знаю, что сделаю, если ты меня оттолкнешь. А ты можешь, для тебя это игры. Это невыносимо, ловить губами твое дыхание, не смея двинуться. Я не знаю, что у тебя на уме: в следующее мгновение ты можешь свернуть мне шею с той же легкостью, с какой сейчас касаешься моего члена.
Судорожно вздыхаю и тянусь губами к тебе. Ты резко разворачиваешь меня, почти подкидываешь, и я инстинктивно обнимаю тебя за шею, а ты закидываешь мои ноги себе на талию. Целуешь в губы, сначала нежно, потом - все настойчивее. Переключаешь внимание на шею, языком вдоль линии подбородка, прикусываешь мочку уха.
Сажаешь меня на стол, стягивая с плеч халат. Я пытаюсь расстегнуть твой сьют, не выходит – руки не слушаются. Отрываешься от меня, избавляясь от одежды. Я думаю, что ты в любой момент можешь передумать, развернуться и уйти. От этих мыслей хочется выть.
Ладонь на солнечном сплетении чуть толкает назад, я поддаюсь и ложусь на стол, впиваясь пальцами в его края. Нежные касания пальцев по внутренней стороне бедра, скользкий палец прислоняется к анусу. Смазка? Ты это планировал? Мягкое надавливание, целуешь живот.
Дыхание срывается на хрипы, ты трахаешь меня пальцами, а я смотрю в потолок и вижу звезды. Маленькие белые звезды – и вдруг взрыв сверхновой. Почти не больно, ты необычайно ласков. И это меня пугает. Если я привяжусь к тебе, то это конец, это меня убьет.
Додумать я не успеваю: все мышцы резко напрягаются, словно пронзенные судорогой, кажется, я кричу, слышу твой стон. Какая-то невесомость (наверное, день такой), прохладный шелк простыней, жутко хочется спать. Целуешь за ухом. Ммм…
- Кот, - доносится до меня, я кожей чувствую твою улыбку. Мне кажется, что я живой.
Рауль
Дверь открывается лишь через пару минут. Катце застыл на пороге каменным изваянием. Отстраняю его, прохожу в комнату и занимаю кресло, которое себе присмотрел.
Ни к чему не обязывающий разговор, почти на автопилоте.
Катце бледен, явно плохо спал. Под глазами залегли тени. Зато ему очень идет шелковый халат. Он облегает тонкую фигуру, потоками струясь к полу. Ред стоит по среди комнаты, как будто это не его квартира. Длинные пальцы на правой руке исцарапаны.
Он не напуган, не прячет взгляда. Вот только в глазах его я вижу одиночество, отчаяние, боль – интересный коктейль. Кажется, я пришел вовремя. Он так откровенно беззащитен сейчас. Я вижу, что он мерзнет. Нет, не физически. Просто радужки глаз будто подтянуты тонкой пленкой льда.
- Чаю?
- Зеленый с лотосом.
Катце удаляется на кухню с явным облегчение: движения становятся плавными, уверенными. Красиво.
Неслышно застываю в проеме двери и наблюдаю за приготовлением чая. Точный экономичные действия, ни единого лишнего движения. Чувствуется его сила, и в то же время он выглядит хрупким. Мне нравится это сочетание. Мне нравится это тело. Мне нужен он целиком.
Подхожу к нему со спины, протягиваю руку к полкам, чтобы повертеть какую-то коробочку в руках. На самом деле, чтобы почувствовать его ближе. Теплая кожа, запах табака и корицы.
- Что-то не так? – тихо говорю прямо над ухом.
Он напрягается, когда я кладу руку ему на грудь. Второй я поворачиваю его лицом к себе, зарывшись в шелковые пряди. Он ждет, а я ласкаю его, проводя ладонью до ключиц.
Он смотрит мне в глаза, будто пытаясь найти ответ. Нет, ты его не получишь, но я дам тебе кое-что другое. Тебе понравится.
- Ты взял в привычку не отвечать мне.
Скольжу правой рукой вниз, развязываю пояс, поглаживаю живот. Кожа такая мягкая, теплая. Я хочу большего.
- Не надо, - почти просит он. Касаюсь его губ, провожу по ним языком. Отстраняюсь, оставляя минимальное расстояние для его инициативы, и начинаю ласкать его член, медленно двигая рукой по стволу. Его дыхание становится прерывистым. Глаза закрыты, ресницы чуть подрагивают в ожидании. Хочется коснуться их губами, почувствовать их дрожь.
Но нет. Теперь твой ход, Катце. Давай же, ты ведь хочешь меня. Ты знаешь, что нужно сделать. И делаешь: осторожно тянешься мне навстречу. Правильно.
Разворачиваю тебя, закидывая твои ноги себе на талию, и позволяю насладиться твоим вкусом. Терпкий привкус сигарет и кофе, чуть горьковатый. Мое любимое сочетание. Я знал, что не разочаруюсь. Отрываюсь от губ и пробую языком шею, зубами – ухо. Горьковато-соленая кожа плавиться под моими прикосновениями.
Я чувствую все нарастающее желание: завладеть, обессилить, утолить голод, заполнить пустоту. Люблю многофункциональность.
Сажаю его на стол, стягивая халат. Катце так нетерпелив, но руки уже не слушаются его, и мне приходится оторваться от его гибкого стройного тела, чтобы раздеться.
Я полностью отдаюсь ощущениям: ласкаю его кожу, чувствуя напряжение мышц под ней, скольжу губами по его распластанному на столе телу. Он смотрит невидящим взглядом в потолок, постанывая и выгибаясь. Такой отзывчивый, такой нежный, такой прекрасный.
Сегодня я буду очень нежен: я хотел, чтоб этот вечер был именно таким – нежным и томным. Я подготавливаю Катце, и когда чувствую, что он готов, медленно вхожу в него и начинаю двигаться.
Узко, жарко. Он бьется подо мной, словно птица в силке. Наверное, так оно и есть.
Тихие полостоны-полухрипы наполняют комнату, он прогибается в пояснице, и мой член крепко сжимаю мышцы. С моих губ слетает стон, и, мгновение спустя, меня накрывает оргазм.
Отношу Катце на кровать и даю себе немного времени полюбоваться: смуглая кожа блестит от пота, стройное тело расслаблено нежится на простынях, на губах играет еле заметная улыбка. Я наклоняюсь и целую за ушком, он сонно мурлычет в ответ.
- Кот.
Когда я уходил, Катце уже спал.
|
))) Теперь страшно (с ужасом) жду окончания...
- участник сейчас на форуме