Отправлено: 03.05.07 02:43. Заголовок: Без тебя-4

Народ, я опять кончилась. Мне уже стыдно, ей Богу, но вот очередная тема.

Без тебя - Рауль/Рики. Игра не по правилам.
Пейринг: Ясон/Рики.
Комментарий автора: окончание не за горами.

 Отправлено: 18.05.07 05:15. Заголовок: Re:

Тень полуночи, ну что Рики будет с Ясоном и что все это одна серия - это понятно. Я и не утверждаю, что Рауль сможет достичь своей главной цели, но, имхо, он вполне может "выиграть по очкам", нехило потрепав Рики (и Ясону заодно) нервы - грубо говоря, поимев в мозг. Потому что пока, по моим ощущениям, он ведет: Рики пошел и скушал наживку, как хороший мальчик, - отлично товарищ нейрокорректор его просчитал.

 Отправлено: 18.05.07 12:49. Заголовок: Re:

Liebe

цитата:

отлично товарищ нейрокорректор его просчитал

Ну на то он и товарищ нейрокорректор.
Но на мой взгляд, раз он не достигнет цели, то он уже заведомо в проигрыше. И тем более обидно проиграть, когда вначале все идет по твоему плану. Так что когда все это изящное построение благополучно или не очень развалится, но иметься будет как раз мозг Рауля... Но это, конечно, моя ИМХА

 Отправлено: 18.05.07 17:44. Заголовок: Re:

"не спорьте, горячие финские парни!" (шутка, продолжайте в том же духе - такая дискуссия!)
а вот не верится как-то, что у Лаэля все будет хорошо!

 Отправлено: 26.05.07 22:56. Заголовок: Re:

"нехило потрепав Рики (и Ясону заодно) нервы - грубо говоря, поимев в мозг."

Отольются кошке мышкины слезки!

"а вот не верится как-то, что у Лаэля все будет хорошо!"
Это смотря что считать хорошим.

А теперь для didelma. Все собираюсь Вам ответить и только сейчас собралась.

Поэтичность. Впечатление возникает из-за попыток автора изобразить на бумаге образность мыслей. Конечно Рики думает не такими словами в большинстве своем, но такими образами и впечатлениями от той или иной ситуации. А поскольку человек он эмоциональный и впечатлительный, то образность, яркость мыслей должна быть большой. Проще всего это изобразить типа поэтическими методами. К тому же по моему, гы-гы (от приступов совести я не помру) сценарию, Ясон занимался образованием Рики. Я ведь обоих озадачила псионическими способностями, при чем нудлающимися не только в развитии, но и познании, калссификации и так далее. А так как операторов только двое, то второму никак нельзя оставаться девственно-необразованным.
Социальная озабоченность. В романе постоянно подчеркивается. что Рики - лидер, харизматический лидер и именно это свойство и привлекло Ясона. А поскольку подавить это свойство не удалось (иначе б вся любовь накрылась тазиком), то оно должно себя заявлять.
С моей точки зрения, после тяжелого психологического прессинга, в котором он пребывал в Эос, Рики как любой нормальный человек нуждается в отдыхе. Но не год. и не два и не всю жизнь - потому что такое свидетельствует о ломке характера. Если же характер не сломан. то отдохнув, он немедленно потребует восстановления утраченного ощущения - собственного достоинства, гордости. авторитета. В Церес, реализация этих потребностей в профессиональной сфере невозможна, значит должна быть реализована в социальной. Либо он становится страшным бандитским авторитетом - крутым убийцей проще говоря. либо... тем авторитетом, который способен покровительствовать. Я взяла на себя смелость не делать из Рики убивцу.

 Отправлено: 04.06.07 01:41. Заголовок: Re:

– Решил увлечься благотворительностью?
Лис по обыкновению курит, немилосердно щуря узкие длинные глаза. Его длинным нервным пальцам тонкая никотиновая палочка очень идет, и Рики ловит себя на странном желании отвести медные рваные пряди с худого лица и куда-нибудь их заколоть. Потому что бесконечный табак и бесконечный же кофе, пожелтевшие кончики пальцев и нездоровая бледность кожи – это все подходит Лису. Это его неотъемлемые индивидуальные признаки, так же как и шрам на щеке, как равнодушная мрачность, циничность и превосходный интеллект.
Это все – его признаки Лиса, и они создают ему отличную защиту от окружающей среды. Но эти беспомощные пряди – ничего не закрывающие, но выдающие его желание прикрыть лицо – это сбой защитной системы. Они выпадают из образа и заставляют думать, что то, что у Катце находится глубоко внутри – мудрость, любовь и самоотверженность – слабее, чем на самом деле.
«Ты слишком сильный, мужик, чтобы комплексовать». Отвечать Рики не хочется. Точно так же, как и выстраивать даже мысленно цепочку, по которой Катце дошел до нужного вывода. Хотя тут и выстраивать нечего: в отличие от несостоявшихся сыщиков для того, кто наблюдает картинку Цереса изнутри, намного проще найти правильные ответы.
– Знаешь... добрые боги милосерднее, если им тоже приносить жертвы. Периодически.
Ответ откровенно удивляет дилера: он затягивается, произносит холодно, но с заметной долей сарказма.
– На Амой один бог – Юпитер. А ты уходишь от ответа.
Рики послушно кивает, ничуть не смущаясь от обвинения в лукавстве:
– Ага, а Консул – пророк ее, – специфический такой пророк, своевольный. Почему он опять о нем думает? Почему все время к нему обращается? Почему, терзаясь сомнениями, он опять обращается к недоступному блонди?
«Представляешь, Ясон, я убил того гада для того, чтобы его не убили мои друзья».
«Меня не удивляет твое решение. Я знаю, что ты склонен к самопожертвованию».
Красивые слова. Слова, может, и красивые, но доказательство из рук блонди такие убедительные, что благородное и высокое чувство превращается в кошмар: «Я больше не хочу наказывать тебя, Рики, это отвлекает и забирает время. Отныне эти петы будут нести твое наказание». – «Не смей! Пусти их, слышишь?! Черт, ты больной!» – «Криком ты им не поможешь. Веди себя прилично, я знаю, что ты умеешь быть примерным».
«Ты сам говорил, что убийство необратимо меняет психику человека».
«И разве я не прав?»
Прав, он больше не может летать. Даже во сне. Для полета нужны чистые мысли, а Рики думает, сколько и кого он сможет убить. Ему, кажется, что многих.
«А знаешь, блонди, я тут собрался влюбиться. Как тебе такой расклад?»
«Влюбиться?» – синие прекрасные глаза с искренним интересом рассматривают его, словно находят ответ в дрожи его губ или рук. Нет, конечно, Ясон ощущает его чувства, впитывая жадно и бесстыже: – «Попробуй. Любопытно было бы посмотреть».
Посмотреть. Почему блонди всегда прав? Ну почему?
Катце все еще в недоумении, и Рики поясняет.
– Ну-у, Юпитер – один бог, а Первый Консул – пророк ее. И да – ухожу от ответа.
Полукровка закидывает согнутые руки за голову, откидываясь на неудобном стуле, рассеянно следит за танцорами на сцене, и Катце вновь ощущает, как утекает в неуловимое нечто внимание и мысли монгрела. И ощущает с досадой: мало кому достается честь вести непосредственные беседы с дилером, особенно если этот кто-то – всего лишь бандит и грабитель, пусть и чертовски удачливый, и Катце давно уже обладает вполне достаточным авторитетом и репутацией, да и соответствующими мозгами, чтобы заставить любого собеседника концентрировать свое внимание только на нем.
А Рики его чуть ли не игнорирует. И уж, во всяком случае, не считает особо важным их разговор, монгрел окончательно зарвался. Рыжий раздраженно гасит окурок об столешницу, но почти сразу берет себя в руки.
Он-то уже давно не мальчишка и давно не уличный бандит, чтобы демонстрировать обиду от невнимания собеседника: это решается иначе.
– Знаешь, Темный, твои жертвоприношения – это твое частное дело. Но когда в результате твоих действий по умасливанию богов начинают портиться мои отношения с ними – я вынужден предпринимать какие-то противные действия. Банду подставить не боишься?
Рики медленно поворачивается, выражение лица остается таким же спокойно-мечтательным, задумчивым, как нарочно. Потому что такое выражение делает Рики невероятно привлекательным, подчеркивая, усиливая то ощущение уникальности, яркости этого кусочка жизни, превращает юного мужчину в кого-то необыкновенного – из тех, что носят в себе недозволенные силы и желания и право на них. И тогда особенно остро, до боли, чувствуется неправильность его нахождения здесь.
Героям не место в грязи, их мир – небо, мечты и приключения, и никто не имеет права заставлять больших красивых птиц ползать по навозу. И темный бешеный свет, вспыхнувший в глубине зрачков монгрела, ничуть не умаляет впечатления.
Очень неподходящий момент для того, чтобы причинять боль наглому полукровке.
– Откуда такая заботливость, Катце? Тоже решил увлечься благотворительностью?
Вот хам. Дилер обозначает нечто вроде улыбки, равнодушно-спокойно, обезличенно продолжает деловым тоном:
– По тем же причинам, монгрел. Мне безразлично, спалите вы на этом деле ваши задницы или нет, – появится другая банда, и мое положение от этого не изменится. Но если тебя и твоих «Бизонов» начнут искать люди важные и чересчур именитые – пострадает мой бизнес.
Катце замолкает на секунду, тщательно обдумывая собственные слова. Если бы это был обычный бандит, пусть какой угодно удачливый и опасный, пусть с боевиками, а не бывшей уличной шантрапой, – да хоть криминальный авторитет, прикрытый кленовым листиком гражданства, – вряд ли дилер снизошел бы до объяснений и уж тем более до личной встречи. На личные встречи могут рассчитывать только его ближайшие подчиненные, особо перспективные в разных областях деятельности товарищи и... его собственный босс.
Но никак не исполнители. Понимает ли это полукровка? Черное сверкающее бешенство в глазах густо смешано с тоской и умом, но состав смеси малоизвестен. Если понимает – должен испытывать как минимум обеспокоенное удивление. Если не понимает – проявлять наглость, ошибочно определяя причину поведения дилера своей значимостью. Судя по равнодушно-легкому невниманию полукровки имеет место вариант номер два. Идиот.
– И бизнес многих других – тоже.
Хотя с другой стороны, которая не может быть известной цересской крысе, причиной усердного внимания дилера является как раз его личность – личность Рики Темного. Потому что, как на грех, это именно та особь, которая вызывает настойчивый интерес блистательного блонди, и ему приходится прилагать определенные усилия, чтобы выполнять возрастающие требования хозяина. Слухами Минк перестал удовлетворяться.
Если бы Рики не был петом Первого Консула, интересовал бы он Катце сам по себе? Интересовал бы, как интересует любого нормального деятеля черного рынка дарование яркое и неуправляемое. Но вот допустил бы он личные контакты без условий подчиненности – это вряд ли. А Рики неуправляем и не желает подчиняться – это совершенно однозначно. Как он мог быть петом? Что такое делали с яростным, веселым и наглым монгрелом, чтобы он... дрочил по приказу? Трахался на глазах у возбужденной и не очень публики? Или все-таки его любили?
В голове понятие «любовь» и «Ясон» в одну конструкцию не ставятся, хоть убейся. Секс и Ясон? Одновременно и более правдоподобно для блонди, но и более невозможно для Ясона. Так кем был и кем остается для Ясона темноглазый мальчишка? Что значат его слова, что чем дальше, тем они диковиннее и невероятней? Как он им управлял, да еще и так, чтобы вернувшийся в Церес монгрел, хоть и потерял в смехе и самоуверенности, ни твердости духа, ни ярости, ни воли не утратил ни капли?
Он, допустим, рожденный этой звериной средой и с успехом ею управляющий, подчинять умного и смелого бандита не хотел бы. Парень обладает настолько сильной волей к независимости, что работать с ним много спокойнее и результативнее на правах временного сотрудничества. Конечно, любого человека можно вынудить подчиняться, но можно с уверенностью сказать, что Рики сопротивлялся бы до последнего и затраты на насильственное использование значительно превысили бы выгоду. Это просто невыгодно, так как ему быть?
«Знаете, Ясон-сама, это Ваш подчиненный – вот Вы ним и руководите». Жаль, не выскажет он своего мнения блонди, но эти минуты личного разговора вызывают столь сильную вспышку и раздражения, и удивления, и признания исключительного обаяния, яркости полукровки, что Катце начинает понимать блонди и бессознательно поддерживать его выбор. Если уж искать Первому забаву, то она должна быть выдающейся.

 Отправлено: 04.06.07 01:43. Заголовок: Re:

– Намекаешь, что в случае излишнего внимания «больших людей» найдется, кому указать нужное направление? – голос Рики такой же спокойно-задумчивый, как и выражение лица, но нехорошие огонечки в глазах становятся ярче.
– Не намекаю, Темный. Это очевидный факт.
– Как сказать.
«Бизоны» были в масках, агента и заказчика он пристрелил, благодарный монгрел скорее язык откусит, чем проболтается, но если совсем честно, то Рики больше надеется не на его честность и верность, а на подкрепление оных благородных чувств денежной помощью, позволившему монгрелу с пацаном немедленно переехать.
Фискал... ну да. Он знает, кто интересовался – собственно, это единственная реальная ниточка, выводящая прямо на «Бизонов», и если подходить к делу рационально, то многознающий сей товарищ – первый кандидат в покойники. Но убить человека за то, что он может на него донести – голоса ада не настолько сильны в душе монгрела, чтобы пасть так низко. Так что остается только рассчитывать на ум шпика: дела Цереса касаются только Цереса, и передавать его секреты дальше – верх глупости.
Рики хмыкает в такт своим мыслям, садится, упираясь локтями на стол и приближаясь, насколько возможно, к собеседнику, смотрит пытливо и со странной дразнящий иронией. Катце взгляд выдерживает, но не может не отметить про себя, что Рики его... нервирует.
– Катце, в то, что ты, следуя примеру капитана галактики, предупреждаешь о своих намерениях противника, я, извини, не верю. Судьба «Бизонов», по твоим же словам, тебя тоже не волнует. Так может ты решишься, наконец, и объяснишь, какого черта тебе от меня нужно?
«Какого черта? С моей точки зрения дилера – я хочу спокойствия и безопасности, а ты меня их лишаешь» .
– Хочу быть первым, кто узнает о твоих ошибках. Ты стал довольно заметной фигурой, Темный, и твои авантюры стали затрагивать интересы больших людей.
– Разумная точка зрения. Без сомнений. Настолько больших, что ты приставил ко мне своих шпиков?
Какая-то дубина прокололся, всего лишь следя за полукровкой. Дьявольски внимательным при желании. Лис гневно щурится, крепко затягиваясь и так же крепко ругаясь про себя: «Узнаю – душу вытрясу. Работнички, блин».
Но вслед за праведным гневом в голову приходит и куда более опасное для него подозрение: что имеет в виду Рики, говоря о больших людях? Этого не может быть. Просто не может! Вот об этом точно некому говорить. Так откуда?
Рики злость и тревогу на лице обычно невозмутимого дилера, толкует иначе. Хотя степень волнения и смущает несколько: Лис всегда воспринимался псиоником, как нечто плотное и замкнутое, шершавое и непроницаемое снаружи, но пестрое и разнообразное изнутри. Чувства Катце, вылазя из кокона, всегда ощущались материальными, острыми и цветными, а холодный ум рыжий ни от кого и не скрывал. Но внимание Катце было странным, двухслойным, и словно вызывало раздражение у самого хозяина.
– Да ладно тебе, не дергайся, босс. Никто из них тебя не выдал. Но когда в следующий раз пошлешь их за кем-нибудь следить, вели не связываться с тобой через обычные коммутаторы: память о звонках сгружается периодически, а не после окончания связи.
Но, правда, надо иметь в виду, что Рики считывал звонки напрямую, пользуясь ИК-портом. Для аналогичного действа более традиционным способом надо два приспособления, включенные параллельно на линии, или доступ в районный коммутатор. Какую версию предпочтет рыжий – его проблемы.
Катце медленно затягивается, слегка успокаиваясь: значит только о слежке пока речь. С другой стороны, он только что выяснил, что недооценил монгрела, а умный человек должен уметь извлекать выгоду из своих ошибок. А он, похоже, впадает в типичную для умников ошибку: раз он умный, то умнее всех.
Однажды ему весьма убедительно доказали, что он не прав. И Катце был свято уверен, что второго доказательства не потребуется. Хотя с другой стороны, не так уж он и не прав: редко, когда человек, обладающий сильным, выразительным характером является еще и носителем интеллекта. Природа справедлива, как зараза: первому – красоту, второму – ум, третьему – богатство, четвертому – совесть. Все вместе бывает только... да ни у кого не бывает.
– Учту, – почти равнодушно благодарит рыжий, а Рики продолжает отстраненно рассматривать его своими темными глазами. И у Катце появляется очень неудобное чувство, что он просматривается насквозь.
Это не похоже на блонди. Под взглядом Ясона чувство становится фактом и не подлежит сомнению, но и то ощущение знания, что-то скрытое и чересчур сильное для трущобного жителя, тоже кажется угрожающим и неприятным.
Какого черта?
– Так что, тайна за тайну? – злые яркие искры не гаснут в темном взоре полукровки, но каким-то непонятным способом эта злость и ярость не относятся к дилеру, скорее – к общему положению вещей, которое Рики не устраивает. И каким-то образом Катце это понимает.
И что значит его предложение?
– И что же ты можешь мне предложить, монгрел?
Вот интересно, что подумал в тот момент рыжий? Правда же интересно, но воспитанный, как легендарный кролик, Катце многое удерживает внутри и не высказывается.
– Ну, например, почему ты можешь быть совершенно спокойным по поводу беспокойства «больших людей». Определенно им не до рядовой нелегальной студии. Я даже уверен, что ее истинный хозяин благословляет дело рук неведомого поджигателя.
Городская компания по уничтожению или, что вернее, существенному сокращению числа нелегальных студий ВСВ стартует буквально через пару дней. Взломать базы подобных операций – дело чрезвычайно трудоемкое и опасное. В принципе, возможно все – это не пустые слова, – но время, которое понадобится команде самых талантливых хакеров на такую операцию, может сыграть роковую роль в их короткой биографии. Потому что если рядовые операции Юпитер не контролирует, то масштабные компании, тем более, на нескольких уровнях, да еще и чреватых скандалами, находятся под ее наблюдением и опекой. В переводе это означает, что информация идет полноценным восьмеричным кодом для удобства руководящих «ониксов», а от всех остальных потребителей закрыта головоломной защитой, с использованием биоников-кодировщиков.
Конечно, Рики нечего и думать взломать такое. ИК-порт и неудаленный чип-накопитель позволяют ему подключаться к операционному полю данной конкретной машины в бесконтактном режиме и работать в третичном коде максимум. Несмотря на ничтожность подобных успехов перед элитой или классом модифицированных операторов, Рики все же получает существенные преимущества перед обычными хакерами: ему не требуются оборудование и программы для взлома доступов, его взаимодействие со стандартными объектами в сети не оставляет следов в буквальном смысле этого слова. Может и своеобразная, но забота блонди о своем питомце.
Опасность возникает тогда, когда Рики сталкивается с объектами, предназначенными для специальных пользователей: вышеупомянутая Элита, каналы спец-передач, потоки массивов данных. По ощущениям монгрела это можно сравнить с буйствующими стихиями посреди безмятежно двигающихся потоков и островов. Красота и мощь подобных явлений совершенно очаровывает полукровку, но стоит к ним приблизиться, мысленно прикоснуться – и сознание размывается в туман. Память, ощущения, личность сникают под напором бесконечно сложных удивительных конструкций, и инстинкт выбрасывает зарвавшегося смертного на поверхность обычного мира.
С дикой головной болью и плюющего кровью от перенапряжения. Вернувшись в сеть, Рики аккуратно облазил объект со всех сторон, представляя собой забавную аналогию с ребенком, которому подарили чересчур большую игрушку. Бросить жалко, а что с ней делать – неизвестно. Изолированность объекта подтверждала догадку о секретности проекта, омерзительное ощущение выворачивания внутрь собственных глазных яблок, переживаемое наяву, указывало на наличие защиты от обычных пользователей. Это когда массив данных проводят через кодирующий изолированный блок – одно из использований биоников, такое он видел. Отменно плохие признаки, не так ли?
Но если объект представляет собой проект, который готовится к осуществлению, то это значит, что периодически должна происходить дозагрузка данных и идти какие-то запросы, так ведь? Конечно, ввод данных, как и запросы, могут идти в таком же недоступном для него коде, в каком содержится база объекта, но это же полицейский комм, а не база Юпитер, в конце концов. Здесь полно вполне стандартных пользователей – так что, каким бы секретным ни был проект, касается он человеческих участников.
Беспокойство о безопасности своих друзей и чутье прирожденного искателя заставляет Рики проявить недюжинное терпение и упрямство. Так что монгрел торчит в сети до упора, пока виртуальное «тело» объекта не активируется и не разевает «алые уста»: вообще-то оно не в первый раз их разевает, но в первый раз поток был слишком высокой плотности для монгрела. Так что самовольному оператору оставалось только скрипеть виртуальными зубами от досады. Но на сей раз предоставленные данные – «свеженькие», наверняка, последние наблюдения полевых агентов или данные с биржи, и Рики быстренько пропускает «через себя» какую-то их толику.
Для анализа, к счастью, много не надо: хотя данные идут в двоичном коде, но это слишком для сравнительно небольшой мощности Рикиного чипа, – но большого количества и не понадобилось. Это были и впрямь данные наблюдения за объектами, причем такого интересного рода, что явно указывали на подготовку к взлому на всех уровнях, от физического до информационного. Объектами же были студии ВСВ – нелегальные, разумеется, что наполнило Рики чрезвычайным облегчением. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о сути предстоящей компании.
Что прослужило толчком в организации крупномасштабной операции, монгрела по большому счету не волновало. В любом случае, уничтожение одной из них частным лицом переставало быть событием первой категории перед государственной кампанией, а значит – обеспечивало безопасность частному лицу сотоварищи. Весьма утешительная новость.
Ну и... восстановление справедливости на локальном участке величиной с Танагуру тоже невольно грели сердце. Без конкретной привязки.
Что ж все-таки ожидал от него рыжий дилер? Слова Рики удивляют Катце каким-то особенным образом, и его двухслойное внимание становится необычно четким.
– И каким же образом?
Вообще-то Рики уверен, что Катце знает о предстоящей операции. Хакеры хакерами, а у человека его уровня должны быть агенты среди полиции. И мозгов у Лиса вполне достаточно, чтобы уразуметь, с чего это неказистые частные студии вдруг стали пользоваться таким вниманием. Проверка на вшивость?

 Отправлено: 04.06.07 01:45. Заголовок: Re:

– Ну, знаешь, я думаю, что амойскому казначейству надоело, что некоторые прыткие граждане его обманывают. Во всяком случае, на такие суммы.
То, что часть участников операции – и, между прочим, большая часть – подвиглась на работу соображениями не только экономическими, но и, подчиняясь голосу совести, особого значения не имеет: все равно основным движителем проектов являются интересы экономические. Социальными они становятся только политые соответствующим соусом. Соус в данном случае имеет происхождение из высших эшелонов власти, и одна из компонент представлена лично Главным Нейрокорректором. Занятно, правда?
– Так что оно решило прибегнуть к помощи полиции и проверить разрешения у некоторых студий. Для многих из них это кончится дурно.
Иронично-вежливая манера выражаться, отнюдь не свойственная цересским крысам, определяется личностью собеседника. В присутствии Лиса Рики так и тянет выражаться языком более изысканным и предоставляющим больше возможностей для сарказма. Ум и репутация дилера предполагает наличие у него собеседников более высокого уровня – да даже «ковбои» Нил Дартс наверняка изъясняются на более интересном для него языке. Но Рики сленгом программистов и хакеров не владеет: у него совершенно другое восприятие информационной сети и нет опыта общения.
– А поскольку досмотру собираются подвергнуть студии и в Мидасе, и в Цересе, и внешников – их хозяевам будет, чем заняться.
– Внешников трогать не будут, – автоматически поправляет Катце и мысленно чертыхается от собственной оплошности. Вот что значит – испытывать чувства по отношению к объекту работы: в разговоре с противником или служащим он не допустил бы такой ошибки.
– Да? Не знал, – не слишком удивляется Рики, – значит, это для тебя не новость.
И почему-то при внешней открытости и выразительности лица полукровки остается непонятным, что именно произошло: то ли Рики действительно досадует, что не дал Катце новой информации, а значит, не имеет права настаивать на ответе, то ли монгрел просто «развел» Лиса на признание.
– Тогда почему ты говоришь об угрозе мне и моей банде?
Развел и мгновенно реагирует. Чертов мальчишка.
– Или у тебя ко мне какие-то личные счеты? Может, я могу что-то сделать?
Рики не испытывает страха: ненависть или другая какая мотивация, могущая заставить хладнокровного и всемогущего Лиса искать его гибели – угроза существенная. Но собственная жизнь и благополучие для Рики – уже давно вещь условная, не первый и не второй приоритет. Первый приоритет – у задачи нелегальной эмиграции его друзей, и в этом вопросе, так же как и в вопросе материального обеспечения, вражда или сотрудничество с Катце играют немалую роль.
Но если в сфере личных взаимоотношений Рики может проявить гибкость, то в вопросе неприкосновенности и будущего своих друзей он непреклонен и равнодушен к себе.
«Я могу убить Катце? Да, могу. Не хочу, очень не хочу, но пристрелю, если понадобится. Ты прав, Ясон, убийство себе подобного необратимо разрушает человеческую психику».
Может что-то сделать? Катце качает головой, действительно прилагая усилия, чтобы сохранить свою обычную невозмутимость. Тяжело свыкнуться с мыслью, что существует не только блонди, но и человек, способный взломать его защиту и бесстрастность, кажется, одним своим существованием. Есть ли некая справедливость в том, что этот человек накрепко связан с этим нечеловеком?
Может, и есть. Но та легкость, с какой Рики умудряется выдергивать из него нужные эмоции, сбивать с толку, раздражаться и желать чего-то, заставляет Катце проявить такие же свойства: вызывать эмоции и реагировать непредвиденным образом.
– Нет, сделать ты ничего не можешь, хотя ты и прав: мой интерес личного свойства.
В темных устремленных на дилера глазах по-прежнему никакого страха или тревоги – одна тоска. Приглушенная и недоступная тоска, как сожаление. Но какими бы ни были догадки монгрела, Катце уверен, что на такое объяснение Рики не рассчитывает, и испытывает немалое удовлетворение по этому поводу.
– Мой интерес личный, но не враждебный. Я не собираюсь подставлять тебя или твою банду, и без меня желающие найдутся, – не удерживается Катце от колкости и продолжает дальше сухим деловым тоном, так решительно не сочетающимся с чувствами, которые вызывают у него эти воспоминания.
– Видишь ли, я не всегда работал на черном рынке и не всегда занимался контрабандой. Было время, когда моя деятельность была легальной, хотя и тогда не полностью законопослушной, не сразу, правда, – Катце быстро взглядывает на своего несостоявшегося опекаемого, развеселившись внезапно от этой мысли, и продолжает.
– Я был фурнитуром.
Несколько секунд Рики смотрит в лицо дилера с неопределенным выражением в темных глазах: он знает. Был... в общем, случай – Катце определенно нельзя напиваться, алкоголь что-то нехорошее делает с его первоклассными мозгами. А может, то представление о Рики, как о младшем брате, за которым надо присматривать, чтобы не дать ему влезть в неприятности, на самом деле означает больше, чем он сам от себя ожидает, рыжий. Короче, болтать надо меньше. Даже если тебя зовут не Рики Темный.
Катце – «мебель», слуга для заботы о разноцветных малявках. Услужливое воображение тут же рисует Катце с неизменной сигаретой в зубах и чашкой кофе наперевес, бегающего за капризным петом и упрашивающего его выпить еще немножечко полезного лекарства.
Скорее можно представить дилера в черной коже и с этими прелестными малявками, вылизывающими его обувь, – вот это органичней смотрелось бы. Рики быстренько опускает глаза в стол, скрывая непутево-веселое выражение. Уж точно не ко времени.
– Я помню, – вполне сдержанно отвечает полукровка, продолжая изучать столешницу. Кастрат в качестве дилера Черного рынка – вещь неописуемая и реально невозможная. Но если четыре года назад сообщение заставило его подавиться стаутом, и было воспринято как сенсация, то на данный момент монгрел уже в состоянии сделать из него выводы.
Во-первых, человек, чей статус определен таким образом, но рискнувший ввязаться в дела, требующие жестокости, ума и недюжинной выдержки в равной степени, – человек исключительный при любых обстоятельствах. Так что, какими бы потрясающими и опасными ни были заявленные данные, – это не средство для шантажа. Вернее, средством-то такая информация является, но человек для подобного рода взаимоотношений неподходящий.
Во-вторых, совсем самостоятельно, без чьей-либо поддержки, информационной или материальной, завоевать такое место в нелегальной сфере нельзя. Можно довести карьеру до совершенства, если обладаешь нужными способностями, но начинать с нуля, придя извне без рекомендаций и проверок – нонсенс. Брехня чистой воды. И покровитель сей должен быть из числа весьма и весьма информированных лиц.
Знание – сила, знаете ли. Рики с этой истиной давно согласен.
Катце невольно оглядывается, быстро, из-под ресниц, так что сразу и не поймешь. Привычка к постоянной осторожности заставила его занять столик, окруженный тончайшей звуковой зашитой, обеспечивающей невозможность прослушивания, а сканер указывает на отсутствие мелкой шпионской техники. Паранойя? Может быть, но сохраненное и Юпитер не сотрет.
Темноглазый монгрел подымает взгляд – спокойный и сдержанный без признаков презрения или высокомерия полноценного самца, за что Катце невольно благодарен. Статус пета явно воспринимается полукровкой как более низкий.
– Я помню. Зачем ты мне это говоришь?
Информация все равно представляет опасность, и мотивы Катце остаются непонятными.
– Потому что ты не знаешь, у кого я служил фурнитуром.
Почему при этом всплывает только одно имя? Потому что он только его и знает? Или потому что только оно имеет значение? Необоснованное предположение, правда? Но темные прекрасные глаза раскрываются в немом нежелании слушать и услышать и полны обреченности предусмотренного знания.
– Я был фурнитуром Ясона Минка.
Ясона Минка. Катце может собой гордиться: та смесь боли, тоски, горя и отчаяния, что мгновенно отражается на лице монгрела способна снести к черту не только его фурнитурское прошлое. Словно буря вырывается: тьма, страсть, мольба и ненависть, сплошной поток черного света, и какое-то время Лис ощущает себя полностью погруженным в эту черноту и силу, в ярость, что сжимает горло и легкие наравне со всей остальной действительностью. Он тонет в этой тьме, теряя ориентацию, теряя собственное прошлое, захлебывается под водой чужой жизни, переполненной, насыщенной так, что она не вмещается в рамки отпущенного времени. Словно оказаться в середине ночи – непроглядной, но полной звезд бессмертных, – словно очутиться в сердце грозы – смертельной, и молнии летят в тебя.
Рики отводит глаза: черный взгляд, не глаза черные, а взгляд черный – и наваждение сникает. Что значит эта информация для него, кроме священного имени? Кроме того, что хладнокровный бесстрастный монгрел жил рядом с Ясоном Минком, смотрел на Ясона Минка, ПРИКАСАЛСЯ к Ясону Минку? «Ты прикасался к Ясону Минку, ты удостоился его внимания...
Жил рядом с Ясоном Минком – и что он с тобой сделал? Твоя поддержка, высокое покровительство... твой шрам и твоя невозмутимость...»
– С 16 лет. С момента выпуска. Мой первый и последний дом, – слова Катце отдает странной горечью, немедленно отзывающей внутри монгрела. Он вскидывает ресницы, и Катце невольно ожидает нового видения, которого никак не может быть.
И получает его: не такое мощное, но явное – черного цвета нити из желания, бешенства и преклонения, протянутые из глубины зрачков одного человека к другому. И это ощущение воспринимается как нечто родственное. Как бывает у двух людей, когда выясняется, что они любят одного и того же человека, одинаково сильно и одинаково безнадежно.
Жил рядом с Ясоном Минком: приносил одежды, готовил ему постель, касался его кожи, расчесывал его волосы – был рядом с ним, слушал его голос, видел его обнаженным. «Ты кастрат, парень, но скажи, все твое тело было охвачено огнем, не так ли?
Твой первый и последний дом? А я и не сомневался.»
– Почему?
– Я... заслужил его неодобрение, – дилер нехорошо улыбается, но вместо презрения в усмешке куда больше горечи и диковинного вида гордости. Его неодобрение – это ведь тоже знак внимания.
– Я нарушил правила, и Минк выставил меня вон.
«Был рядом с ним, разговаривал с ним, слышал его мысли, чувствовал его волю – изгнан за нарушение правил, но раз ты до сих пор жив и здравствуешь – то ты не любишь Ясона Минка».
– Тебе пришлось нелегко, – тяжело роняет слова полукровка. Отчего-то они плохо выговариваются, и их приходится выталкивать прочь с усилием.
– Не настолько плохо, как могло быть. Я.. видишь ли, очень любопытен по природе, а у личного фурнитура многовато соблазнов для тех, кто любит искать информацию. Я искал ее и нашел.
Из глубины памяти, как из подводного мира, подымается чудище со щупальцами, заставляя Рики вспомнить ту дикую беседу, когда он – опять он – стал свидетелем чрезвычайно редкого явления: пьяного и обдолбанного в ноль босса. Что-то о природе блонди и полигонах Юпитер. Что-то страшное, но давно преставшее быть страшным перед сведениями первоисточника.
Ясон многие вещи использовал для его дрессировки и подавления: процесс существования блонди, описываемой в свойственной Минку спокойной и уверенной манере, заставлял Рики холодеть от ужаса и отвращения, но послужили тем объяснением, что заставило его навсегда простить Консулу его жестокость. Когда человек рождается в самом аду, стоит ли осуждать его за кровожадность? А если существо росло в морге, стоит ли осуждать его за беспощадность и холод?
– ... и я считал себя удачливым и чрезвычайно умным. Безнаказанность и смертельная угроза в случае обнаружения лишь подстегивали меня и заставляли наполняться ощущением жизни. Меня не волновали их тайны, но мне бесконечно льстило, что я – я! – фурнитур и монгрел, могу на равных поспорить с элитой. Это заставляло меня чувствовать свое достоинство. Более того – превосходство. Так что, когда Ясон объяснил мне глубину моего заблуждения – мне показалось, что я тону в своем унижении.

 Отправлено: 04.06.07 01:46. Заголовок: Re:

Взгляд хозяина был совершенно спокоен: казалось, он не испытывает ни малейшего раздражения или злобы. Ясон был абсолютно спокоен, дружелюбен в той мере, в какой это могут показать блонди. Он излучал достоинство и непререкаемую волю, и лишь любопытство, искреннее благожелательное любопытство указывало на интерес блонди.
И кровь, капающая из рассеченной щеки. Крупными, быстрыми каплями. Кап-кап, кап-кап – утекала вместе с его достоинством, достоинством глупого монгрела, возомнившего о себе невесть что. Алые отпечатки густенько ложатся рядом друг с другом, и на ковре сразу приобретают неприглядный багровый цвет, словно здесь разлили какую-то никчемную краску, а не человеческую гордость.
Могла капать не кровь – могли вытекать его мозги, прямо на ковер из его умной головы. Лезвие, которым блонди нанес удар, заточено до толщины шелковой белой нити, по которой где-то до сих пор определяют, открыты ли глаза у Аллаха, изогнуто на конце плоским крюком, который с легкостью выдернул бы ему челюстную, скуловую или височную кость по выбору Консула. Или превратил бы в кашу весь череп.
Шуан-го – всплывает в памяти фурнитура причудливое название. Подарок, старинный клинок как образец максимальной функциональности, и некая иррациональная ирония заключается в том, чтобы видеть благородную сталь в руках другого максимально функционального существа. И в том, что нелепый монгрел засомневался в совершенстве обоих.
Три миллиметра, может и один, но пока почему-то – лишь боль, и ненужные вещи внизу, под ногами божества: его кровь и его гордость.
Катце подумал, что убирать будет тяжело, потому что кровь засыхает, и надо будет использовать специальный растворитель. У него такой мерзкий запах. Но потом решил, что, скорее всего, убирать будет другой фурнитур, так что можно не беспокоиться.
– Ты и вправду считал, что можешь добраться до закрытых данных, не оставив следа?
Катце молча глядел в пол и не шевелился. Щека болела зверски, но он понимал, что это только начало: блонди может резать его на кусочки весь вечер и всю ночь в свое удовольствие, и законодательство Амой будет целиком на его стороне. И даже если бы у Минка не было никакой причины – все равно. Внутри болело куда сильнее, намного сильнее. Вся его гордость, неистребимая гордость маленького смышленого звереныша, замахнувшегося на тайны системы, лежала на полу, истекая кровью, и от этого было намного больнее.
– Считал себя насколько умелым и знающим оператором?
Болит. «Да, считал, да, был убежден в своих знаниях. Мне ведь удалось, не так ли? Я же добрался. И хотя ты и поймал меня, но я-то все равно добрался! И ни наказание, ни изгнание, ни смерть этот факт не изменят».
– Ты действительно считаешь, что ты взломал базу? – голос звучит намного мягче и намного ближе. Сталь клинка холодна до ожога, когда приподымает его залитое кровью лицо навстречу прекрасным синим глазам. Навстречу любопытному снисходительному взгляду. И заговорившая было гордость подыхает от удара под ребро, корчась в муках и презрении. «Ты и впрямь считал себя таким умным?»
– Да, – тяжелый выдох, и лицо остается бледным, пока стыд жжет его внутренности. Да, он считал, а Минк просто забавлялся с ним.
– Ты хотел обмануть меня? – мягким и низким голосом и взглядом, полным укора. Льдистого искрящегося укора, как если бы Катце его обидел.
Разве блонди испытывают чувства? Нет, конечно, глупости какие. Разве блонди могут сочувствовать? Кому, своим слугам-неудачникам? Но сомнение в его преданности глупо и неправильно, но заставляют его только теперь испытать страх. Не перед наказанием, а перед Ясоном, перед возможностью остаться в глазах Ясона замаранным, кем-то недостойным его доверия.
»Тебя? Нет, блонди, никогда! Юпитер. Амой, хоть всю галактику! Только не тебя».
– Нет, – получается тихо и неубедительно, и Катце торопливо повторяет, – нет, я не хотел обмануть тебя. Только файлы... базу, не тебя.
– Хм, – Ясон неожиданно опускается на корточки перед своим фурнитуром, и любопытство в искрящихся льдистых глазах, оскорбительное в любом другом, от блонди ощущается, как привилегия.
Его внимание.
– Систему? Это государственное преступление, Катце. Ты думаешь, что ты говоришь?
Фурнитур кивает, с трудом сглатывая слюну. Ни черта он не думае, но сказал правду. Святую и истинную правду: он скорее согласился бы на государственное преступление, чем на предательство. Но какое до этого дело блонди? Так что он кивает, находя опору в своем согласии.
– Да.
– Хм, – таким же непостижимо легким грациозным движением блонди встает, прохаживается пару раз перед коленопреклоненным фурнитуром. Катце не смеет шевельнуться, даже голову повернуть, но взглядом следует за ним, не зная, какое выражение жертвенности и отчаяния написано на его лице.
Клинок, на котором ни капли крови, насколько быстрым было движения Ясона, похлопывает по ноге блонди, и Катце опять приходит в голову, что Минк легко может нарезать его пластами, а на орудии убийства не будет даже его крови, так что формально никаких следов преступления нет. Дурацкая мысль.
Не менее дурацкая, чем та, что вопит у него в голове: «Нет! Не прогоняй. Только не прогоняй от себя, Ясон!»
– Твои попытки были забавными, – произносит блонди. останавливаясь перед слугой, – мне было любопытно наблюдать за тобой и твоей работой. И хотя сами попытки говорят о низком уровне твоей осведомленности, но свидетельствуют об уме и мужестве.
Смертоносная сталь опять касается подбородка рыжего, заставляя его сильнее поднять голову. Глядеть прямо в глаза. Видеть.
– Мне нравятся эти качества в людях, и я не намерен растрачивать их впустую. У меня есть для тебя другое применение.
А глаза у него не холодные и не ледяные, они именно льдистые: разница здесь в том, что, когда что-то превратилось в лед, ты остаешься со знанием, что вещество может иметь другое состояния, и невольно ждешь этого другого и прилагаешь усилия, и ощущаешь гнев от напрасности усилий. Во втором варианте ждать нечего: вещество таким создано, и на поверхности планеты не получить условий, в которых субстанция может находиться в другом состоянии.
«Так как же тебе это удалось, Рики?»
– Ты жалеешь? Что ты не с ним?
Вопрос, указывающий, по крайней мере, на представление о масштабе личности. Жалеет ли Катце? Он продолжает работать на Ясона, он служит именно ему и процветанию Амой, как это выглядит с точки зрения Консула. Он не только служит ему – он его доверенное лицо и та правая рука, которая отвечает за воров и нищих.
Весьма значительная роль, кто бы ее не исполнял – быть доверенным лицом Ясона Минка. Но вот то, что Катце – его представитель именно на черном рынке, изначально предполагающем его уязвимость и изначально же предполагающего и большую жесткость, и беспощадность – это заставляет дилера жалеть себя. И что он никогда не сможет вести жизнь нормального гражданина – тоже жалко. Не по сравнению с ролью фурнитура, это оказалось слишком мало для умницы-рыжего, но по сравнению с абстрактной возможностью быть нормальным законопослушным гражданином.
Жалеет ли он о том, что утратил доступ к личному пространству Ясона Минка? Скорее всего, нет, потому что личное волевое пространство важнее в его глазах и в глазах блонди, чем личное физическое. Жалеет, исходя из той абстрактной возможности, что блонди способны на человеческие привязанности и могут оделить ею обычного человека.
«Так как же тебе удалось это сделать, Рики?»
– Когда как и смотря по какому поводу.
– Боишься его? – странная беседа. Словно спрашиваешь самого себя, и сам же себе отвечаешь.
Боится? Конечно, боится. Разве может нормальный человек не бояться того, чего он не понимает, не может прогнозировать и контролировать хоть что-то? Конечно, боится. Но этот страх – он биологический, он растет из старых инстинктов, автоматически утраивающих ощущение опасности перед чувством безмятежности, и природу такого страха Катце прекрасно понимает и игнорирует.
Намного больше он боится разочаровать Ясона. Вот это было бы... даже не катастрофой. Не тем злом, что может разрушить его любопытную жизнь и поколебать положение в системе ценностей. Это то событие, которое навсегда вычеркнет его из жизни Ясона, из списка людей и существ интересных Ясону, полезных и нужных Ясону. А это можно будет смело назвать личной маленькой смертью: для Катце, как и для многих других, внимание Минка является свидетельством его достоинств.
– Боюсь разочаровать, стать ненужным, – рыжий затягивается и выстреливает свой вопрос: – а ты? Ты жалеешь?

 Отправлено: 04.06.07 01:49. Заголовок: Re:

Кажется, сначала полукровка не понимает смысла вопроса, все еще погруженный в сравнение своего состояния и состояния Катце по отношению к блонди. Когда смысл вопроса добирается до сознания вместе с неизбежным выводом, лицо Рики бледнеет, как истончившаяся бумага, и глаза наполняются стыдом и гневом.
– Мне не о чем жалеть, – губы, кажется, замерзли изнутри и не желают подчиняться. Но голос Рики звучит почти уверенно, хотя и тише обычного, и если бы не смертельная бледность, вполне можно было бы и не заметить волнения полукровки.
Незаинтересованному лицу.
– Я знаю, где ты был эти три года, Темный. И кем.
Пет-монгрел – абсолютная несусветица. А пет-монгрел – любовник своего хозяина? А пет-монгрел, к которому привязан блонди? Каждая из версий кажется все большей нелепицей, пока камнем не падает вниз.
Говорят, метеориты не падают на живых людей, вероятность – ноль целых, ноль десятых, ноль сотых... ну-ну.
«Пребывание Рики рядом со мной поддерживает меня в режиме максимальной эффективности – это означает, что существо является условием активации режима. Это уникальное существо, Катце, и я отнюдь не закончил работать с ним». – «Работать? Как можно работать с петом? Какую работу он может выполнить?» – «Вызывать постоянное любопытство, например, раздражение, интерес, привязанность». – «..?» – «Я привязан к своему пету». – «Тогда зачем отпустил?» – «Ты действительно хочешь знать?».
В тот момент Катце подумал, что, пожалуй, обойдется. Теперь он не знает, что думать. Ясон говорит странные вещи, спрашивает непонятно что, слушает ответы непонятно как, словно истинный ответ лежит не в словах, а во взгляде, словно он слышит не логическую основу речи, а чувства, питающие ее изнутри.
Как если бы безупречный механизм испортился, как если бы кристаллическую ткань терминала разрывали живые ростки. Консул заболел жизнью.
«Петом Первого Консула, сексуальной игрушкой Первого Консула, рабом Первого Консула, испытательным стендом для Первого Консула. О чем тут сожалеть?
Но ты прав, рыжая сволочь – я сожалею».
– Тогда мне нечего тебе ответить, раз ты знаешь, о чем речь, – черные глаза полны боли и горечи попранной гордости, сломанного достоинства, и, наверное, Катце бы ему поверил. Если бы не знал обо всем остальном: о стауте и бешеных гонках, о странной рваной версии жизни, когда Рики то стремится к чему-то, то внезапно угасает, застывая куском льда, о разрыве с партнером и эксцентричных, рискованных поступках. И равнодушно-стылой тоске, которая самим монгрелом уже не отделяется от нормального существования.
Этого можно не определить на первый и второй взгляд. Но Катце–то за ним следит. И следит внимательно.
– По тебе трудно заметить твою радость.
Рики усмехается насколько может глумливо. Получается у него довольно хорошо, хотя и вымученно. Но он же не блонди, чтобы демонстрировать абсолютную власть над отсутствием чувств.
– Так это что, и есть то, ради чего твои люди наблюдали за мной? Мог бы просто спросить.
«Рад ли ты, монгрел, что перестал быть рабом и безмозглой игрушкой для публичного секса?» Чудненький вопрос, не так ли? После такого сразу бьют по морде – и враги на веки вечные. Правда, спросить можно иначе: «Рад ли ты что выбрался из рабства живым, не искалеченным и с почти нормальными мозгами?»
И чтобы не допустить подобного вопроса, Рики говорит первым:
– Если ты был фурнитуром, то знаешь, что делают с петами после... окончания эксплуатации. Так что – да, я рад. Хожу по земле собственными ногами, гляжу собственными глазами и очень хочу слинять отсюда.
«Даже трахаться могу. И испытывать жалость, страх и злость. И работать с машинами. И никуда отсюда не слиняю – поздно».
– Забавно. Если бы меня не выгнали, я мог бы заботиться о тебе.
Еще одна нереальная картинка: Катце, моющий ему голову или разминающей крепатуру мышц паха – хи-хи! Не смешно. Или Катце в камере. Активирующий его пет-ринг. «А ведь тебе пришлось бы, рыжий. Ой, как пришлось».
– Тебе пришлось бы туго, – сообщает Рики с диковинной смесью холодности и вызова.
«Ладно. Неважно. Мы сообщили друг другу тайны, и легче нам не стало: взаимный шантаж, вернулись на прежние условия».
– Ты мало похож на пета, – соглашается Катце. Но Рики тему продолжать не желает. Что было – быльем поросло, да и не прав рыжий. Ясон сделал из него пета, существо эмоционально зависимое от хозяина, но это уже не имеет никакого значения.
Прошлое – прошло. А мертвецам должно лежать в могилах, а не шляться по белу свету.
– Повезло, значит, – в смысле, действительно повезло. Племенных петов отправляют либо в бордели, либо в центры воспроизводства, гражданские, если способны топать собственными ножками и не разменяли мозги на транквилизаторы, – возвращаются в родную среду, что маловероятно, если подумать. Те же бордели, узаконенная проституция, и законная, в виде брака. Если у гражданина есть мозги, какого черта он будет изображать публичную сексуальную игрушку?
Бывают исключения, разного рода. Особо невезучим вытирают память. Что должен был сделать Ясон со своим экстравагантным петом? Стереть память, как минимум, не так ли? Или превратить в секс-долл. А еще проще и дешевле – утилизировать нафиг.
Но, во-первых, Минк не любит необратимых решений, есть такая черта у выдающегося политика. Во-вторых... то, что приходит в голову Рики, во-вторых, очень близко к человеческому пониманию милосердия и жалости. Так что монгрел предпочитает иное обоснование: зачем убивать того, кто и сам сдохнет? Блонди вполне способен рассчитать этот вариант.
– Повезло, – соглашается Катце. Сигарета погасла, по каким-то непонятным причинам дилер не раскуривает ее заново, а выкидывает, словно, услышав их разговор, она запомнила прошлое, стала черной и липкой, и он с отвращением выбрасывает бумажный цилиндрик и закуривает новую.
Смотрит на Рики сквозь призрачную преграду дыма.
– Вот это меня и интересует. Это и есть мой личный интерес, – дилер хмыкает с иронией, скорее по отношению к себе, чем к собеседнику.
– Можешь не слишком льстить себе – я довольно часто веду наблюдения за людьми, которых нанимаю на работу, тем более, за теми, которые не входят в мою организацию и не подчиняются мне. Твой авторитет достиг уровня, когда за тобой начнут следить и как за возможным противником, и как за возможным партнером. Но, как я уже сказал, я пытаюсь удовлетворить и свое любопытство.
Рики пристально, холодно разглядывает дилера, не пытаясь поддерживать беседу, но и не требуя объяснений. «Как я сохранил рассудок и волю, прожив три года петом? Мемуаров не будет, рыжий, можешь не надеяться. Если ты служил ему, если до сих пор служишь ему – твой вопрос бессмысленный. И интерес –тоже».
– Видишь ли, исходя из того, что я знаю о блонди, я могу сказать, что он любопытен и непреклонен в достижении цели. Что он безжалостен, обладает огромной волей и невероятным обаянием – сопротивляться ему трудно и практически бессмысленно – и что его привлекают только неординарные вещи и исключительные явления. С остальным он просто работает.
«Безжалостен, обладает огромной волей и невероятным обаянием. Да, Катце, да! Он безжалостен и любопытен, и чтобы удовлетворить свой интерес способен вскрыть твой мозг на глазах твоих детей. И точно так же разъять собственное сознание на папки и картинки в поисках непонятного».
И неординарные вещи – это тоже точно. Его привлекает то, что невозможно, то, чего случиться не может, то, что произойти не должно в принципе, – события первой категории. Его внимание к одной из своих вещей – событие первой категории, он с ним три года разбирался.
– Он блонди и создан для эффективного и правильного функционирования, и я ни разу не видел и не слышал о том, чтобы он отступил от пути, истинного для блонди. Так чем ты так заинтересовал его, Рики? Три года – для внимания Минка, если оно не обеспечено работой, его работой – это огромный срок.
«Работой... А кто тебе сказал, что не работой, не поисками и установлениями условий, в которых он, Ясон Минк, безупречное сердце проклятой системы, станет более эффективным управляющим центром? Кто тебе сказал, что Ясон Минк нарушил свое предназначение и хоть на минуту перестал думать об Амой и ее чертовых обитателей? Кто тебе сказал, что, истязая, насилуя и любя своего пета, Ясон что-то там делал для себя.
Как же, жди».
Рики опускает глаза: на слоисто-прозрачной поверхности стола отражается его лицо, тонкое и сумеречное, и странная игра света делает его глаза полностью черными, словно вся глазница наполнена стоячей мерцающей тьмой. Красиво – Ясон всегда предъявлял высокие требования к экстерьеру своих вещей.
«Когда хотел, конечно. Я имею в виду, что привлекательность моего лица удовлетворяет человеческим параметрам привлекательности исключительно по его воле. Я видел, как можно сделать иначе. Тоже привлекательно, наверное, но с точки зрения нечеловекообразных гуманоидов».
– Работой, – повторяет монгрел, продолжая рассматривать свое отражение, – что ж ты прав.
Полукровка выпрямляется, глядя в желтые узкие глаза, и холодно повторяет.
– Ты прав.
«Твоя гребаная тайна в обмен на мою – и мы оба можем быть спокойны относительно языка друг друга, но кто тебе сказал, что это хороший способ вызвать на откровенность? И с чего ты взял, что имеешь право знать?»
– Краткое объяснение, – не понять, то ли просто издевается, то ли и впрямь сожалеет хладнокровный Лис. Рики нехорошо усмехается.
– А ты спроси у блонди, любопытство он уважает, – он решительно встает из-за стола и, хмурясь, сообщает свои требования.
– Если это все, что ты хотел узнать, то предлагаю отозвать своих людей. Знаешь, таскаться с чужим хвостом авторитетному бандиту как-то несолидно.
Глупо считать, что Катце согласится на какие-то там требования, если не предоставить альтернативы. Но и весь вечер, и весь разговор – дикий. Глупый и ненужный, совсем ненужный. «Если у тебя есть мозги, Катце, то какого хрена ты спрашиваешь? Рассчитываешь на второй шрам и повышение в должности, раз уж карьера в хозяйстве Ясона обеспечивается таким нетрадиционным способом?
И начало глупое – с угроз, – и продолжение тупое – с Ясоном. Как будто я никуда от тебя и не уходил, блонди, как будто на этой дурной планете и впрямь нет ничего и никого, кто не носит на себе твое имя, как отметину».
А Катце зачем это говорит? Черт его знает: может, совесть или жалость проснулась не ко времени к тому, кто ощущался младшим братом. Может, простая человеческая справедливость, которая никогда не покидает человека целиком, заставляет его бессознательно желать свободы монгрелу, чтобы он остался таким, какой есть, чтобы не сломался – а это случится, если внимание Минка не исчезнет. А может... а может, добрые боги все-таки требуют жертвоприношений?
– Три года. Рики, ты уверен, что внимание блонди исчерпано?
Рики останавливается после произнесенных слов, но не оглядывается. Дилер видит, как напрягается его спина и сутулятся плечи в попытке не обернуться и удержаться от инстинктивного желания спрятаться. Но монгрел удерживается, встряхивает головой. То ли отрицая, то ли отметая слова, как ненужные, и идет дальше.
«Рики, Рики, я указал тебе цель эксперимента, а ты по-прежнему позволяешь себе делать столь нелепые выводы».
«Что тебе нужно, блонди? Какого черта тебе теперь от меня нужно?!»

 Отправлено: 04.06.07 01:52. Заголовок: Re:

Шуан - это вообще семейство парных вооружений.

Это и Цзянь-гоу Меч с элементом крюка, оружие професионала. Использовался как в одиночном, так и парном варианте. И пресловутый Шуан-го или шуан-гоу.

Цельнокованныый клинок до 75 см имеек характерный изгиб на конце в форме клюва сокола (описание из классического ушу), а на деле загнут в кольцо с образованием крюка на конце. Гарда или цуба отсутствует, заменена кованным кастетом напоминающим по форме секирки Юэ, с характерной формой наложенных друг на друга полумесяцев, закрывающим пальцы руки, или, при провороте клинка вдоль руки защищающий кисть.
Заточка идёт по всей длинне, исключая рукоять, обматываемую тканью, а реже кожей с обеих сторон, включая продолжение клинка за рукоятью.
Рисунок не вставляется. но все равно, это явно эстетичнее "отвертки". Статья об оружии меня чрезвычайно очаровала, так что я вся под впечатлением.

 Отправлено: 04.06.07 15:18. Заголовок: Re:

Ура! Прода!
Винни-пух, спасибо!
Утащила читать. Господи, работать-то когда!

 Отправлено: 07.06.07 02:32. Заголовок: Re:

Винни, а почему такая маленькая глава?

 Отправлено: 07.06.07 02:49. Заголовок: Re:

Ну ничего себе народ пошел! Как получилось - депрессия знаете ли. того и гляди укокошу не того, кого надо, поди потом оживляй насильственным путем.

 Отправлено: 16.06.07 01:51. Заголовок: Re:

Винни-пух, а дальше будет? Ну, пожалуйста!
*не нашла смайлика с виляющим хвостиком*

 Отправлено: 16.06.07 03:31. Заголовок: Re:

Да, пожайлуста, еще!
Я все жду момента, когда Ясон про Лаэля узнает. Чует мое сердце, что Рауль очччень удивится.

 Отправлено: 16.06.07 16:32. Заголовок: Re:

ну вот! зашла, думала, тут прода, а тут...
винни-пух, *барышни легли и просят* у барышень есть шанс?

 Отправлено: 17.06.07 00:01. Заголовок: Re:

У "барышень" - навряд ли, хотя мыслей было много. Вдохновения нет. знаете ли.
Кусочек пришел от беты - выкладываю.

 Отправлено: 17.06.07 00:01. Заголовок: Re:

«Привет. Я просто хотел тебе... кое-что сказать. Ты извини, что я так смылся и ничего не сказал. Я правда не знаю... что будет дальше. Не потому, что ты мне не нравишься – ты мне очень нравишься, правда. Ты особенный, и не потому, что умный и до черта много знаешь, ну, то есть и поэтому тоже, но для меня важнее другое. Ты – добрый. Правда, не смейся, но ты добрый. Я таких, как ты, никогда не встречал. Просто добрых, ко всем, кто встречается на пути. Я знал людей, которые хорошо ко мне относились, но для этого всегда была причина: то ли дружба, то ли услуга, то ли... любовь. У тебя никакой причины нет. То есть ты говорил, что любишь меня, но ты добрый сам по себе, а не потому, что я привлекаю тебя.
И знаешь, это самое прекрасное качество на свете, и самое важное, на самом деле. Я не знаю, входит ли такой параметр в характеристику твоего класса, лично я в такое не верю, но это неважно. Ты... ты удивительный, ты светишься. Когда ты на меня смотришь я чувствую, как мне становится тепло и отрадно, я ощущаю себя в светлом месте. И это – ну, в общем, это не образное выражение. Не знаю, что ты знаешь о ментальных взаимодействиях, но это не образное выражение.
Знаешь, когда тебя нет рядом, я представляю тебя и не понимаю, зачем тебе, такому, встречаться с монгрелом. Я действительно не понимаю. Потому что это твое качество, эта доброта – она бесценна везде, и нет такого места, чтобы она была в избытке. Я вспоминаю, какой ты красивый, как ты замечательно улыбаешься, и еще больше не понимаю. Потом думаю, какой ты умница, и мне начинает казаться, что все это – не настоящее. Что все это – чья-то злая шутка. Тогда мне становится холодно и хочется спрятаться.
Потому что на самом деле я очень хорошо знаю себе цену. Я точно знаю, чего и сколько я стою, Лаэль. Нет, я не проститутка, хотя... возможно, это не имеет значения. Но я – я то, что блонди называют отработанным элементом. Меня использовали. Чего-то я стоил на весах человеческих душ – я знаю, стоил: я мог любить и ненавидеть, я радовался и плакал, когда мне хотелось, я мечтал и желал, что хотел, и готов был умереть и разорваться от усилий, но достичь желаемого. Я выбирал себе друзей и врагов и ни от кого не зависел.
Смешно, наверное. Выбирал, ненавидел, любил– был независимым на улицах Цереса. Независимым и свободным в запертой клетке таких же крыс – смешно. Но я так думал, я не знал, какие настоящие границы у мира, я не знал, как он выглядит со всех других сторон, я не знал, насколько огромным и прекрасным может быть этот мир и даже каким жестоким и страшным он может быть. Я чувствовал себя вожаком в стае, а оказался жалким щенком, играющем в собственной луже.
Я... я был далеко отсюда, я был там, где вся планета открывается, как лежащая у тебя на ладони книга, и в ней множество страниц, и ни одна не прочитана. Я знаю, как выглядит настоящая книга, ты не думай, что я привираю. У него были книги на кожаных, пластиковых и даже на бумажных носителях, представляешь? Они пахли... так не пахнет ничего на свете. Я не смогу передать, но когда слышишь такой запах, когда смотришь на них – кажется, что смотрят на тебя. Словно все те, кто читал это, кто написал, все они смотрят на тебя и ждут, когда ты прочтешь и тоже станешь, как они – носителями сокровища. Информация – это сокровище, когда смотришь на страницы, понимаешь это не рассудком, а нутром, внутренними голосами. Никогда не мог объяснить этого блонди: они, знаешь ли, не испытывают чувств, у них нет внутренних ощущений – только человекообразные имитации состояний.
Хотя мне больше всего нравились книги на серебряных листах, делали такие на Гелиана: черненный текст на тонких-претонких серебряных листах. Они чуть ли не прозрачные – сплав, конечно, но это не важно. А важно то, что когда берешь такую книгу в руки – она сама поет, страницы издают шероховатый звук и светятся немножко. Знаешь, мне кажется, такая книга похожа на тебя: умная, добрая и светится.
Блонди... блонди на книгу не похож, ни один текстовый носитель такого объема не вместит. Он похож на терминал невообразимой мощности, от него идет напряжение и сила, как от гигантского генератора, и когда он требует тебя, когда хочет узнать, что у тебя внутри – спасения нет, я пробовал. Я не сдался, сразу не думай, я очень старался. Но у меня ничего не вышло.
Сначала я старался остаться тем, кем я был: монгрелом, свободным и независимым. Ты знаешь, у меня довольно успешно получалось, пока он не объяснил мне, насколько дешева эта моя свобода, насколько убога независимость. Он умеет объяснять очень убедительно, очень доходчиво, так что мне пришлось поверить. И я решил защищать свое достоинство человека. Я ведь правда считаю, что каждый человек – особенный. Я всяких видел, я ж не в теплице вырос, я знаю, какие бывают люди: отвратительные и жестокие, тупые и подонки, не верящие ни во что и злые как черти, и сломанные, и веселые, и сильные. Я всяких видел, но они все равно – люди, понимаешь? Ты человек, ты должен это понимать. Так что у каждого есть или было достоинство – и пока оно есть, человек стоит своей жизни.
Это когда тебя ломают, ты ничего больше не стоишь. Блонди сделал иначе. Если бы он сломал меня, он не добился бы своего, сломанный человек не представляет никакой ценности, он бесполезен. А он добился моей... нет, не покорности, а полного знания меня. Я стал принадлежать ему, потому что если ты знаешь и можешь узнать о другом человеке совсем-совсем все – это означает, что ты ему принадлежишь. Так что я попробовал сохранить свою... индивидуальность.
Смешно. Я теперь, когда так думаю о себе, мне правда хочется смеяться. Я знаю, почему хочется смеяться, я читал, что смех – универсальный способ сброса напряжения, действие инстинкта самосохранения. Если я не буду смеяться над самим собой, то я сдохну в ту же минуту. А я не могу. Мне нужно доделать одно дело, обязательно.
И я тогда смеялся. Изо всех сил. Внутри и снаружи. Я даже сошел с ума – только все равно ни хрена не вышло. Он влез в мое сумасшествие, почистил мне мозги и заставил жить. Самосохранение, желание выжить – это и впрямь базовый инстинкт, он намного ниже и человеческого достоинства и человеческой личности. Так что я выжил и стал, типа, нормальный. Индивидуальность... какая, на хрен, индивидуальность, если абсолютно все, что осталось и оказалось во мне после такого, принадлежало Ясону? По праву хозяина, по праву доминанта сознания, по праву сохранившего мне разум и жизнь. Он просто разломал меня на куски и собрал вместе то, что ему хотелось. Согласись, после такого трудно думать о себе, как о человеке, ведь так делают вещи.
А у вещей индивидуальности не бывает – у них бывают уникальные характеристики. Но вещи отличаются от живых существ тем, что последние изменяются, а первые – нет, могут только разрушаться. Я стал разрушаться, и он, наконец, выпустил меня.
Теперь я думаю, что я с самого начала просто старался остаться живым. Но я наивно считал что живой – это тот, кто дышит, ходит, смотрит и помнит прошлое. А на самом деле живой – это тот, кто способен желать, чувствовать, узнавать, мучаться от незнания и бессилия, ненавидеть и выбирать, и страдать от отсутствия выбора... блонди называют это способностью взаимодействовать с информационно-событийными объемами окружающего мира. Разницы никакой, но пока ты можешь взаимодействовать и реагировать – ты живой. А если не можешь – ты мертвый, ты не существуешь.
Я неживой. Я просто вещь, я не знаю, как получилось, что я до сих пор могу думать о какой-то цели и чего-то хотеть. Это совсем не так, как раньше. Раньше у меня было намного больше желаний, у меня были мечты и надежда, у меня были силы, чтобы действовать, и достаточно безрассудства, чтобы пробовать. А теперь у меня только одно желание – этого мало для живого человека, этого очень-очень мало, но я... знаешь, я рад даже этому.
Я не знаю, что произойдет, когда я добьюсь своей цели. Иногда мне кажется, что когда придет время для этого «дальше» – я просто выключусь, как программа, выполнившая свою работу. В любом случае, это совсем не важно.
Меня больше нет. То, что я могу разговаривать, выполнять простые действия – ничего не значит. Бионики тоже могут разговаривать, но они вообще не люди, у них мозгов, то есть личных характеристик, нет вообще. Я такой же бионик: все, что во мне осталось – это черты блонди. Его знаки, отпечатки, мысли, слова. Иногда я думаю, что я не жил никогда.
А потом я ощущаю твой взгляд, твое внимание и начинаю думать, что я живой. Это такое сильное и доброе впечатление, что я начинаю в это верить и изо всех сил хотеть быть с тобой. Но это неправильно, неправильно совсем. Потому что я хочу быть с тобой не для тебя, а только для себя, только для поддержки ощущения жизни в себе. Поэтому я думаю, что я, как бионики, переношу твое сознание, поэтому и ощущаю себя живым. Это не на самом деле.
На самом деле, мне нельзя быть с тобой. Это бессмысленно и страшно жестоко. Потому что... потому что тебе я тоже ничего не могу дать.
И поэтому я опять ничего не скажу».
Связник вспыхивает вопросительным знаком, и Рики вновь деактивирует сообщение. Он его опять не пошлет. Во-первых, он снова ляпнул про блонди, а во-вторых, потому что сам не знает что из сказанного правда, а что неправда, а что может стать тем или другим. «Если я увижу его еще раз – это что-нибудь изменит? А если я увижу его только потому, что просто очень хочу и не думаю о его чувствах, а лишь о себе? А если не увижу и потеряю последний шанс на надежду?»
Рики прижимается лбом к ледяному от дождя стеклу камеры и закрывает глаза: «Будь ты проклят, блонди, будь ты проклят. Это ты убил во мне жизнь, наполнил собой, неживым собой, и теперь живое и настоящее кажется мне неправильным и обманчивым. Ты. Это из-за тебя.
Будь ты проклят, блонди!»

 Отправлено: 17.06.07 00:02. Заголовок: Re:

– Лаэль, колись.

– Отстань...

– Колись. Или я придумаю страшную пытку.

– Это, интересно, какую?

– Буду вести опыты над пятой серией, а результаты будешь сам выпрашивать у господина Гремма.

– Брен, как тебе не совестно?

Пятая серия – прелюбопытнейший грибок с какой-то непроизносимой человеческим языком планеты, и уникальность этой культуры состоит в том, что она соблюдает совершенную нейтральность при взаимодействии с генетическим материалом. А поскольку в последнее время исследование многострадальной самокодирующейся цепочки уперлось как раз в проблему нейтральной, но живой поддерживающей среды, то разработка соседнего отдела крайне интересует молодого ученого. В силу, так сказать, здоровой конкуренции и того немаловажного факта, что их отдел возглавляет сапфир, а отдел, работающий с инопланетными культурами, – сильвер, передача данных из одной лаборатории в другую затруднена бюрократическими проволочками, требованиями безопасности и желанием добиться на следующий год больших вложений.

Не то чтобы двое вполне человеческих ученых не разделяли чаяний своих коллег и начальников, но не до такой степени, чтобы игнорировать перспективы совместной работы. В случае успеха разработка вполне заслуживает гранта, а это, помимо всего прочего, гарантировало совместную и независимую лабораторию.

Так что угроза нешуточная. Лаэль укоризненно смотрит на коллегу, тот старается соблюдать серьезное выражение лица, но смех так и прорывается наружу.

– Я решительно настроен, – Брен хмурится, наблюдая за светловолосым, явно пытающимся найти компромисс между необходимостью уйти от ответа и сохранить в целости его обещание сотрудничать.

Какой он забавный и милый. В задумчивости Лаэль чуть хмурит тонкие брови, дергает прядку льняных волос, губы у него крепче сжимаются, а глаза темнеют. Вообще-то, они светло-карие, как лесной орех, но_ когда затемнены ресницами, кажутся совсем темными и глубокими, как озера.

Такое удивительное сочетание: почти мальчишеская робость и мягкость, деликатность – и такая упорная решительность, настойчивость в достижении цели. Такой высокий IQ и такая склонность к романтичности – он удивительный, такой сдержанный и чуткий, и такой красивый. Почему?..

– Знаешь, Брен, я никак не могу ответить на твой вопрос. Мой выбор нелегок для меня самого, – и ясный серьезный взгляд, и спокойное уверенное доверие слов заставляют молодого человека утратить всю полушутливую-полусерьезную настойчивость и замолчать, почувствовав значение момента.

«Выбор, нелегкий для тебя? Как же ты умудрился его сделать? Какая сволочь может заставить тебя так печально утверждать право на молчание, не смея ни говорить о своем любовнике, ни радоваться своей любви. А ты такой счастливый был пару недель. Ты светился от счастья и мечтал на ходу – какая ж сволочь заставила тебя печалиться? Ну что же ты...»

– Ну... тогда извини.

Лаэль кивает, продолжая хмуриться и безжалостно дергать себя за прядку. На тестировании институтские остряки всегда подшучивали над ним, предлагая то волосы нарастить, то завести пета, чтобы дергать. Один умник даже парик принес в подарок.

– А выбор того стоит? – Брен тут же жалеет о заданном вопросе. Кой черт его за язык дернул? Лаэль бы вот такого бы ни в жизнь не ляпнул.

Стоит ли выбор? Монгрел, бандит, ничего не говорит, ничего не обещает – перед мысленным взором всплывает улыбающееся яркое лицо полукровки, черные глаза сияют невозможным волшебным светом, поцелуй так нежен, так сладок, и кружится голова от звука его голоса, и дух захватывает от умопомрачительного ощущения силы, недозволенности и сказочности желания.

Прикоснуться к любимому, потереться щекой о темные волосы, заглянуть в бездонные огромные глаза – и увидеть в ответ всплеск радости, мягкую усмешку. Обнять его покрепче, услышать глубоко внутри себя, как открывает темное солнце свой небесный лик, и твое тело тает, и становится золотым летним дыханием, и ты излучаешь свет, и ты всемогущ и непостижим, и твоей прекрасной любви хватит на весь мир: «И я все могу сделать для тебя, Рики.

Говори со мной, расскажи, я все для тебя сделаю. Я не верю ни во что плохое, когда ты рядом. На свете нет горя, монгрел, поверь».

Лаэль знает, что не скажет, еще долго не скажет. Может так случиться, что и никогда. Потому что Рики... Рики израненный. С его темным сиянием, с его горячими ласками и тайнами, с его прекрасным телом и сумрачной гордостью – он израненный. Кто-то не слишком хорошо обращался с его сердцем, и теперь он никому не верит. Кто-то, кого он любил и хотел сделать счастливым, отказал ему в этом, но не отказал в боли и тоске. И теперь он не верит и отвергает любого, подошедшего слишком близко.

Откуда у него, прекраснодушного гражданина, не знавшего настоящего предательства и утрат, взялось все это знание и вся эта твердость и решительность? Но они есть. И частью в этом виноват его характер – потому что он и вправду добрый и отзывчивый мальчик и его душевной щедрости никто не сумел исчерпать. А частью – потому что любит, а любовь свободно позволяет человеку творить все то, для чего в нормальном состоянии требуется мудрость, большой опыт, специальные пси-способности или ментальное оборудование.

Любовь всемогуща, и всех своих детей делает всемогущими. Это очень просто.

Рики горд и суров – ничего он не скажет и только замкнется сильнее, если спрашивать. Он сдержан и скрытен и не будет ни на что жаловаться, смешно даже подумать, и не даст ничего узнать – из осторожности и тревоги, уже не за себя, за него: «Потому что я монгрел, а монгрел – значит, преступник». Как будто это ему важно. То есть важно, конечно, но Лаэль уже пренебрег этим соображением и не собирается вновь взвешивать цену своего решения.

И Рики изранен – на его сердце следы, как шрамы на его теле. Прекрасно Танн заметил тоненькие черточки глубоко под кожей, и он достаточно знаком с медициной, чтобы знать, что кожу сверху наращивали, и что шрамы, которые до сих пор видны после такой процедуры, должны быть оставлены травмами поистине чудовищными. «И это тоже сделал тот, кто поранил твое сердце, Рики?

Но, излечив тело, сделать такое с твоим разумом не осмелились. Тоненькая пленочка, наращенная на памяти, делает тебя замкнутым и острожным, Рики, я понимаю. Это необходимость, ты слишком много усилий потратил, чтобы зарастить следы, и слишком тяжелы воспоминания, чтобы безоговорочно отдавать свое сердце – я понимаю. Я подожду. Я буду очень-очень бережным с тобой, монгрел, я буду беречь и охранять тебя. Ты... ты так нуждаешься в нежности. Тебе так нужна радость и ясность для исцеления, нужно много тепла и осторожности. И бесконечного терпения, чтобы вынести неизбежные рецидивы – я справлюсь. Поверь мне, Рики, просто дай мне попробовать. Не бойся, я все сделаю для тебя».

Он ушел, ничего не сказав. Ни слова о том, когда они увидятся и увидятся ли еще, и, перебирая в памяти самоцветную нитку той ночи, Лаэль укоряет себя в эгоизме и полной пассивности, но вспоминая его удивительные глаза, взгляд монгрела, полный признательности и тепла и с тем печальным блеском горького знания, он понимает, что ошибки не было, и именно так и надо было: дать Рики всего себя, полностью подарить себя. Чтобы Рики почувствовал, увидел, как много счастья и света он зажигает в нем, как много он может дать и подарить, и не бояться за свои раны.

«Я ведь ничего не спросил, Рики, я знаю, что для тебя это важно, и важно быть первым, и как сильно тебе нужно, чтобы тебя ждали и не спрашивали. Но тогда почему ты не звонишь? Что с тобой случилось, любимый мой?»

– Стоит. Он того стоит.

 Отправлено: 17.06.07 00:03. Заголовок: Re:

– Хочешь, встретимся?

Вопрос в темных глазах, словно и впрямь нужен какой-то ответ, сумрачное лицо обужено синими ночными тенями, кажется резче и прозрачней, чем есть на самом деле, мягкий низкий голос гитарными аккордами отдается в благодарном сердце: – «Рики, любимый, желанный».
Неизвестно где, неизвестно откуда: монгрел всегда так располагается перед камерой, что определить его координаты по фону за спиной не представляется возможным. Единственное, за что можно поручиться – что это не Эос: сигнал оттуда передается с соответствующими пометками.

– Сейчас?

– Если ты свободен.

Рики звонит совсем поздно вечером, чтобы быть уверенным в окончании лабораторных смен. Но только когда уже произносит слова, соображает, что светловолосый может быть элементарно занят на вечер именно по причине позднего времени. Делать больше нечего гражданину, как сидеть ночами в квартире и ждать, пока ему позвонит бродяга-монгрел.

Мысль – словно невидимая стенка, неожиданно отгораживающая тебя от цели. Даже не цели – ее возможности, вероятности осуществления. Но ты привык думать, что дело только в тебе и только твои желания и стремления важны, и осознание независимости и активности второго участника истории удивляет и останавливает на ходу. Да, мальчику было хорошо с ним, его слова и собственные ощущения Рики подтверждали увлеченность и искренность Лаэля, но... это ведь не означает, что монгрел – единственная привязанность или единственное лицо, которому парень оказывает внимание?

И_ к тому же, могло что-то измениться. Мысль вызывает одновременно и неприятное чувство, словно Лаэль должен проявлять большее постоянство в привязанностях – не именно к нему, а просто большее, – и трусливое облегчение. Потому что Рики по-прежнему не знает, чего он хочет. И эта растерянность, незнание и неспособность честно проанализировать ситуацию, оценить чувство и, тем более, сделать вывод и принять решение тяготит и мучает монгрела больше всего остального. Решись он на что-то – выполнять решение ринулся бы немедленно, но принять решение он никак не осмелится.

И прекрасно знает почему – потому что он трусит. Неизвестно, чего больше боится: то ли вернуть себе способность чувствовать и вновь жить – жить, как привык, как должно: на всю силу души, сердца и разума, на последний излом воли и с желанием, равным отчаянию, и плевать на любые жертвы и опасности. Или отвергнуть предлагаемую любовь и замерзнуть окончательно. Последнее – неправильно для живого существа, но что будет, если его попытка – всего лишь попытка и он просто испортит жизнь хорошему человеку?

И что является более безопасным с учетом того, что бывший пет Первого Консула таскает в голове массу взрывоопасной информации и подвергает смертельному риску любого, оказавшегося к нему слишком близко? Кто знает, когда и по каким причинам система безопасности сработает в этом направлении и все знающие о проекте лица будут стерты с поверхности Амой. Но если для его банды эта возможность не слишком изменяет соотношение шансов на выживание, то для гражданина представляет реальную угрозу.

Это – правильная и важная мысль, значимая и вполне обоснованная. Но Рики достаточно честен перед самим собой, чтобы не понимать: принять решение, опираясь на этот довод, означает солгать самому себе и Лаэлю. Потому что для него самого, для его чувств, для его будущего, такое решение не имеет никакого значения. Он трусит по другой причине: он почувствовал тепло, душевный свет, возвращающий к жизни, и отреагировал. Он думал, что уже мертв и никто больше не сможет вернуть ему жизнь. Но это произошло, и его потянуло к спасительному теплу, и теперь он не может решить, что это значит.

И он звонит с мыслью объяснить это Лаэлю и теперь с малодушной надеждой ждет его ответа: может, он зря терзается и уже все решено?

– Да, я свободен, – мягко произносит Лаэль, умудряясь самой этой мягкостью и воспитанной сдержанностью дать понять, насколько он рад его слышать, и как абсурдна мысль, что Рики здесь не ждут.

Ждут, и еще как.

– А ты? – ну, раз звонит – значит, свободен? Впрочем, необязательно, вывод неправомерный. Но монгрел действительно свободен: в роли вожака есть то преимущество, что временем, как своим, так и чужим распоряжается именно лидер.

– Стадо баранов считает, что осел знает, куда он их ведет. А ослу просто удобно идти впереди: меньше пыли и широкий выбор травы.

Запомнившееся на одном из приемов высказывание дипломата Рики тогда не понял. Лишь вернувшись в Церес, полностью оценил глубину сарказма и точность шутки. Широкий выбор травы – точно. И ненависть, и презрение к самому себе не позволяют полукровке смотреть на себя без пренебрежения.

Лаэль удивленно вскидывает брови, но Рики нетрепливо взмахивает рукой:

– Не зависай. Я свободен и могу куда-нибудь подъехать.

Конечно, на него оглядываются. Дело не в том, что это явно хорошо обеспеченный гражданин, здесь всяких полно, и даже не в том, что Лаэль красив, хотя в длинном плаще из белоснежной искрящейся ткани, с его длинными светлыми волосами, разделенными на четыре толстых жгута, как требует последняя мода, он хорош удивительно и очень похож на романтического героя Саги Лимбы. Дело совсем в другом.

На каблуках Лаэль выше монгрела уже на все десять сантиметров, и пряди волос перехвачены колечками с бирюзой совсем как у девчонки, – но это все ерунда, а все дело в том, что он идет через всю улицу и улыбается, как первоклашка, удравший с опостылевшей алгебры в симстим. И дело в том, что когда Лаэль улыбается, то он улыбается всем лицом, это не улыбка на губах, а внутреннее радостное свечение. Оно притягивает к себе взгляд, оно немедленно угадывается любым сердцем, и каждый человек тянется вслед этому счастливому внутреннему смеху и отвечает бессознательной радостью, как отвечал бы на порыв теплого ласкового ветра, улыбаясь беспричинно и подставляя лицо нежному дуновению.

Нечаянный чудесный подарок: вот идет счастливый человек, и рядом с ним – всем счастье.

Почему-то Танн только теперь соображает, что монгрел меньше его ростом. Его чудесный темноглазый возлюбленный меньше его ростом! Он маленький! Вот что значит некритичность восприятия.

Юноша со смешанным чувством удовольствия и тревоги за то, как оценит этот, вдруг ставший таким явным, факт Рики, смотрит на него сверху вниз: на спутанные тяжелые завитки волос, что неуловимо пахнут ночью, на смуглый лоб, такой горячий под губами, на длинные неподъемные ресницы, в глаза... в огромные, бездонные, самые прекрасные в мире глаза.

– Рики, – в самые прекрасные в мире глаза – печальные и тоскливые, как всегда. И слабая улыбка – только намек на привет. И когда монгрел отшвыривает сигарету и смотрит на него снизу вверх и в его зрачках загораются диковатые опасные огонечки, от которых по коже бегут мурашки, а внизу живота делается горячо и тягуче-сладко, становится понятно, что полукровке наплевать, насколько выше его партнер.

Он все равно – первый.

– Я очень рад, что ты позвонил, – сдержанно говорит Лаэль, стараясь погасить уж больно откровенную улыбку и удержаться от желания немедленно обнять монгрела и уткнуться лицом в теплое место, где плечо переходит в шею.

– Я тоже... то есть рад тебя видеть, – поправляется Рики, уразумев, что первый вариант совершенно непотребный. «Рад, что тебе позвонил, а ты сидел и ждал меня, а не развлекался с кем-то еще». Хотя он вполне заслужил не только кого-то еще, но и отсутствие Рики вообще – и в прошлом, и в будущем.

– Давай где-нибудь побродим.

Хм, побродим. С собой это слово Лаэль еще ни разу в жизни не увязывал – побродим. Сразу представляются огромные массивы зеленых насаждений с романтическими названиями – пампасы, тайга, сельва. Что это такое, Танн не очень представляет, но ощущение бесконечного живого простора, где вольные ветры, деревья и никто не управляет движениями животных, ощущается с необыкновенной остротой.

– Побродим, – предложи Рики сбегать на золотую Луну – согласился бы.

Мидас предлагает огромное количество самых разнообразных способов утоления своих потребностей, и потребностей романтических натур в местечках укромных, красивых и секретных – тоже. Лаэль их знает: искал и находил в бессознательной тяге найти свою мечту в жизни, найти тот удивительный, опасный и полный прелести красот природы и человеческого духа мир, который не умещался ни в научной лаборатории, ни в привычной обыденной жизни Танагуры.

И в симстиме тоже никак не помещался – это была иллюзия, только игра, где он сам обманывал себя, – в реальности все намного острее и ярче. «Потому что все, что чувствуешь – твое, рожденное в тебе, и то, что ты видишь и понимаешь – всегда больше, чем твое собственное. Потому что нас – двое».

Двое. В лиловых городских сумерках Рики кажется тенью ночи, явившейся чуть раньше, чем следует. Кожа приобретает цвет темной бронзы, волосы и одежда сливаются со сгущающейся темнотой, но подступающая ночь странным образом сглаживает, смывает резкость и мрачность выражения, и лицо монгрела становится совсем юным и нежным. Только глаза, огромные сверкающие глаза видны в любой тьме, как выделяется блестящая чернота колодца на ночной земле – глубиной и таинственным мерцанием.

И потому в сознании, внутри, Рики ощущается не частью тьмы и горечи, а кем-то пылающим и полным света, но скрытым от чужих глаз и спрятанными заботливыми руками. Или злыми руками.

– Рики, – прерывает Лаэль рассказ о своем проекте.

 Отправлено: 17.06.07 00:03. Заголовок: Re:

Глупо предполагать, что монгрел владеет необходимым понятийным аппаратом, но еще в школе его преподаватель утверждал, что гениальные идеи настолько просты по своей сути, что могут быть обьясненые любым языком, даже самым примитивным. И призывал их ставить своеобразные опыты: если ученики разных специализаций могли объяснить друг другу сущность своих «гениальных» мыслей, то это служило признаком их существования в границах научной картины мира. Ну, или, по крайней мере, на достаточную степень развития аналогового мышления.

Рики слушает внимательно и даже переспрашивает. Общую идею он вроде бы уловил, хотя трудность осуществления на практике не понимает – слишком сложно. Требуются немалые знания, чтобы оценить как оригинальность замысла, так и возникающие трудности. Ему просто нравится слушать Лаэля, когда тот рассказывает о своей работе: парню чертовски интересно работать с этими непонятными тау-генами или как их там, нравится сражаться с неподатливыми законами биологии и побеждать. Без сомнений, побеждать: глаза светловолосого блестят вдохновением, лицо горит и румянится. Он явно говорит что-то смелое и недопустимое, но полон дерзкой уверенности и убежденности в собственной правоте, которую будет доказывать не на живот, а на смерть.

Он просто светится, светится в условной городской темноте задором и смелостью мысли – такой гордый и такой счастливый, что глаз не оторвать. Отважный отчаянный искренний ребенок, и Рики с резкой ранящей остротой понимает, насколько ему не нужно быть с ним, насколько несправедливо, невозможно будет, если он сломает этого парня, если он причинит ему боль, хоть немного затмит это яркое юное горение.

Нельзя. Нельзя ему с ним.

– Рики, а... может, ты что-нибудь расскажешь?

Они действительно бродят: сеть аллей, смоделированных по образцам террасных садов полна мягкого шелеста листвы и звуков спрятанных фонтанов, что так усиливают поэтическую задумчивость и нежное волнение, мягкая ночная темнота озаряется ясным блеском старинных фонарей, и кажется впрямь, что все происходит взаправду и нет никаких Искинов, и никаких кастовых различий, и прошлой жизни, полной унижения и ненависти.

Что можно рассказать о его жизни в таком месте? Монгрел безрадостно усмехается, отрицательно качает головой.

– Нет. Извини, но мне просто нечего рассказывать.

Отказ звучит странно, не в репликаторе же он провел все это время, верно? Но Рики сказал правду: рассказывать ему и впрямь нечего, а жаль. Лаэль-то старается его развеселить, для него старается, а он ничего такого хорошего ему в ответ сделать не может.

А надо? Монгрел криво усмехается и неожиданно для самого себя говорит:

– Однажды мне довелось охотиться на верков.

– Охотиться? Они же в пустыне живут.

Гражданин прав в своем удивлении: верки – корявая, но страшно живучая песчаная ящерица, обитает довольно далеко в пустынях, обильно покрывающих территорию Амой. Весьма далеко от немногочисленных обитаемых пунктов, на самой границе зон работы климатических установок. Сафари на них устраивать не очень интересно: взрослые особи довольно опасны, покрыты исключительно прочным хитиновым покроем и обходятся без кислорода почти двое суток. Найти их, даже с помощью биолокаторов, затруднительно: постоянное смещение песка уничтожает всякие биологические следы, а гравилокаторы далеко не всегда способны обнаружить что-то внятное на глубине, где прячутся эти удивительные животные. Так что охота на этих существ – занятие трудоемкое, выматывающее и отнюдь не зрелищное – для профессионалов, которых не так уж много. Тем более, что на границах зон для человека атмосфера уже малопригодная для дыхания и без кислородных масок не обойтись.

Так как же в такую экспедицию мог попасть монгрел?

– А я спрятался.

– Спрятался?

– Ну да. Они – внешники, в смысле – выезжали со старого космопорта. А мы часто туда бегали поглазеть...

И потырить, если что полезное найдется. Здание бывшего космопорта давно разнесли, корабли и доки демонтировали, но мальчишки искали совсем не практическую выгоду. Как все на свете мальчишки, они искали приключений и удачи и радовались малым их знакам и намекам. Остатки непонятного оборудования, хранящие следы ядерного огня и неизвестных им войн, остов разобранной старой лодки – воздушного нелепого экипажа, который не используют лет сто, наверное. Та блестящая коробка с вензелями, внутри которой что-то было и тихонько звенело, если ее потрясти. Но открыть ее слабые мальчишеские руки не смогли, и она так и осталась вечной детской тайной, о которой можно было cлагать самые невероятные легенды. Бог знает, кто и когда ее приволок, и в каких далях космоса она была и что видела – Рики слушал ее странный завораживающий шелест и рассказывал ее историю. Каждый раз разную.

Тем летом Рики торчал там постоянно. Во-первых, он снова смылся из интерната, и безошибочный инстинкт звереныша говорил монгрелу, что показываться даже на улицах Цереса ему нежелательно: это был уже третий побег, и в случае поимки его точно ждала лаборатория, а то и шахты, несмотря на малый возраст и общую шклявость. А во-вторых... во-вторых, не было на всей Амой места, где он чувствовал бы себя более свободным и более близким к небу. Не мог, конечно, дсятилетний пацан выразить такое ни словами, ни мыслями, но упрямая и свободолюбивая его натура заставляла мальчишку упорно удирать из-под любой опеки, упрямо отказывать любому и каждому в попытках приказывать ему или ограничивать, доказывая независимость и неприкосновенность маленького гордеца.

Заставляла искать странных мест и людей, ни на что не похожих. Заставляла отчаянно рисковать и отвечать на самые дикие вызовы. Заставляла лезть очертя голову в самые нелепые и опасные предприятия, но видно дорог был малолетний монгрел богине Джанире, и она хранила его с любовью никогда не существовавшей матери. И Рики вновь и вновь возвращался в «свой» космопорт и проводил ночи в хлипких остатках ангара, глядя на звезды и загадывая желания.

Одна была самая красивая: крупная светло-голубая точка, острый луч ее тревожил непроснувшееся мальчишеское сердечко, и Рики мысленно давал себе клятву обязательно долететь до нее. И утром, когда небо начинало голубеть и покрываться розово-желтым румянцем, он укладывался спать, напоследок подмигивая своей звезде: «Ты подожди, я до тебя долечу. Обязательно».

Экспедиция, оснащенная добротно, но экономно, состояла из внешников и остановилась на старой площадке по доброй традиции всех охотников – на дорожку. Рики сразу понял, что это инопланетяне и, не задумываясь ни на секунду, забрался в грузовой люк одной из машин. Духота и темнота на секунду испугали отчаянного пацана, но в следующую минуту было уже поздно: люки на вездеходах захлопнулись, машины взревели, и караван тронулся в путь.

Нашли его только на третий день: первые два Рики умело прятался между охотничьим оборудованием – внешники вели еще и разнообразные съемки – и вылазил наверх только ночью: подобрать остатки еды из конейнеров и справить нужду. С водой же ему вообще повезло: среди груза в машине была цистерна с питьевой водой и жажда не мучила монгрела. Чего он никак не мог предположить, так это того, что воздух закончится.

Когда машины въехали в пограничную зону, малые воздушные установки автоматически загерметизировали «жилые» кабины. В грузовой же отсек поступал обычный пустынный воздух, и кислорода в нем становилось все меньше и меньше.

Сначала Рики испугался и решил, что охотники его обнаружили и теперь таким способом выманивают его из машины. Поэтому он попытался спрятаться. Но воздуха становилось все меньше, и монгрел решил сдаться победителю. Задыхаясь, он добрался до люка, но тут от толчка одни из контейнеров съехал с рамы и придавил мальчишку. Рики попытался выкрутиться из-под тяжелого ящика, но сил монгрелу не хватало, на его крики и стук никто не реагировал, и мальчишка вскоре совсем обессилел. А потом впал в то угарное забытье, что возникает при кислородном голоде. И в этом бреду он видел свои далекие прекрасные звезды и обещал долететь до них.

– Что он говорит?

– Да ничего не говорит. Бредит. Блин откуда он взялся-то?

– Черт его знает. Но не из пустыни же. Явно ж этот... как их... монгрел.

Конечно, если бы членами экспедиции были амойцы или инопланетяне были не охотники, а из тех, кто осмеливается превращать благородное искусство охоты в травлю живых людей, все бы плохо закончилось. Но даже проводник фирмы, организовывающей подобные сафари, не осмелился предложить выбросить вон мальчишку, и в охотничьей команде образовался незаявленный участник – маленький чумазый монгрел, с отчаянным любопытством сующий свой нос во все возможные щели.

Веселый, дерзкий и задорный мальчишка не мог не нравиться. И его неуемный интерес и внимание ко всем бесконечным охотничьим байкам невольно трогали взрослых, живой и беззаботный нрав привлекал всех без исключения, любопытство и сообразительность забавляли взрослых зрелых мужчин и вызывали своеобразное соревнование между охотниками: кто и чему сумеет научить монгрела. Сам Рики никому особого предпочтения не оказывал и хвостиком бегал за каждым следующим «учителем», пока не осиливал предложенного ему дела.

– На фига ты пацана стрелять учишь? Он – монгрел, не забыл?

– Ну и что?

– Ничего. В кого он стрелять будет?

– Иди ты в пень, Микар, а водить вездеходы он где будет? Однако ж, посадил его за консоль?

Маленький Рики за штурвалом величиной чуть ли не с него самого смотрелся уморительно и управлять мог только условно. Но и этого хватало с избытком, чтобы мальчишка светился восторгом и орал запомнившиеся ему команды, сбивая с толку соседние машины. Разозлиться, правда, на пацана никому не удавалось: как можно рассердиться на любопытного живого ребенка, глядящего на тебя с таким обожанием и восхищением, словно ты явление небесное, подарок к Рождеству. На того, кто в жизни никогда не имел, и не будет иметь ничего такого, что есть у тебя.

 Отправлено: 17.06.07 00:04. Заголовок: Re:

Они нашли гнездо ящериц, выманили их на поверхность и гоняли, пока не кончилась дневная пайка топлива. Ящерицы отличались чрезвычайной проворностью и прочностью панциря – убить такое существо трудно, тем более что охотничья гордость требует трофея, а не только факта убиения. Стрелять Рики тогда не разрешили, а вот когда монгрел на гравилокаторе нашел им третье гнездо – разрешили и пострелять, а вечером торжественно вручили мальчишке его первый охотничий трофей. Ящерица – детеныш, разумеется – была без хвоста и без половины головы, но учитывая специфику охоты – это был вполне удачный результат. Рики обнял хитинового уродца, как самое дорогое в мире сокровище, и так с ним и заснул. И не выпускал до самого утра.

– Микар, даже не думай, и вообще, какого черта? Амоец? Монгрел?

– А что его здесь ждет? Он умненький и вполне нормальный...

– И хрен знает, чем болеет. Ты забыл о предупреждениях.

– Да пошел ты! Можно подумать, тебе не жаль пацана.

– Жаль. А как его протащить на корабль?

– Блин, была б моя яхта – нет проблем.

То лето – самое чудесное и прекрасное в его жизни. До сих пор. Самое счастливое, самое ясное и чудесное время, когда он и впрямь был ребенком, любимым ребенком, и никто ему не угрожал, и не надо было воровать, не надо было прятаться, а только слушать удивительные истории и учиться удивительным вещам. Но когда на горизонте показалась Танагура, он вспомнил, кто он, с мудростью маленьких дикарей, отлично знающих, что белые – это белые и у них свой белый мир. И дикарям туда ходу нет.

А проводник – он свой, он гражданин, и от таких надо держаться подальше. На последней стоянке Рики дождался, когда заснут отметившие удачную экспедицию охотники, и сбежал, не забыв свою бесценную ящерицу.

Лица внешников со временем почти изгладились из памяти монгрела, трофей потерялся во время одной из облав. Рики страшно жалел о нем и, несмотря на откровенный риск и глупость, сбежал от Гая и тайком от него пробрался на место их тогдашнего убежища, но так ничего и не нашел. Но память о чудесном приключении до сих пор оставалась ясным и теплым куском жизни – живом и обитаемом.

Память принадлежит только тебе, и ты там – живой. Пока она есть.

Рики какое-то время молчит, погруженный в ту ясность и свободу, что только и является его настоящим миром, потом поворачивается к Лаэлю и с удивлением обнаруживает, что парень плачет. Прижимает кулак ко рту, и слезы тихонько текут по щекам, и нос совсем красный, и глаза блестят жалостью и чудесным мягким светом.

– Ты чего? Лаэль, что случилось?

Блондин торопливо вытирает капельки. Смущается и краснеет, говорит сдавленным голосом, стыдясь внезапного проявления чувств.

– Ничего не случилось. Ничего, все хорошо. Просто я... просто... извини, пожалуйста.

Рики и вправду не понимает, потому что Лаэля разволновало чувство, монгрелу непонятное, – примерно то, что испытывали тогда охотники к своему неожиданному пассажиру – жалость, стыд за то, что у тебя все есть, а у этого замечательного человечка нет и никогда не будет, и отчаянное желание помочь, дать ему все это.

Забрать отсюда и дать ему все, что он заслуживает.

– Мне так жаль.

– Чего жаль? – искренне недоумевает монгрел, безрезультатно пытаясь сообразить, что же он такое ляпнул, чтобы довести парня до слез. Лаэль смотрит ему в глаза долгим взглядом, серьезным и горячим от силы своей уверенности, потом порывисто привлекает полукровку к себе и пылко шепчет в ухо:

– Мне жаль, что это было одно лето. Мне жаль, что ты потерял свою ящерицу и что я не могу подарить ее тебе. Мне жаль, что меня тогда не было с тобой, и жаль, что все хорошее, что было со мной – не случилось с тобой. И ничего этого я тоже не могу исправить и ничего не могу с этим сделать.

Он отклоняется, чтобы теперь смотреть в глаза обожаемого возлюбленного и говорить с силой клятвы.

– Но я сделаю все что угодно, чтобы дальше было все хорошее. Я сделаю все что угодно для тебя.

Рики тогда понял, что это клятва. Именно клятва – обещание, что дается не много раз в жизни, потому что выполнение его требует больших кусков этой жизни и иногда забирает ее всю. И ему стало страшно и неуютно под этим взглядом, страшно и неуютно перед силой и яркостью разгорающегося на его глазах зарева. И стыдно и мерзко от самого себя и от собственной трусости за то, что молчит и принимает этот чужой яркий свет и тепло, ничего не давая и не обещая.

И страх перед той болью, что он нанесет Лаэлю, если откажет ему, отвергнет бесценный дар сердечный. Но чем дольше молчишь, чем дольше обманываешь – тем больше будет эта боль, разве нет? И если Лаэль сейчас скажет «если ты хочешь» – то сразу все кончится, и он должен будет немедленно решить, а если не скажет...

«Ты просто трус, монгрел, жалкий ничтожный трус!» И Рики резко наклоняется к юноше и торопливо, непонятно как, непонятно, с каким чувством, целует светловолосого. Желая только одного: чтобы сейчас, на несколько минут, он просто замолчал. Замолчала его сверкающая любовь и дала ему время решиться.

А Лаэль... что думает мечтательный и счастливый от положительного, как ему кажется, ответа влюбленный? Вот это все он и думает, и Рикина попытка погасить волнения души желанием тела ничего не решает для него. Так что юноша покорно и радостно тает под его губами, отдается его губам и тихонько смеется, когда монгрел подхватывает его на руки и заявляет, что, если они немедленно не найдут какую-нибудь постель, он трахнет его прямо здесь, и Лаэль тогда точно узнает, что такое монгрельская любовь.

«Смешной. Я тебя всякого люблю. Любого. Ты можешь делать со мной все, что ты хочешь!»

 Отправлено: 17.06.07 00:05. Заголовок: Re:

Очень прошу высказать мнение. Мне кажется, что получилось сильно плаксиво.

Вдохновения ксттати нет вовсе. Так что честно предупреждаю, что проды не будет долго.

 Отправлено: 17.06.07 01:20. Заголовок: Re:

Ур-ра! СПАСИБО! Щас бум читать!

 Отправлено: 18.06.07 19:44. Заголовок: Re:

Ну почему плаксиво, трогательно скорее. Эпизод с охотой на ящериц вообще очень живенько смотится. А Танн очень женственный получается: представители мужского пола редко бывают такими чуткими. Суметь так правильно прочитать партнера после третьего свидания - чудо из чудес. Нашел же Рауль такое сокровище (и сам не понял, кого нашел).
Будем надеятся, что вдохновение к вам еще вернется и терпеливо ждем.

 Отправлено: 18.06.07 21:51. Заголовок: Re:

Не заметила плаксивости. Эмоционально - да, но это свойственно Вашим текстам. И это замечательно!
А насчет Лаэля... Было что-то такое в размышлениях Рауля, похоже, на Танна как-то воздействовали. Для "отключения тормозов"?

И еще.

цитата:

«Я не сдался, сразу не думай, я очень старался. Но у меня ничего не вышло».

Мне это немножко напомнило знаменитое "казнить нельзя помиловать".

А вдохновение обязательно вернется! Столько народу ждет - оно просто обязано вдохновиться и помочь Вам.

 Отправлено: 18.06.07 23:11. Заголовок: Re:

Не плаксиво. Чувствительно - да, но не плакиво. Просто самокритика у вас, как всегда, не дремлет! Но это, может, и хорошо.
От души желаю побольше вдохновения!

 Отправлено: 24.07.07 04:11. Заголовок: Re:

Так похоже тему "Ждем вместе" никто не читает, так что начинаю ныть здесь - ну когда же продолжение. Винни-Пух прошел уже месяц верните вашу музу обратно.

 Отправлено: 24.07.07 12:38. Заголовок: Re:

Упс, облом! А я-то думала - продолжение...

 Отправлено: 24.07.07 15:35. Заголовок: Re:

винни-пух, мы вас очень ждем

 Отправлено: 13.08.07 15:32. Заголовок: Re:

Кусок есть, но пока не могу отослать. Проблемы с компьютером.

 Отправлено: 13.08.07 22:30. Заголовок: Re:

Ой, правда?! Можно скоро ждать?! Ура!!!!!!!!!

 Отправлено: 18.08.07 14:32. Заголовок: Re:

Продолжение у Беты. Спасибо за поддержку.

 Отправлено: 22.08.07 00:55. Заголовок: Re:

винни-пух

цитата:

Продолжение у Беты

Замечательно ^ - ^
Я, как и остальные, очень-очень жду!

 Отправлено: 06.09.07 14:21. Заголовок: Re:

винни-пух

цитата:

Продолжение у Беты. Спасибо за поддержку.

Винни где, где бета, вернее от нее продолжение? Надеюсь задержка говорит о том, что НУ ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ. Ну все-таки хоть кусочек, а?

 Отправлено: 05.10.07 23:01. Заголовок: Re:

- Ты что, больной? Топай отсюда на хрен.
Даже злости нет в голосе полукровки, одно глубокое удивление. И удивляться есть чему: мутантам не место на улицах Цереса, это смертельно опасно для уродцев и нет никакого значения, виновен он в прошлом набеге, или нет. На лбу ни у кого ничего не написано, а физическое уродство по-прежнему вызывает у людей стойкое отвращение к его носителю.
Что крайне глупо, разумеется, но это реакция из числа инстинктивных, ведь уродство может быть следствием болезни, не так ли? И чтобы подавить ее, нужны сознательные усилия. Рики, наглядевшийся в своей короткой жизни разных органических форм, так же подвержен действию инстинкта, как и все остальные, но, в отличие от остальных, осознает ее причину. Он сам мог бы быть таким, легко, и много было бы в этом его вины?
Люк вот, тот просто морщится и невольно отодвигается, когда существо шевелится и, как ему кажется, направляется в его сторону.
- Рики, что тебе за дело до этого мутанта? Пошли отсюда, это не наша вообще территория.
- Не наша, - равнодушно соглашается полукровка, разглядывая существо. Правда мутант, такие кошмарики водятся только на Острове или в специальных заведениях. И, опять-таки, это ничего не значит.
На «не нашей» территории монгрелы оказались не случайно, конечно. Бдительно следящий за полицейскими новостями, Рики объявление о банкротстве компании «Рамаи», занятой выпуском лекарственных препаратов, пропустил, естественно. А вот товарищ юрист Менж обратил свое пристальное внимание на это дело.
- И почему?
- Потому, что некоторое время назад некие лица, имеющие отношение к компании, обратились ко мне за определенного рода услугами.
За какими услугами можно обратиться к юристу, занимающемуся отнюдь не только оформлением деклараций и прочей межорбитальной мелочевкой? Тем более, «определенные лица»? Ясное дело, за какими, и ясное дело, почему: банкротство – чистой воды фикция, предназначенная для слива средств компании в удаленное отсюда место, которое наверняка не подписывало пакт о выдаче финансовых преступников. Удивление вызывает решение Менжа за каким-то чертом рассказать об этом одному из своих полностью нелегальных клиентов. «Бизоны» мало похожи на бухгалтеров или хакеров.
Если это заказ на убийство, то мужик крупно пролетел. А зачем еще служитель Фемиды может обратиться к бандиту? Рики задумчиво крутит сигарету в пальцах: курить не хочется, но сие действо, без сомнений, страшно удобно, когда нужно маскировать свои истинные чувства и мысли.
- И?
- Тебе ведь нужны деньги, Темный.
Прогноз на грани провидничества, прям. Монгрел с откровенной иронией во взгляде смотрит на юриста, вопросительно подымая бровь.
- И?
Менж невозмутимо отпивает кофе - ох и мерзкий он здесь, аж скулы сводит, – еще раз тщательно взвешивая свое решение. Загадочный монгрел на редкость неудобен для использования в сделках, именно в силу собственной прямоты и открытости. В первый момент, сталкиваясь с этой настойчивой требовательностью в озвучивании, прямом и четком, как предложений, так и мотивов, думаешь, что полукровка – агент. Или полиции, или, чем черт не шутит, – СБ. Особенно, когда сталкиваешься с явно превышающей возможности рядового монгрела осведомленностью. Впечатление устойчивое, яркое, но быстро разрушается под действием собранных сведений. Известность и удачливость бандита и пилота позволяют исследовать его биографию чуть ли не до запятой.
Но только пока дело касается Цереса: где пребывал монгрел три года своей короткой жизни, неизвестно более чем никому, как поэтично выразился информатор. Но, поскольку об этой особенности своего клиента Менж узнал позже, чем затеял плодотворное сотрудничество, то решил не прерывать такового, но соблюдать осторожность.
Во второй раз складывается впечатление, что ведешь разговор с человеком до крайности циничным, даже неприятно становится и кажется, что твоя... неправедность исчезающе мала перед равнодушной откровенностью цересской крысы. Что, кстати говоря, в большинстве случаев является неплохим стимулом для излишней откровенности собеседника.
Рики это мало волнует. Для него такой стиль разговора экономит время, потому что собеседник перестает, скажем так, стесняться и быстрее переходит к делу. Но есть и еще одно: не соображение – ощущение. Презрение к себе, сознание собственной слабости, сломанности, заставляет молодого монгрела искать в каждом встречном черты и знаки чего-то худшего. Не для оправдания самого себя, а чтобы подчеркнуть бессмысленность своей жизни.
Блонди ведь и вправду сильно повредил монгрела. Не сломал, как Рики кажется, но подавил веру в себя, лишил той сверкающей юношеской неуязвимости, что отделяла мальчишку от окружающего мира. Рики отчаянно верил, что вырвется, что добьется всего, чего захочет, он ощущал себя неприкосновенным для границ этого мира. Но вера эта крепилась на вере в себя, на уверенности в себе и неукротимой гордости изгоя. И когда золотоволосое божество опрокинуло все его представления о себе, вера рухнула, и властная, непререкаемая любовь Ясона ничего не смогла дать взамен.
Гордость у раба? У бывшего пета? Не смешите, ничего от нее не осталось. Ни от гордости, ни от желаний, ни от души. Рики настолько убежден в такой оценке самого себя, что упорно отказывается замечать какие-то свои качества и признавать свои силы, какими бы значительными и прекрасными они не казались окружающим.
Все та же гордость и упрямство, спрятавшиеся за именем отрицания, все та же страсть и признание только самой гордой, самой большой цели. Или все, или ничего. И Ясон не раз пытался обуздать эту чрезмерную страстность и максимализм, направить в иное русло, но не слишком успешно. И Рики едва ли не радуется - нехорошей, извращенной радостью - обнаруженным у себя циничности и способности равнодушно оценивать ублюдков на предмет полезного использования.
Дрянь. Недопустимо для гордого монгрела, но о нем так говорить просто смешно, и чем больше становится контраст между настоящей силой его души и горестным отрицанием самого себя, тем ярче, острее проявляются эти его настоящие черты. Тем сильнее он привлекает людей к себе, тем сильнее отличается этот монгрел от себе подобных – мужеством, волей и внутренним благородством. Выделяется, как некая привлекательная, яркая сила, красивая, гордая – и обещает тебя сделать таким же. И маска равнодушного ублюдка рассыпается, и ты чувствуешь вкус чужого горя.
С ним что-то не так. Плохо человеку, не понятно, что ли?
Когда-нибудь это разорвет монгрела на куски, когда-нибудь это вскроет его изнутри, и вырвавшаяся из плена сила его души зальет огнем и страстью весь свет до самого неба. И отчаянно хочется посмотреть, как этот внутренний огонь захватит существо, превратит в костер и подпалит проклятые небеса Цереса. И, черт возьми, все равно, куда ты пойдешь за живым огнем. Лишь бы идти и гореть с той предназначенной тебе Богом силой и яркостью, выполняя свое настоящее предназначение.
Это... это будет нечто невероятное, нечто чудесное и прекрасное. Это будет один из тех моментов, когда ты сможешь полностью изменить всю свою жизнь, без всякого страха и сомнений. Потому что все твои предыдущие мотивы и рассуждения окажутся ненужными в центре пожара. Все твои предыдущие цели и опасения окажутся лишь досадной случайностью, помехой перед истинной целью на твоем настоящем пути. И ты отринешь их без боязни и пойдешь вслед за тем, кто освободил тебя. И сделаешь все, чтобы твоя свобода не прекратилась.
Потому что это и есть самая большая ценность на свете. Для любого человека. Но даже признать это, оставить все предыдущее, требует немалого мужества, и множество множеств людей опускают глаза и не глядят по сторонам, чтобы не видеть и не находить этих возможностей, не искать путей и отказывать самому себе в этом. Существовать в своем мирке – пусть дурном и грязном, или сытом и обеспеченном – проще, не так ли? В нем иногда бывает очень плохо и больно, но все равно не так страшно, как сбросить всю свою прошлую жизнь и предстать перед будущим беззащитным и ничего не знающим. Никаких законов, никаких механизмов защиты, никаких бывших знаний и ценностей – только свобода, где ты можешь все.
Смешно, что монгрел, скованный низкой самооценкой, не понимает ни своего дара, ни красоты и высоты своей силы. Его свобода – такая же непреложная часть его жизни, как дыхание, и он просто не понимает, что кто-то может отказаться от нее, что кто-то боится быть свободным. Не не может, а именно боится. И что в его власти дать человеку это бесстрашие и желание, и даже не только человеку, как выяснилось
И его особенность – дар искателя, дар существа, способного к «внутреннему» разговору, не словами, а образами, понятиями и желаниями, способность силой своих желаний, своей страсти увлекать людей, лишь усиливают и совершенствуют свойство его личности. А вот на его собственном сознании – не сказываются никак. И это верно: дар – он или для себя, или для других.
И вот такой вот человек, бандит и изгой, промышляет грабежом и утверждает, что все сделает за деньги. Это просто безобразие. И предлагать ему участие в прибыльной операции по разовому отъему чужого имущества, прямо таки… стыдно. Мелко это: если уж предлагать чего монгрелу, так это космическое пиратство и захват чужой планеты в единоличное пользование с его, Менжа, участием в качестве юридического советника.
Жаль, что не выходит так. Если все получится так, как задумал хитроумный стряпчий – он сумеет завладеть как минимум третьей частью продукта, причем вне пределов Амой и Федерации. В то время как истинных хозяев лекарства, скорее всего, обвинят в антигосударственной деятельности, а уж что сделают с непосредственными исполнителями, и андроиду понятно.
Но… наблюдать за гибелью подобного существа так же увлекательно, как и за его расцветом – интенсивность и степень очарования одинаковая.
- Я предлагаю сделку.
Монгрел иронически хмыкает.
- А без твоей подсказки я бы не догадался.
Как же достают эта церемонность и предварительность при общении с юридически образованными товарищами. И чем лучше человек ориентируется в мире бюрократических тонкостей и интриг, тем больше склонен соблюдать ритуал. Свойственно это людям, чья профессиональная деятельность пролегает в сфере условностей, потому что подобные ритуалы позволяют сохранять видимость достоинства на переговорах любого уровня.
Угу. Изобразить морду ящиком, проще говоря. И работает даже в Цересе: приходит такой вот заказчик с солидной физиономией и начинает умными словами три часа изъясняться. Народ от обилия непонятных звуков тихо офигевает и продается дешевле. Типа, вот какие мы крутые, нас такие люди заметили. Интернат второго класса.

 Отправлено: 05.10.07 23:15. Заголовок: Re:

А еще он встречался с Лаэлем. И когда юноша смотрит на него своим внимательным, восторженным взглядом – жизнь представляется местом светлым и хорошим. А когда встреча отодвигается по шкале времени – тревога и ощущение неправильности, недопустимости происходящего усиливаются, и терзают монгрела до крови.
Он должен оставить в покое парня. Нет ему места рядом с ним, нет ему места в том мире, где живет светловолосый. Но теперь он уже не может просто не появляться в его жизни и все. Лаэль имеет право хотя бы на объяснение, имеет право на правду и... ему будет больно. Он причинит ему боль, потому что позволил себе зайти слишком далеко. И если рассуждать здраво, то лучше, если эта боль будет большой и... грязной, что ли. Будет касаться чего-то, чего изменить нельзя, чтобы не только сердце его отклонилось в отвращении, но и рассудок не смог найти способа решения.
А тут - сиди и жди, пока господин юрист доберется до момента открытого разговора.
- Менж, давай без предисловий, а? Я знаю, что ты можешь обратиться к любому другому бандиту, и все тебе будут рады пятки лизать за такое предложение, но ты обратился ко мне, и все такое. Выкладывай, а? Цени свое время.
Когда-нибудь это разорвет полукровку пополам, и этот момент не так далек, как кажется. Юрист неопределенно хмыкает, никак не показывая не то, чтобы удивления ... удовольствия. Да, удовольствия: что-то, неизвестное ему и скрытое от чужих взглядов и слов, бурлит под плотной оболочкой внешнего облика, прорываясь наружу резкими словами и глубокой страстностью, и бестолковый монгрел даже не понимает, насколько сильным и ярким ощущается это спрятанное буйство, дикий огонь. Как тянешься к нему, как хочется, чтобы оно прорвалось поскорее, как хочется его провоцировать и делать что-то разрушительное, чтобы он, наконец, взорвался. Чтобы сила, сгустившаяся, изнывающая от тесноты и ненужности, взбунтовалась и вырвалась. И черт с тем, как зацепит это наблюдателя, – зачарованно будешь смотреть на рвущуюся душу человеческую, замирая от восхищения и высокой эстетики смерти.
И он, чужой и ненужный ему человек, чья особенность заключается в более остром и правильном восприятии, с удовольствием и уверенностью в своем праве внес бы лепту в рождение дарования. На своей родной планете он вообще обязан был бы это сделать, потому что дело активации прирожденного псионика – дело общественное, поощряемое, и неким полуофициальным Орденом награждаемое. Здесь не Новия, люди ни черта здесь не понимают, хотя и среди них ходят настоящие звезды. Здесь шарахаются от этих удивительных случаев, и для носителей ментальных способностей их открытие, в большинстве своем, заканчивается дурно.
Менж собирается подставить монгрела, потому что так получается, потому что полукровка - лучший, но если бы было можно, новиец предпочел бы такого командира любому другому. Он тоже смог бы перестать бояться. Он смог бы быть свободным, по-честному, и очень жаль, что это не так и вряд ли получится... жаль. Он смог бы.
Там, на его родной планете, в месте, свободном от завоевателей, монгрел уже был бы магистром, как минимум.
- Твоя наглость не доведет тебя до добра, Темный.
Точно. Но только в прошедшем времени.
- А что, твое предложение простирается так далеко? – огрызается Рики и невольно прикусывает язык. «Ну, чего ты дергаешься монгрел? Менж-то при чем до твоих проблем? Он хотя бы честен».
- Ладно. Говори, чего хотел. Но учти, что «уборкой» «Бизоны» не занимаются.
- Я в курсе, - сдержанно отвечает юрист, несколько обиженный такой оценкой его умственных способностей. Впрочем, что взять с полукровки? Вернее, с этого монгрела: Темноглазый, как заметил инопланетянин, думает такими же спонтанными яркими рывками, как и чувствует: то обнаруживая невероятную глубину понимания, то внезапно теряясь в трех соснах.
Кто-то должен был взять на себя труд опекать и воспитывать молодой талант. Иначе он не доживет до светлого момента своей реализации.
- А раз в курсе, то говори уже.
Ничего невозможного, в принципе, но в случае успешного окончания Менжу надо будет сваливать со страшной скоростью. Ибо заявленные как выбракованные партии волшебного лекарства от аллергии на чужеродную фауну – весьма распространенную причину постоянного торможения массовой экспансии – вполне высокого качества и в хорошем состоянии, не утилизировались, и отлично себе хранятся на нескольких подпольных складах. И это, между прочим, не стандартный препарат, а как раз последняя разработка, выгодно отличающаяся отсутствием побочных эффектов и длительным пролонгирующим действием. Лекарство подтвердило все предварительные оценки на последней выставке, но компания отказалась привлекать инвесторов и стала осваивать производство собственными силами. И, поскольку, из-за ошибок в установках, средств не хватило для покрытия внезапных трат, разорилась.
А на самом деле, значит, решила перейти – вернее, ее особо нуждающиеся основатели решили перейти – к нелегальному производству, и, желательно, подальше от планеты-родительницы, которая подобные разработки без присмотра Юпитер не оставляла. Ну-ну.
Один из складов расположен в катакомбах, почти на самом берегу. Место довольно удобное, но не пользующееся популярностью, потому что расположено в зоне технического заражения. Второй склад находится недалеко от Острова; здание, оставшееся от древней лаборатории, до сих пор поддерживается в почти исправном состоянии. В виду указанной причины, и благодаря ей, плата за содержание там ценных грузов вполне приемлемая. Потому как высокая оплата в Цересе сама по себе привлекает внимание и может стать причиной пытливого ненужного интереса.

 Отправлено: 05.10.07 23:16. Заголовок: Re:

Изображая мило переругивающихся лоботрясов не очень понятного происхождения, они объехали весь район, поиграли в обгонялки с муниципальной машиной, довели до истерики хозяина крошечного магазинчика, явно ожидающего какого-то нелегального поступления и по этому поводу особо нестерпимого к неурочным посетителям, и теперь остановились в переулке, обменяться мнениями.
- Хорошо домик запакован, ничего не скажешь. Как мы туда доберемся?
- Посмотрим. Связь есть?
Люк лезет в разрисованный непотребными голыми фигурами бардачок, комм оттуда подмигивает красным огоньком, сообщая о своей временной нетрудоспособности.
- Ага, счас же. Здесь спутники не работают, видать.
По идеям разработчиков, наручные коммутаторы на то и коммутаторы, чтобы выполнять роль не только средства связи, но и лэптопа, но и то, и другое они успешно выполняют только в условиях нормального обеспечения – сиречь, доступности спутника или антенны. А Церес таким добром в изобилии не страдает, так что в отличие от Мидаса наличествуют в нем зоны частичной или полной непроходимости сигнала. И Остров – отличный тому пример.
- Ладно, брось, дома посмотрим.
- Да что там смотреть, и так ясно – заковыристое дельце. Ей-богу, проще добыть скафандры и залезть в склад на берегу.
Люк весьма близок к истине в данном случае: конечно, дом в Цересе нельзя привести в такое состояние недоступности, как в Мидасе, но зато и временной фактор в разбое на территориях этих районов имеет разное значение. Имеется в виду, что дома граждан снабжены специальными системами оповещения и задержания, и в абсолютном большинстве – не членовредительскими. К тому же, после поступления сигнала не гражданин несется в свою квартиру спасать имущество, по большинству застрахованное, а полиция и муниципальные дроиды. В Цересе к проблеме подходят проще. Без технических наворочек, но зато с полной ответственностью хозяина, защищающего родное и оно же единственное по жизни имущество. Степень старания разная, и положить банду ради ценного груза Рики не намерен. Он вообще не намерен позволять своим друзьям ввязываться в рискованные ситуации.
Занятно то, что... как бы это выразиться... посолидневшие «Бизоны» подобное поведение вожака трусостью не считают. Даже крошечной, но реальной надежды на будущее достаточно, чтобы заставить их в кои-то веки подумать о себе; не о мечтах и нелепых желаниях, а о целях достижимых. Когда ничего нет – ничего и не жалко, а когда есть – начинаешь задумываться над своей ценностью.
В домик влезть можно: систем утилизации, водоснабжения и коммуникаций никто не отменял, и стены здания тоже не силовым щитом прикрыты. Но даже навскидку, еще без приборов, оба бандита засекли и камеры слежения по периметру, и не сильно-то и замаскированные силикатные плиты на крыше и дверях, и подозрительное отсутствие вентиляционных отверстий. Вообще всяких. У них что же, кислородная установка своя собственная? Понты, не может быть, такое дорогое удовольствие владельцы контрабандного склада не могут себе позволить.
На берегу и впрямь все было проще. Вполне себе стандартный, укрепленный местными усилиями док с нормальной человечьей охраной и открытым стоком в воду. Заходи и бери че хочешь, но при условии скафандров биологической защиты. Сток там был не один, и место было гиблое.
- Менж говорил о трех складах. Вернее, упомянул.
- Ну, так пусть скажет, где третий.
- Третий в самой лаборатории...
Рики почему-то в сомнениях, Рики почему-то задумчив и сосредоточен; и не с той веселой свирепой злостью, с которой думают о целях желанных. И для Люка не представляет труда сообразить, что это значит.
- Чего? Тебе не нравится?
- Сам не знаю, - темноглазый трет лоб жестом удивительно детским и не подходящим его тонкому и сосредоточенному лицу. - Говорил он правду, о компании я потом читал...
Рики с досадой пожимает плечами: не знает. Рассудок твердит о выгоде операции и о повышенной, если так можно выразиться, безопасности акции, потому что основные ее участники покинут Амой, а пострадавшие владельцы компании аж никак не могут что-то знать о третьей стороне. Все хорошо, все правильно, но почему же есть хочется?
Потому что все, что называется словом «биология», прочно увязано в его голове с институтом генетики и Главным Нейрокорректором лично? Но это просто глупо. То, что рядовой, в принципе нелегальный, юрист, и рядовая же банда так вот, за здорово живешь, войдут в середину подготовленного специалистами «разводняка» и смогут урвать свой кусочек пирожка? Но такое и впрямь бывает: граждане, впервые столкнувшиеся с реалиями Черного рынка, довольно часто превращаются из экономических преступников в ограбленных лохов.
Или ему просто не нравится факт участия именно того юриста, который занимается оформлением его инопланетного счета? Ничего более внятного рассудок не выдает, но интуиция монгрела упорно твердит, что дело нечисто. А своей интуиции Рики предпочитает доверять – проверено.
Ясон бы фыркнул и сказал, что этап анализа информации на подсознательном уровне он осуществляет превосходно, но пользуется ее выводами в плоскости сознательного мышления весьма средне. Ну и… к Рагону. «Нет никаких доводов против, и пока не найдем – я с места не сдвинусь».
- Помогите.
Сказано было таким бесцветным плоским голосом, что поначалу оба монгрела не могут сообразить, откуда он звучит. Пооглядывавшись по сторонам и никого не заметив, невольно вздрогнули и судорожно стали осматривать верхние этажи переулка. Один дом был явно пуст и заброшен, второй носил следы недавнего или периодического обитания в виде болтающейся на ветру полусорванной антенны и какой-то игрушки, свисающей с подоконника.
Большой такой игрушки и, судя по тому, как телепает ее ветер, чересчур легкой для ее габаритов. К тому же говорящей.
- Слазь оттуда, - в приказном порядке заявляет Люк, вытаскивая шокер. Вряд ли он поможет в данной ситуации, но Рикин «канцлер» остался дома, да и запрещает полукровка таскать оружие без особых оснований.
- Помогите, – из чего следует, что существо и само бы радо слезть, да не может, а голос все равно странный, таким голосом люди не просят.
Рики подкатывает байк под стену, влазит на сиденье и более внимательно присматривается к нуждающемуся в помощи. В конце концов, они и впрямь в чужом районе, а кошку, как известно, сгубило любопытство. Люк аккуратно, показательно занимает боевую стойку, шокер предупредительно хрипит, демонстрируя полный заряд.
- Помогите, – повторяет существо, явно живое и не опасное. Грызущая монгрела на пустом месте интуиция молчит в тряпочку при виде четырехрукой пародии на голую обезьяну, разучившуюся летать. Потому что в альтернативном случае она должна была помахать кожистыми крыльями и отцепиться от подоконника.

 Отправлено: 05.10.07 23:17. Заголовок: Re:

Ага, вот в чем дело: крылья запутались в выброшенной на крышу паутинчатой антенне, и существо намертво застряло, точно как муха. Нелегальный гибрид антенны и прослушки при этом сильно пострадал, так что самодеятельному пилоту повезло – дождись он хозяев, вряд ли они бы ему обрадовались.
Поморщившись и не слушая ворчание Люка, монгрел с некоторым трудом - тяжело дотягиваться, ростом не вышел - разрезает проволоку, и мутант валится вниз.
Брр, и родится же такое! Люк с откровенным отвращением глядит на рукокрылое создание, которое пытается то ли сесть, то ли встать.
- Пошли, Рики.
- Подожди.
- Чего? Второй революции? Ну, вытащил ты его, так что теперь? И чего ты его хватаешь руками, может он ядовитый?
Ядовитый – это вряд ли, а вот какие-нибудь шипастые подобия панцирных пластинок у мутантов довольно часто наблюдаются. Но что намного опаснее, так это то, что они могут оказаться носителями немалой дозы радиации. Но вряд ли, чтобы существо было мутантом – уж что-что, а амбре у обителей Острова и окрестностей легко опознаваемое.
- Ты кто?
«Вот блин. Он еще будет разговаривать с мутантом! Счас, за ручку возьмем и отведем обратно домой. До мамы и папы, которые нас с благодарностью сожрут». Но, прежде чем слова вылетают изо рта Люка, существо рапортует таким же невыразительным голосом.
- Ка У Зет 223-33-игрек, квота «Панорама», выпуск 9-ый.
- Э-э-э? Это он чего?
- Это пет, – поясняет Рики, мрачно оглядывая спасенного. Что здесь делает пет? То есть понятно, что бы он делал, если бы не был таким экзотичным. Причем без имени, он же свое наименование докладывает, а не имя. Ну да, он страшный, как смертный грех, но голая кожа у него чистая, в смысле - без болячек и повреждений, и глаза ясные, и руки вместо ног.
Спецразработка.
- Ты как сюда попал, Ка У ... Кузя?
Существо вздыхает и повторяет:
- Ка У Зет 223-33-игрек, квота «Панорама», выпуск 9-ый.
- Он че, дурной?
- Просто не понимает, - для понимания слов, знаете ли, недостаточно. Для понимания двое собеседников должны обладать сходной системой восприятия и оценки.
- Куда ты направляешься?
О, вот этот вопрос существо поняло: встрепенулось, село на сложенные ладони нижних рук, верхние руки сложило перед грудью и вздернуло подбородок – ни дать, ни взять маленькая горгулья. Только без когтей почему-то.
- Космопорт Кото, лайнер «Шива», арендатор Айвен Рамо.
Отлично. Мало того, что не знамо что, так еще и для внешников создавался. И как он тут оказался? Кото – порт, мало используемый контрабандистами, поскольку является стандартным местом встречи официальных и привилегированных лиц, которые желают остаться инкогнито. Так что служба безопасности там на такой высоте, какая контрабанду в привычном ее виде не пропустит. То есть недозволенные к ввозу препараты и оборудование через таможенную службу реально не пройдут, и криминальные наклонности здесь могут удовлетворяться только косвенным образом: провозом, например, замаскированных раритетов или предметов с неверно указными характеристиками. В любом случае, монгрелам туда соваться опасно.
- Ну, и чего с ним делать?
«Горгулья» мигает блестящими, без белков, глазищами непроглядной темноты то на одного, то на другого. И ожидает решения. Пет - не пет, но существо решать собственную судьбу самостоятельно явно не способно. Сбежал сдуру, потерялся, потеряли.
- Садись, - Рики хлопает по сиденью, существо послушно заползает на байк позади парня, демонстрируя все преимущества четырех рук перед двумя. Люк удивленно свистит.
- Рики, на фиг он тебе нужен?
- Его тут просто сожрут, Люк. Ну не бросать же.
- И чего теперь? Искать его владельца? Ты чокнулся, монгрел.
- Ничего я искать не буду. Я его Катце отвезу, он точно знает, откуда и куда такое ездит.
А жаль, что «горгулья» такая глупая, а он не владеет языком обучающих операторов. При создании существ со строго оговоренными заказчиком свойствами в мозг созданий внедряется определенное количество знаний и сценариев поведения, индуцируя в память готовые структуры и необходимый словарный запас, потому что существо, каким бы ограниченным его не проектировали, должно применять знания и умения. Поэтому у тех, кто обучает такие создания, разработан специальный язык, и, владея им, операторы довольно быстро и эффективно могут перепрограммировать создания на случай изменения условий или требований.
Очень удобно. Но вот в случае незнания этого языка процесс общения становится мучительным и практически невозможным. Все равно, как искать предмет в шляпе фокусника – где-то здесь, но вас уже обманули.
Но, так как монгрелы в аккурат объезжают изучаемое здание, Рики спрашивает у спецразработки.
- Кузя, ты из этого дома выбрался на открытое пространство? – Это вы зря думаете, что биологическим конструкциям таких длинных слов знать не положено. Они знают, нужно только спросить умеючи.
«Кузя» добросовестно оглядывает здание, словно боясь потерять его среди других строений. Что затруднительно, поскольку оно тут одно пятиэтажное; но Рики его не торопит.
И покровительница разработки Ка У Зет 223-33-игрек, квота «Панорама», выпуск 9-ый не медлит с благодарностью.
- Да. Я выбрался из этого здания на открытое пространство. Я попал в ловушку.
Из чего следовало заключить, что у выпуска 9 и монгрелов из трущоб покровительница одинаковая.
- Это не ловушка, - автоматически поправляет Рики, слегка растерявшись от нежданной удачи. Люк - тот вообще выпадает в осадок.
- Чего? Ты там торчал, и молчишь в тряпочку? И как туда тебя занесло?
Темноглазый жестом заставляет Люка замолчать: спецразработки уличного сленга не разумеют, и отвечать могут только на прямые вопросы, не предусматривающие необходимость в логическом анализе. Спрашивать надо иначе. Но, черт возьми, действительно удача.
Монгрелы покидают неблагополучный район, и, только достигнув относительно нейтральной территории, Рики позволяет себе продолжить допрос.
- Тебя готовили на другую планету?
- Да.
- Ты сбежал?
- Нет.
- Ты потерялся?
- Нет.
- Ты отстал от своей группы?
- Нет.
- Ты заблудился?
- Нет.
- Тебя позвал кто-то из хозяев, и ты остался?
- Нет.
Рики с силой выдыхает воздух через стиснутые зубы: «Моя фантазия не безгранична, и я впрямь уже не знаю».
- Ты один был в том здании?
- Нет.
- Ты один был из своей группы?
- Да.
- Ты искал этот дом?
- Да. Задание: попасть внутрь здания. Цель задания: установить планировку здания, количество живых и неживых объектов, схему коммуникаций, водоснабжения и вентиляции. Доложить по прибытию.
- Ни хрена себе, - Люк обалдело рассматривает «мутанта» и поворачивается к вожаку, - слышь, Рики. Так он что, шпион?

 Отправлено: 05.10.07 23:21. Заголовок: Re:

- Похоже, – Рики внезапно приходит в голову, что у существа, предназначенного для использования на другой планете, могут оказаться еще какие-то полезные приспособления, кроме четырех рук и крыльев. Может, существо знакомо с собственными характеристиками и можно что-то внятное узнать о нем самом? Зачем? Затем, что никогда не знаешь, где сломается твой байк.
- Какие методы ты использовал?
- Визуальная, ультразвуковая и инфракрасная локация, позиционирование объекта, определение состояния живых объектов. Материалы и маршруты могут быть воспроизведены в режимах WAP, Kreysler, VBC.
Рики даже дыхание затаил, не веря в свою удачу.
- Какой тип адаптера ты используешь?
- Контактный.
- Вы о чем? – удивляется Люк. Черт те что происходит: спасли какого-то мутанта возле Острова, а это «чмо», не способное ответить, как оно сюда попало, шпарит, как заправский хакер и способно на «ультразвуковую» локацию. Бред.
На самом деле – вовсе не бред. Уровень интеллекта ведь определяется не словами, которые способен воспроизвести объект, а способностью к оценке предложенных обстоятельств и установлению логических связей. Разница - примерно как между записью на диске и аналитической программой на том же терминале.
Рики не отвечает, проворачивая в голове перспективы сказанного: если горгулья и впрямь способна на такое, а не научена отвечать таким образом на заданный вопрос, то без разницы, может ли само существо сообразить, что происходит, или не может. С другой стороны, перечисленные параметры свидетельствует о серьезности проекта. А значит, существо – особь ценная и разыскивается. И вряд ли, чтобы частной компанией – уж что-что, а разработки для инопланетян создаются под бдительным надзором и опекой Департамента Науки Амой.
- Ладно, посмотрим.
- Блин, Рики, скажи, что происходит?
- Пока не знаю. Поехали.
- Куда?
Ясно, что не домой. Лекарство, явно представляющее ценность для инопланетного рынка, которое пытаются вывезти нелегально его создатели. Юрист-неамоец, любитель оформлять несостоявшиеся сделки и жаждущий урвать кусочек от еще неостывшего тела обанкротившейся компании. Конструкция для инопланетян, оказавшаяся на складе с ценным секретным грузом. И амойская система правления, не упускающая случая напомнить своим согражданам и гостям о великом христианском принципе.
Дело пахнет спамом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что сочетание такого количества заинтересованных лиц, обладающих властью, знаниями или оружием по выбору, чревато столкновением интересов. Ситуация при этом немедленно и сильно усложняется, проведение тех или иных действий затрудняется, неразрешенные вопросы накапливаются с каждой минутой. До тех пор, пока продуманная и подготовленная операция не превращается в бестолковый или кровавый хаос, который разрешается исключительно методом гордиевого узла.
«Очистка операционного поля от избыточного количества векторов»; а роль лишних векторов играют, естественно, непосредственные исполнители и организаторы рангом пониже. И кто останется в выигрыше? Его величество Амой. «И что, это как-то отличается от Цереса? Любой дилер старается вырезать конкурентов поменьше». - «Нет, Рики. Действия, направленные на стабилизацию государственного режима не могут называться бандитской акцией».
А рукокрылое существо – создание дорогое и специальное. А такие на Черном рынке появляются исключительно с позволения СБ. И не надо «ля-ля-фа-фа» про особо продвинутых воров и всемогущество криминальных авторитетов. Не на Амой, не там, где Глава Синдиката является куратором Черного рынка, на протяжении десятка лет находящегося под его неусыпным контролем и вниманием. То есть, конечно, отдельные случаи всегда бывают, никто не спорит. Но не система и не поток: а вся квота или выпуск – это поток, это свидетельствует о высокой организации и стабильном источнике.
Когда Рики ненароком выяснил, что Первый Консул контролирует Черный рынок, он сначала просто не поверил. Ха! Первый Блонди занимается грязными делишками! Зачем, интересно? Денег у него и так до черта, выше только Юпитер. Вранье. Ясон, однако, информацию не опроверг, и, забавляясь крайним изумлением пета, снизошел до пояснений.
Пояснения Рики потрясли. Полностью представить всю сложность механизма контроля и управления махины под названием Черный и Серый контрабадный рынок было не под силу монгрелу, слабо ориентирующемуся в законах экономики. Да и столь общие абстрактные категории плохо укладываются в неподготовленный ум, но одной четко расписанной цепочки оказалось достаточно, чтобы Рики уловил суть явления и был, мягко говоря, ошеломлен: как грандиозностью затеи, обеспечивающей едва не 10 %, со времени активного участия Минка, доли бюджета, так и величиной обмана.
Да и не обмана, собственно, но найти другое название Рики трудно. Надо же, столько людей, монгрелов, граждан, нечистых на руку внешников столь самозабвенно воруют, убивают и шпионят, свято веруя, что трудятся во благо себе любимых, утоляя страсть к деньгам, власти и насилию или обеспечивая выживание. Столько сил прилагают, чтобы стать боссами и купцами, стольким рвут глотки, забывая о своем человеческом происхождении, продают себя и других, всерьез ненавидя эту планету и ее повелителей. А оказывается, что все они плодотворно работают на благо и процветание Амой.
- И ты контролируешь всех? Вот так вот, сидя здесь и составляя планы? Ты врешь.
- Блонди не лгут, Рики. Пора бы привыкнуть. И - да, я контролирую весь рынок.
- Фигня. Чтобы быть боссом на рынке, надо людей своих иметь. Указывать им, что делать, смотреть, чтоб они не напортачили… да мало, что еще.
- Люди у меня есть, и достаточно надежные. Что касается наблюдения и прямого контроля, в этом нет нужды, если ты знаешь достаточно об участниках операции. На этом уровне каждый из участников – это объект, характеризующийся определенными свойствами: мотивацией, целью, поведенческой реакцией. Более того, цель у всех объектов одна и та же – обогащение, разница только в количестве и форме. Чтобы управлять ими, достаточно заставить участников принять мои цели и цели Синдиката, как наиболее выгодные. Это не трудно.
- Фигня.
Последнее, впрочем, произнесено не в силу недоверия, а из упрямства и нежелания принимать такого рода правду. Но блонди и вправду не лгут, и чутье Рики немилосердно толкает его к признанию. Катце управлял своими людьми через посредников, а с конкурентами играл, как в карточную игру; разве сам он не был участником провокации одного типа, что пытался подставить рыжего? А блонди ведь умнее Катце, так что и игры у него больше и запутаннее. А люди – объекты, подчиняющиеся законам рынка. И больше ничего.
Столько амбиций, насилия, унижения, хитрой игры ума и низменных желаний – и что? Все, вместе взятое – не более чем совокупность объектов, связанных цепочками увеличения прибавочной стоимости и управляемых с легкостью марионеток. Просто среда, в которой умный дальновидный блонди осуществляет свои Юпитер благословляемые планы.
Просто объекты, все равно кто. Ясону действительно все равно, кто эти «короли» и боссы. Ему вообще все равно...
«Я не могу быть с тобой, Ясон, не потому, что не люблю тебя, не потому, что не хочу быть с тобой, а потому что я – всего лишь такой же объект. Представляющий интерес в строго ограниченном диапазоне пользования. Не я, не Рики Темный, а нужное, полезное оборудование – для человека этого недостаточно. А быть чем-то большим для тебя – невозможно».
И самая перспективная фигура для нелегального заказа таких вот специализированных донельзя петов – Рыжий Лис, потому что его работодатель и есть этот самый хитроумный Глава Синдиката. И после всего этого можно тащить горгулью в дом? Зная, что существо сохраняет в памяти маршруты передвижений? Рики, конечно, монгрел, но не идиот.