Отправлено: 21.02.11 20:19. Заголовок: Держаться за воздух

Название: "Держаться за воздух"
Автор: Винни-пух
Бета: Lynx
Благодарность за технические консультации: Illi (и ее мужу), Blade
Предупреждение: сиквел к "Дорога в мой дом"
Предупреждение: не канон.
Посвящение: Рысь, мужественному редактору и другу

 Отправлено: 21.02.11 20:20. Заголовок: В любом случае огром..

В любом случае огромное спасибо Arasi за ее великолепный клип.


В окнах гаснет свет, как будто навсегда
Уходит из-под ног чужая планета,
Полцарства за билет, оплачено сполна
Из тысячи дорог я выбираю эту.

Мой зеркальный враг мне верен до конца,
И на ветру дрожат воздушные своды.
Как трудно сделать шаг, еще сложнее – два.
Дорога наугад. Я выбрал свободу.


Держаться за воздух. За острые звезды.
Огромного неба коснуться рукой.
Держаться за воздух. За острые звезды.
И там над землею, дышать им с тобой.
Группа «Би-2»

 Отправлено: 21.02.11 20:21. Заголовок: Небо черное как… как..

Небо черное как… как тьма. Ничего чернее он никогда не видел. В темноте висят острые мелкие звезды и почти не мигают.
- Хоть ставь здесь куполы, хоть не ставь, а людей здесь жить не заставишь.
- Здесь будут рабочие станции. Основной комплекс будет строиться в долине.
Тоже не лучший вариант. Но после постоянного действия терраформирующей установки, где-то лет через пять, можно будут выходить наружу в респираторе. А лет через десять, если они разживутся искусственным солнцем, то и без масок.
Сейчас вне станции можно находиться только в легком скафандре. Он задирает голову вверх, долго-долго смотрит на звезды, не думая ни о чем, пока его спутник не отвлекает его вопросом:
- Ты беседовал с партией Карлисса?
- Завтра. Пусть чуток пообвыкнут.
Впрочем, отвечая, он все равно смотрит в небо, а не на собеседника.
- Откладывать нельзя.
- Да, я знаю. Но все же пусть познакомятся. Привыкнут.
Что он имеет в виду, его спутник, кажется, не понимает. Он и сам не может объяснить. Но это сродни тому ощущению приближения, соприкосновения, которое он испытывает, когда смотрит в ночное небо чужой планеты. Оно ведь совсем не такое, как дома; вроде и созвездия те же, вроде и по ночам оно такое же чернильно-черное, как будто прямо в космос, как будто воздуха нет, а все равно – не так.
К нему надо привыкнуть. Не к земле, не к ломаным линиям горизонта, не к ветрам таким знакомым, обычным, не к отсутствию кислорода и постоянному холоду – привыкнуть надо к небу. К его звездам. И тогда эта планета станет твоей.
Он опускается на корточки, смотрит на собеседника снизу.
- А зачем ты сегодня вышел?
Тот медлит с ответом, и когда отвечает – слова звучат странно для него.
- По-видимому, чтобы убедиться в том, что ты находишься в безопасности.
Он смеется, подымается на ноги, подходит ближе к своему спутнику.
- Безопасности? Да здесь нет никого.
- Значит, для того, чтобы разделить твое одиночество, - покладисто предлагает другой вариант его собеседник, и он опять фыркает смехом. В устах его спутника подобное предположение звучит как шутка.
- Ладно, как скажешь, - с улыбкой соглашается он и тут же без перехода спрашивает: - тебе здесь нравится?
Его спутник опять молчит, то ли формулируя что-то более или менее понятное, то ли действительно задумавшись.
- Трудно дать точное определение, – в конце концов произносит его собеседник и сам спрашивает:
- А тебе здесь нравится?
Он медленно оглядывает открывающуюся с этого места картину: острые уступы скал, пологую долину с ярко-розовым пятном воздушного купола далеко внизу, снова долго смотрит на звезды – чужие, странные, небо чужое – и снова ощущает возникшее исподволь ощущения «своего».
Чужая. Планета, земля, вода – чужая, но своя. Вот то, что он хотел бы объяснить своим людям. Он кивает.
- Да. Это наша земля. Нам здесь жить.
Его спутник кивает головой, молча соглашаясь. Через минуту кладет руку ему на плечо и повторяет:
- Нам здесь жить.

 Отправлено: 21.02.11 20:21. Заголовок: - Политика изоляции ..

- Политика изоляции исчерпала себя еще сорок лет тому назад. Начиная с попытки заключения «Эркнейского Союза» мы упустили по меньшей мере пять потенциальных возможностей создания долговременной коалиции, ограничиваясь торговыми договорами и неофициальными соглашениями.
- Я не настолько глубоко изучал современную историю, как ты, но в общем курсе «Эркнейский Союз» выглядел чистой воды провокацией. Я полагал, что тогдашний Глава Синдиката Нерил Торн принял совершенное правильное решение.
- В том виде, в каком договор был предложен Синдикату, его нельзя было рассматривать как серьезный деловой проект. Но я тщательно изучил все материалы этого дела, включая все информационные сводки того времени, и склонен считать, что мой предшественник проявил прямолинейность и слишком жестко придерживался внешней стороны договора. Полагаю, что «Эркнейский союз» был попыткой прощупать Синдикат: оценить методы ведения переговоров, получить данные о внутренней политике структуры, о ее составляющих. Внешняя сторона договора действительно не представляла интереса для Амой, для Амой того времени: слишком жесткий стиль партнерства навязывал союз. Но грубейшей ошибкой Торна был отказ от обсуждения взаимных уступок. В тот момент концерн «Аргоры», по сути, являлся экономической основой власти Эркнея. Именно его совет диктовал внешнюю политику режима Макклохлана, именно концерн и был организатором переговоров. Однако Торн не сумел или не захотел рассмотреть предложение в таком ракурсе, и Амой утратила вполне реальную возможность заявить о себе как о полноправном участнике Северного Рынка.
- По-моему, ты преувеличиваешь.
- Нет, Рауль. «Эркнейский Союз» был темой моей курсовой. На основе предложенных мне данных я создал двенадцать основных моделей развития. Четыре из них вели к тому бесславному провалу, который заставил Амой еще двадцать лет оставаться теневым партнером Федерации. Нерил Торн действовал согласно второй: отказался от ведения переговоров, полагаясь на официальную часть соглашения.
- Но статьи договора были вполне четко сформулированными.
- Верно. Но если бы переговоры предполагали неизменность выдвинутых требований, такое понятие как дипломатия просто перестало бы существовать. Представители «Аргоры» пытались привлечь на свою сторону Амой, не зная точно, с кем имеют дело: с потенциальным партнером или с конкурентом. Именно этим и объясняется первоначальная жесткость предложения. Они ожидали от Синдиката большей гибкости, способности к маневрированию между внешними сторонами договора и истинным положением дел. Рассчитывали обнаружить противоречия между отдельными лицами или партиями элиты, найти представителя в структуре власти, который мог бы лоббировать их интересы. Что ж, Синдикат продемонстрировал абсолютное единогласие, но, к сожалению, это единственный положительный момент в этой истории.
- Из чего следует, что попытка «прощупать Синдикат», как ты выразился, провалилась.
- Да. Но по сравнению с теми возможностями, которые упустил Торн, это – капля в море. Сколько информации мог почерпнуть Синдикат, начни Торн переговоры, сколько возможностей дезинформировать противника было упущено.
Рауль едва заметно вздыхает, задумчиво крутит в руке бокал. Как это похоже на Ясона: искать решения не только в трудных ситуациях, а в ситуациях, требующих неоднозначного выбора, действий на грани лояльности. Более того, именно в подобных обстоятельствах его способности раскрываются в полной мере, и с годами эта особенность не только не уменьшается, но и развивается.
Конечно, Юпитер закладывала в проект Ясона подобные характеристики, закладывала именно из расчета проводить в будущем более гибкую политику, отказаться от статуса закрытого общества. С точки зрения Рауля Консул слишком рьяно придерживается этой линии, слишком часто выступает с предложениями социальных проектов, слишком решительно приступает к их осуществлению, но… его собственное положение Советника требует некоторой консервативности мышления, склонности к анализу, а не к действиям. Такой тип личности позволяет Раулю в совершенстве исполнять роль доверенного лица и первого критика, но он же мешает ему в полной мере оценить те перспективы, которые Ясон находит даже в безнадежных случаях. Возможно, поэтому идеи Минка кажутся ему слишком революционными.
- Хорошо. Я понял, что если бы ты в тот момент был Главой Синдиката, то не упустил бы возможности заключить хотя бы малозначительный формальный контракт, позволяющий нам представлять на рынке что-нибудь безобидное. А затем соблазнил бы совет концерна более серьезным проектом. И поскольку они имели огромный вес на Северном Рынке, то, скорее всего, добились бы поправки к конвенции, и нам не пришлось бы размещать столько капиталов на черном рынке. Какое это имеет отношение к твоему предложению о колонизации Скарр?
Ясон улыбается одними глазами.
- Аналогия неуместна.
- Это не аналогия. Это предположение, основанное на хорошем знании твоего характера. Я думаю, что когда ты заговоришь о найденном тобой решении, мне понадобятся вся моя выдержка и готовность рассматривать первоначальный проект в качестве точки отсчета, а не плана действий.
- По-видимому.

 Отправлено: 21.02.11 20:22. Заголовок: Скарр – четвертая пл..

Скарр – четвертая планета системы Пандома. Открыта в 2245 году, внесена в Звездный Каталог под имением земли Райсы Оливеры. Признана не пригодной для жизни по климатическим показателям, но представляла интерес как источник полезных ископаемых. Обширные месторождения урана и плутония стали разрабатываться с 2256 года военными концернами Терранского Второго Союза. Активная разработка и элементарное несоблюдение правил захоронения отходов привели к техногенной катастрофе. Планета была законсервирована и сведения о ней засекречены.
Через 14 лет после катастрофы Терранский Второй Союз был разрушен, информация о секторе, где находилась система Пандома и еще несколько колоний, была преступно уничтожена тогдашними главами правительства.
Вторично земля Райсы Оливеры была открыта в 2401 году и названа в честь руководителя проекта «Поиск» Павла Скарра. Последствия катастрофы губительно сказались на и без того малопригодном для обитания климате, поэтому без предварительного локального терраформирования. разрабатывать месторождения не представлялось возможным. Так как система была расположена вдалеке от стратегически важных трасс новоявленного общечеловеческого союза, было принято решение продолжить политику консервации.
В 2525 году была предпринята третья попытка колонизировать планету. Концерн, выкупивший лицензию на разработку урана, на самом деле больше интересовался месторождениями катрнатида – уникальными растворами корунда и редкоземельных металлов, представлявших на тот момент основу генераторов Кириенса. Сведения о кристаллах некоторое время удавалось хранить в тайне, но неудачи с терраформированием, повлекшие гибель двух станций со всем их населением, привлекли внимание правительства. Концерн был разоблачен, обвинен в антигосударственной деятельности, а его разработки на планете закрыты.
В 2612 году Федерация предприняла очередную попытку покорить «Неистовые земли». Построив и запустив одновременно десять климатических установок, концерн «Тайга» - официальный разработчик месторождений – добился относительной стабилизации климата в районе горной гряды Аккоранги. Район оказался бесперспективным для разработки. Дальнейшее пробное бурение показало также наличие в базальтовых слоях обширных полостей, обещающих в скором времени превратить горную гряду в сейсмически неустойчивый район. Годные для разработки залежи катрнатида и аконара – его псевдоберрилиевого аналога, находились на значительном удалении и требовали или постройки глубоколежащих подземных трасс, или переноса терраформирующих установок.
Совет концерна оказался в двусмысленном положении: с одной стороны отказаться от разработок означало смириться с уже понесенными убытками без какой-либо надежды вернуть хотя бы часть их, с другой – продолжать работу означало вновь пойти на огромные затраты и получить прибыль в весьма отдаленном будущем. Начавшиеся конфликты с Южным Альянсом, неопределенное положение ближайшей к Пандоме системы Гланн и разгоревшийся конфликт с гипер-узлом Хатта существенно затруднили ситуацию.
Концерн, вынужденный подчиниться требованиям Сената, законсервировал как разработки, так и строительство, сократив до минимума население воздушных куполов. Утратившие перспективу сотрудники концерна разрывали контракты под любым предлогом, и вскоре Скарр превратился в своеобразную ссылку для наименее ценных и наименее благонадежных кадров. Участились случаи саботажа, прямых диверсий, откровенной манипуляции результатами работы. Из десяти куполов к началу нынешнего года функционировали только два, а их обитатели стали постоянными клиентами контрабандистов, снабжающих колонистов-неудачников наркотиками и оружием. Бывшая исследовательская колония быстро превращалась в полукриминальный притон.
И вот эта планета-неудачница собралась стать неотъемлемой частью государства Амой.

 Отправлено: 21.02.11 20:27. Заголовок: - Но ты прав, Рауль...

- Но ты прав, Рауль. Мы не можем использовать силовой метод управления колонией, потому что нам выгоднее предоставить ей определенную самостоятельность. Особенно в случае привлечения инопланетных партнеров.
У колонии должен быть орган управления. В его состав должны входить лица, способные организовать работы на всех этапах освоения территории, способные представлять интересы колонии на переговорах, как внутренних, так и внешних. Но главное: нужен лидер, способный проводить достаточно жесткую политику внутри колонии, принимать решения быстро и эффективно. И при этом пользоваться должным авторитетом и поддержкой среди населения.
- Прежде чем разворачивать широкую кампанию необходимо ввести в монгрельскую среду своего ставленника. Лицо, способное одновременно блюсти интересы Амой и управлять асоциальными элементами.
- Монгрела, - скептически уточняет Рауль.
- Монгрела. Происхождение лидера должно быть безупречно.
Эм с сомнением качает головой:
- Это непростая задача.
Ясон соглашается:
- Да, непростая.

 Отправлено: 21.02.11 20:27. Заголовок: Он смотрит на восток..

Он смотрит на восток, туда, где за окном простираются до самого горизонта городские огни. Великий город Танагура – шумный, беспокойный, беспутный и изменчивый – его город, город, для которого он существует. Он заботится об этом городе всю свою жизнь, он знает об этом городе больше любого его жителя, он принадлежит этому городу. Но он также знает, что там, недалеко от горизонта, Город заканчивается и начинается земля, принадлежащая не ему. Земля, о которой он не должен заботиться, и которая не имеет на него никакого права. И все же он ощущает себя ее частью, ощущает себя должным ей, и хотел бы выполнить свой долг перед ней.
И он знает, как это сделать.

 Отправлено: 21.02.11 23:08. Заголовок: - Слышь, охотник. П..

- Слышь, охотник. Подзаработать не хочешь?
- Мечтаю.
- А чего мечтать, мужик? Берешь товар и двигаешь. «Спрут», «Вязка» всякая – нормальная торва. И не надо мечтать. Кредиты сами придут, Плевое дело.
- Ну, так бери и двигай.
Охотник усмехается, не разжимая рта, сигарета дергается, описывая маленький кружочек. Огонек вспыхивает чуть ярче и гаснет, словно подмигивает. Толкач мысленно говорит все, что он думает о «ебанной пустынной твари», но продолжает подхалимски улыбаться. Товар надо скинуть.
- Да ладно тебе. Что я не понимаю? Потому и предлагаю по-нормальному: треть мне, две твои. Караван же пойдет?
- Угу.
- Ну, так что тебе, для каравана мало трети? Не наглей, охотник.
Крыса снова усмехается. Толкач начинает тихо ненавидеть пустынного ублюдка, у которого даже рожу нельзя увидеть. Да их почти никто и не видит в лицо-то: шляются по пустыне в масках или респираторах, так и по городу потом чухают. Или в таких очках, из под которых все равно рожи не видно. Хрен поймешь, говорил он с ним или не говорил.
- Торва легкий, че ты понтуешь? Не батареи ж.
- Угу.
- Ну, так че ты жмешься? Что, блин, «колеса» перестали покупать по поселкам?
- Денег нет, – меланхолично сообщает охотник и, чуть наклонив голову, наблюдает за живописной сменой эмоций на физиономии деятельного менеджера. Тот сначала продолжает улыбаться, надеясь, что сказанное – это выражение своеобразного юмора, потом улыбка гаснет, сменяясь разочарованием и злостью на безденежного идиота, из-за которого потеряно столько времени. Толкачу явно хотелось бы многое сказать вслух, но память о предыдущих встречах с крысами или репутация пустынников заставляют его смирить гнев.
- Че ты мне тогда тут дурочку ломашеь? – ворчит сквозь зубы торговец, на всякий случай, отодвигаясь подальше. Но поскольку охотник вроде бы не реагирует и продолжает стоять соляным столбом, то отойдя от него шагов на 10, толкач осмеливается выразиться круче.
- То же мне, блин, крыса. Шпана недоделанная, ты че в Город приперся: «на подать» просить вместо работы? Сначала заработай, а потом из себя крутого корчи.
Пронзительный говор толкача раздается на всю площадь, хотя мало кто обращает на него внимание. Слишком много тут сейчас таких воплей, проклятий, угроз, многозначительных шепотов и драк. Караван собирают – большое дело.
Охотник смотрит вслед вопящему торговцу с тем же неопределенно-насмешливым выражением, и, кажется, совсем не обращает внимания ни на оскорбления, ни на заинтересованные взгляда снующих вокруг монгрелов. Впрочем, когда толкач окончательно убедившись в собственной безопасности, поворачивается спиной, намереваясь зацепить кого-то еще и скинуть-таки наркотик, крыса оживает. Медленно, не вынимая рук из карманов, он делает первый шаг, второй, двигается не торопливо и даже лениво, так что не понятно как так получается, что через десяток секунд он догоняет торговца, протягивает руку, небрежно сжимая пальцы на его шее, и тот, внезапно захлебнувшись, сгибается, и падает на колени, Хрипит, не в состоянии ни закричать, ни попросить перестать.
Охотник все с такой же легкой усмешкой, не выпуская сигареты, смотрит, как корчится человек у его ног, спрашивает хрипловатым спокойным голосом.
- Что ж ты такой наглый, чувачок? Разве не знаешь, что пустынных тварей дразнить себе дороже?
Он чуть ослабляет хватку, достаточно, чтобы толкач сумел вздохнуть и простонать, трясясь от страха.
- Не… не надо… я не хотел.
Человек наклоняется пониже, пытаясь избавиться от прикосновения пальцев, оглядывается по сторонам. У него есть телохранители, на торгах без телохранителей нельзя, ну и где они спрашиваются? Их босса тут до земли опускают, а они где шарятся?
Он, наконец, видит одного из парней, подрядившегося присматривать за ним и его товаром, и, пытаясь вырваться из рук крысы, кричит парню:
- На помощь! Ты, ублюдок, убери его от… - И вновь захлебывается хрипом, когда пальцы охотника сжимаются сильнее. Телохранитель с места не двигается, мрачно глядя на своего «босса». Точно так же реагируют и окружающие. Кому охота влезть в разборку крысы с толкачом? Тем более, что торговец конкретно не по чину пасть открыл?
Охотник вздергивает ослабевшее тело мужчины вверх. Толкач выше его ростом и тяжелее, но крыса удерживает монгрела одной рукой. Это выглядит немного комично, но и страшно, и спрашивает:
- Так «не хотел» или «убери ублюдка»?
- Не… не хотел. Нет, - лица охотника под очками и головной повязкой и впрямь не разглядеть, только рот и виден: плотно сжатый и чуть ухмыляющийся, да шрам на щеке. Почему-то от этого становится еще страшнее и толкач уже готов признаться в чем угодно, пообещать, что угодно лишь бы обладатель этой стылой улыбочки оказался как можно дальше от него. Так что, начиная говорить, он почти сразу срывается на крик.
- Я не хотел. Я только товар! Товар только!
Крыса молчит с полминуты, сигарета во рту снова делает маленький полукруг, и охотник задумчиво произносит:
- Караван пойдет без лавса. Объявлено было еще четвертого дня. Ты что, еще и глухой?
Не глухой, знамо дело. Но кто ж верит, что караван в пустыню может уйти совсем без наркоты? Ну, в смысле только травка да легкие ширялки. Но правда этот караван ведет Черный, а он на это дело, отчего-то сильно злой и может человека прямо в дороге вышвырнуть, если найдет. Но так какое до этого дело торговцу? Охотник на то и охотник чтобы рисковать.
- Я слышал. Я знаю…
- Так зачем лезешь с таким гнилым базаром?
- Я… только попробовать…
Объяснение звучит исключительно глупо, но что ж тут поделать: нет другого объяснения у толкача, которому надо скинуть партию. Ну, нету!
- И законы тебе не указ.
- Нет, - лепечет торговец, - нет, я не против законов. Я за…
- Вот блядь, - чуть ли не с сожалением говорит охотник и отпускает толкача.
Тот с трудом удерживается на ногах, какое-то время стоит, опираясь руками о колени и стараясь унять дрожь. Блядский охотник чуть ему горло не раздавил, а два его ублюдка даже пальцем не пошевелили. Суки. Сраной крысы испугались. Все они тут придурки: колеса им нести не с руки стало надо же, злой Черный выкинет из каравана, откуда он только на их головы взялся. Распустились твари, а? Сидели в своей пустыне и не тыркались, а счас глянь-ка – крутые все стали. Ну ладно, этого он так не оставит.
Двое его «телохранителей», обменявшись взглядами, уже покинули площадь. Когда собирают караван, работа всегда найдется. Ну не повезло с начала, может сейчас, кого путевого найдут. Сами конечно, тормоза, куда спрашивается, смотрели, что согласились на такое рыло работать?
- Не повезло.
- Та да. Больше я к Гериту не пойду. Два дня потеряли за здорово живешь.
- Точно. Самому Черному «лавс» предложить.
- Больной, блин.

 Отправлено: 21.02.11 23:08. Заголовок: Торг продолжается: п..

Торг продолжается: площадь, и близлежащие бары переполнены людьми, и ни наступившая ночь, ни промозглый мелкий дождь, покрывающий лица и одежду скользкой противной пленкой не могут помешать делу. Договариваются люди поменьше, не «купцы», чьи товары составляют 9/10 каравана, а мелкие торговцы. Договариваются не с хозяином, ясное дело, и не с «дартом» - ведущим каравана, с сошками по-меньше. Это толкачи, которые не идут дальше Реки, и у которых нет возможности перепоручить свой товар, уступив в цене; крысы – одинокие охотники или ведущие дела с разными поселениями, кое-кто из кочевников, кого в позапрошлом году прищучили последней военной компанией. То ли помешали кому-то пустынники, то ли армейские спецы посчитали их приемлимой имитацией противника, но кочевые кланы расстреливали и с воздуха и с земли, по неведомым причинам уничтожая людей, но сохраняя технику. Кое-кто из выживших позже прибились к поселениям и тоже стали понемногу крысячить. Другие продолжали кочевать по пустыне, нападая на караваны и абры, и став еще злее и беспощадней.
- Говорят сам сдыхает, от того и злой.
- Тебе-то что? Сказано без «лавса», значит без «лавса».
- Ну, слушай. Ну, гониво же! Все люди как люди, а он выебывается.
- А тебе то что?
- Блядь! Товар скинуть хочу, вот что!
- Так заведи чего приличней.
Хладнокровный как самый правильный блонди на свете, бармен с едва заметным скепсисом поглядывает на толкача-неудачника, занимаясь древним, как мир занятием: протирает стаканы. Стаканы настоящие, керамические, не одноразовые бумажные контейнеры – хозяин этим обстоятельством сильно гордится.
- Другие крысы есть, к ним пойдешь.
Толкач красочно объяснит, что он думает об этой идее, а заодно о бармене, который такие идеи толкает. Монгрел не реагирует, еще чего: слушать вяканья каждого шкета с улицы – ушей не хватит. Пусть вякает, а коли сподобится на что побольше, тогда милости просим в укромную подворотню, или домик полуразваленный. «Цирком» все люди любят побаловаться.

Караван собирают раз в месяц, весной, летом и осенью. Караван идет через всю пустыню, петляя между поселениями, «озами» и военными базами; идет два-три месяца, если в одну строну, и пять, если в две. Торговые обозы, которые обслуживают территорию Старого Города или ближайших поселений, караванами не считаются и называются «абрами», и для них вполне достаточно местного проводника. Но караван может вести только опытный знающий человек: человек, которому может довериться «купец», которому могут доверять крысы, которому доверяют жители поселений и кочующих племен. Найти такого человека нелегко.
Караван редко принадлежит одному купцу. Чаще несколько достаточно крупных торговцев нанимают кого-то, способного защищать товар и продавать его кому надо. Иногда – это те же пустынные крысы, потому, что мало желающих брести через пустыню с чужим добром на горбу, иногда – свои люди, «должники», и просто те, кому временно надо исчезнуть даже из такого места как Церес. Но такие доверия не вызывают
К крупным торговцам присоединяются те, что поменьше: они сами продают свой товар и это - не люди каравана, они редко следуют дальше первой трети пути и не пересекают Реки – старого песчаного русла, за которым нет ни одной «озы» до самой Белой базы. И тот, кто ведет караван должен закончить дела с ними, чтобы люди могли вернуться.
Заботливые купцы могут нанять людей для своего груза, остальные защищают его сами – так это выглядит, когда караван покидает Город. Но когда тракт выходит за пределы Серого Колодца, это не имеет значения, потому что кочевники не делают разницы межу теми, кто защищает свой товар и теми, кто защищает свою жизнь. И тот, кто ведет караван должен объяснить это своим людям.
Купец может назначить цену за свой товар, толкач не месте сам определяет, что и как можно продать. Крысе, взявшему чужой товар на двоих или выкупившему его, объяснить ничего не надо. Но в поселениях свои законы, отличные от законов Города. Тот, кто ведет караван должен помнить об этом и не давать в обиду своих людей. Даже тех из них, кого он сам утром оставит в пустыне за нарушение закона каравана.
Толкач или охранник может ошибиться: он может взять много товара, но мало воды, может взять много воды, но мало кислорода, может взять много воды и кислорода и потерять их в бурю. Тот, кто ведет караван должен взять чужую воду и кислород, и сохранить жизнь своим людям.
Караван должен пройти по своему пути и вернуться назад. Караван должен привести людей туда, куда им было обещано и принести товар туда, где его ждут. Караван должен прийти и напомнить людям из пустыни, что за океанами песка есть настоящий живой океан и есть город, из которого все они когда-то вышли.
Это все должен сделать человек, который ведет караван. А значит, единственным законом каравана есть его слово.

 Отправлено: 21.02.11 23:09. Заголовок: Когда за столом возл..

Когда за столом возле дальней стенки появляется этот посетитель, бармен не несется к нему сломя голову, отнюдь. Тут все на работе, все свое дело знают и делают, так что раскатываться под кого-то не с руки. Да и знает он, что крыса не из тех, кто внимание к себе любит. Так что, выждав приличные пять минут, двигается не торопливо к посетителю, неся обычную банку со стаутом так, как не подносят дорогое вино в элитном клубе. Потому как с уважением, от души. Поспешность в обслуживании не выказывает, вопросов не задает, и лишние телодвижения не делает – мелко это.
Охотник кивает, вместо приветствия, неторопливо откупоривает банку, делает глоток. Пить он будет долго и только стаут, бармен знает его привычки. Клиент он в этом смысле, хреновый, чего уж говорить. Но важный, сам Черный. И ради него, да таких как он, в бар Сэма приходят люди приличные, а не только торговцы или кидалы.
Где-то в другом углу бара вспыхивает драка, кто-то обещает запихать товар кому-то в задницу, кого-то посылают в неведомые даже теологам дали - туда спешит вышибала, потом второй, выяснение отношений быстро прекращается и шум больше никого не беспокоит. Бармен, помедливший пару секунд в ожидании пожеланий клиента, с достоинством удаляется, и мужчина продолжает неспешно цедить пойло. Он никого не ждет, все дела закончены, так что возникший напротив собеседник немного удивляет крысу.
Пришедший усаживается, отсылает служку за стаутом, молчит, пока не принесут обещанное и не оставят их вдвоем. Выразительное живое лицо его непрерывно в движении, он то улыбается, то подмигивает, глаза блестят от предвкушения и легкого презрения по отношению к тем, кто не может разделить радость по поводу его новостей. А известия его такие, что могут вызвать радость только в особенном случае.
- Марек рвет и мечет. Типа молчит, с Кипиком договорился через две недели, но это фигня. Пацан мой сказал, что босс ихним двум новым бандам домик отгрохал. Такой знаешь… хитрый домик с двойным дном. По-тихому, реально слухов нет. И возле него Реша видели.
Реш – перевозчик оружия, обеспечивает передачу военной техники с армейских баз на территорию Мидас. Но правда в Цересе ходят упорные слухи, что он связан с внешниками и оружие уходит на орбиту. У крысы есть основания считать эти слухи правдивыми.
Собеседник крысы улыбается, злобно и весело,
- Так что… все готово. Точно на этот раз попробуют.
Охотник кивает, тоже улыбается – только слабее и немного криво. Правая сторона лица у него изуродована старым ожогом, угол рта из-за этого все время немного приподнят..
- Хорошо, - крыса отставляет банку, что-то обдумывает пару секунд. – Авария на тебе.
- Ага, - улыбается монгрел во весь рот, плавным, гибким движением встает из-за стола и быстро удаляется.
Выйдя на улицу, он с видимым удовольствием подставляет лицо мерзкому холодному дождю, закидывает руки за голову и потягивается, едва удерживаясь от желания засмеяться во всю глотку. Он весело щурится, глядя куда-то вверх, думает, что им всем чертовски повезло с дартом, что с таким вожаком можно далеко уйти. Потом шагает из освещенного круга прочь и бесследно растворяется в темноте.


- Босс, все готово. Как только двинут, можно тут же начинать.
- Пусть отойдут за периметр
- Да ясное дело, босс. Мы – люди с понятием.
Сталлер с трудом удерживается от того, чтобы не размазать эту угодливую и глумливую одновременно ухмылочку обожравшейся от щедрот босса наглой «шестерки». Можно в принципе кивнуть Сани, он – большой умелец такие ухмылочки стирать с подходящих фейсов. Но придется удержаться: «шестерка» эта дрянная нужна ему в таком состоянии, чтоб сапоги была готова лизать по первому зову. А у дерьма этого рода есть один нюансик: пока они считают себя в фаворе – служить будут, а тронь такое, ткни носом в природу его никчемную, укусит не ко времени. Затаит обиду, выносит на сердце и в нужное время самую верную подлость сделает.
Так что, пусть ухмыляется. Закончат дело, тогда и можно будет… воздать по справедливости.
- Ну а раз с понятием, то учти, - мужчина с ленцой подымается на ноги, неожиданно быстро хватает собеседника за воротник и резко встряхнув, притягивает к себе, - нападут твои люди раньше времени – сам вместе с ними в песках ляжешь.
«Шестерка» заливается преданным поскуливаем, угодливо что-то сипит, не сопротивляясь хватке хозяйской руки на своей шее. Сталлер холодно кивает головой, отпускает монгрела и направляется к выходу. Охранник устремляется за боссом, даже не глянув на потирающего шею парня.
Тот стоит, слегка согнувшись и с выражением рабского восторга на лице, пока босс не исчезает за дверью. Потом угодливая улыбка превращается в злорадно-угрожащую, он выпрямляется, сплевывает на пол и круто развернушивсь уходит в глубь помещения. К нападению все готово, но пацанов стоит «подогреть».
Крутой мужик Сталлер, крутой, ничего не скажешь. Однако на каждого крутого можно найти твердый угол. Ничего, вот потреплят они охотников, вернуться, тогда можно будет и по-другому поговорить. Караван грохнуть – это не в Мидасе банковать, и когда они вернуться – за ним будут люди обстрелянные, одним кровавым делом повязанные. Вот тогда и поговорим.

 Отправлено: 21.02.11 23:09. Заголовок: В последнюю ночь пер..

В последнюю ночь перед выходом предпочтительно выспаться. В последние сутки перед выходом желательно не пить. Это не закон и даже не правило, поэтому всегда находятся те, кто являются на место сбора только утром: с дурными от недосыпания или похмелья глазами. Если это толкач, которому не дальше чем до второго поселения, никто на него и внимания не обратит. Но если этот человек собирается идти с караваном достаточно далеко, дарт возьмет его на заметку.
Караван почти собран, мелкие торговцы, которые успеют скинуть товар его охотникам, особо Черного не беспокоят. Будет ли среди них «лавса» - наркотики второй группы, а крыса уверен, что будут – тоже вопрос не первостепенной важности. Мораторий на перевоз крыса объявил не в поддержку компании «Стоп наркотик».
Конечно, по сравнению с рынком Танагуры, доля наркотиков, сбываемая в Цересе и пустыне ничтожна, но все, же приносит неплохой доход тем, кто, говоря о своем кармане, не привык оперировать миллионными суммами. Заправляют на нем несколько дилеров средней руки, возят в основном что полегче: галлюциногены, опиаты: на тяжелый «синтетик» монгрел не заработает, да и любителей таких мало. Возможно, среди своих мидасских коллег они слывут неудачниками, но зато работа у них не в пример спокойней: максимум, что может случиться – очередное перераспределение партии ширки.
Поэтому когда год назад появился новый «торговый представитель» старожилы ему не обрадовались. Но за Сталлером оказались деньги и связи, слишком серьезные для трущобных Донов Карлеоне, так что ничего удивительного не было в том, что оставшиеся в живых трое дилеров с радостью приняли его предложение о «распределении» сфер влияния. Удивительным было то, что такие переговоры вообще состоялись. Кое-кто считал, что у гражданина оказалась кишка тонка. Те, кто поумнее понимали, что «договор» этот липовый, а на самом деле у Сталлера свой интерес.
С кем можно торговать в Цересе? С монгрелами. Что им можно продать, кроме дрянного стаута и галлюциногенов? А в пустыне с кем можно торговать? И чем? То-то и оно.
Так, где есть армия, будет и оружие. А там, где армия не выполняет своей первичной функции – воевать и защищать, свободного от использования оружия будет много.
Сейчас крыса и под страхом смерти не смог бы сказать, как так получилось, что он влез в это дело. Он всегда держался особняком: и от таких же крыс как он сам, и от торговцев, с которыми вел обмен, и от поселян, постоянно норовящих завести более тесные отношения с удачливым охотником. Было время, когда ему не хотелось лишний раз слышать человеческий голос, когда брести одному по пескам было единственно возможным способом жизни. И он уходил с тракта, разыскивая новые маршруты, сворачивал с пути, если видел вдалеке караван. Он приходил в Город и, договариваясь о грузе, часто терял в оплате, потому что отправлялся в путь в одиночку, а у одиночек невелики шансы пройти через пустыню, не став жертвой кочевников или покупателей, всегда более склонных к тому, чтобы взять, а не купить. Ему было плевать: сколько он потеряет, как долго придется идти, от кого защищаться, с кем иметь дело. Может быть, поэтому ему никогда не удавалось проиграть? Именно потому, что никогда не хотелось выиграть?
Он стал легендой даже не узнав об этом. Тот, кто всегда один, Черная Крыса, Тот, кто говорит с Девой – столько прозвищ не дают королям. А он считал, что просто делает, что может, что получается. Он мог идти, не останавливаясь несколько суток – у него получилось пересечь Огненную Долину, где песок раскалялся так, что по нему не могли двигаться даже рагоны. Тогда ему пришлось выбросить половину своего груза: фильтры на органической основе такую жару не перенесли, как он ни старался упрятать их поглубже. Он мог сражаться на смерть, драться с остервенелостью обреченного, так, словно каждый бой – последний. Потому, что ему было все равно: последний это бой или нет. А получилось, что, окопавшись в старинном доте, он удерживал кочевников почти сутки, когда других обитателей лежки вырезали за двадцать минут. Кочевников было немного, всего 12. Последние из них погибли утром, когда отчаявшись порешить бешеную крысу, стали таранить дот байками и взорвались вместе с остатками древнего сооружения – Черный поджег весь имеющийся у него кислород. Выжить он не мог, если верить законам вероятности. Но у него получилось.
Он мог быть убит при первой же неудачной сделке, просто потому, что не понравился «бугру» или потому, что последний оказался слишком жадным. Или мог сдохнуть в «цирке», если бы «шестерки» местного авторитета догадались продать его на арену. Но получилось иначе: он не сопротивлялся, когда его обирали, не сыпал проклятиями и обещаниями скорой и страшной мести, и разочарованные поселяне удовлетворились парой ударов. А спустя неделю оба схрона «бугра» горели синим пламенем, а синтезатор – результат тесного общения с военной базой - оказался на руках у держателя установки, и пока он был жив, Черный пользовался у него льготами на воду.
Он все равно оставался один. Даже, когда у него завелась своя банда, когда появились знакомые, готовые предложить ему больше, чем свою флягу с водой, а для жителей пустыни это означало не меньше, чем клятва вассала своему господину. Крыса никогда не вспоминал о подобных обещаниях и продолжал держаться в одиночку. Как получилось, что теперь он ведет Караван, объявил война Сталлеру, стал чем-то вроде Голоса на Соленом Побережье?
Почему это опять произошло с ним? Нечто, что он не хотел и не хочет, но что, тем не менее, все равно происходит. Наверное, та история, два года назад, наверное, она все-таки что-то изменила. Но ему очень бы хотелось думать, что причина в чем-то другом.
Когда Черный возвращается к своим, уже все готово к выступлению: батареи заряжены, люди накормлены, кислород и вода проверены и перепроверены – он может положиться на своих помощников. Уговорами или угрозами, убеждением или примитивным обыском, но его люди обязательно выполнят его приказ: проверить, у всех, воду, кислород, батареи, заодно выяснить ассортимент оружия, боеприпасов и степень лояльности. Парень, тут же подскочивший к охотнику, успевает шепнуть ему еще что-то из «последних известий», крыса кивает, но сообщение, похоже, ничуть не влияет его планы. Во всяком случае, он не приказывает выступать немедленно, намереваясь сбить противника с толку, а спокойно ожидает утра.
До самого рассвета вокруг караванщиков крутятся разные мелкие типы, вроде предлагающих последнее удовольствие. Кое-кто из них подрабатывает фискалом на Сталлера. Черный их игнорирует, не считая опасными. Забавно: с самим господином дилером он не перемолвился ни словом, ни с его торгашми, ни с «представителями» ему не доводилось сталкиваться. Они следили друг за другом издали, взвешивая действия друг друга, и собирая информацию о противнике. Крыса убежден, что если бы не случайность, не сложившиеся обстоятельства, он ни за что не ввязался бы в это нелепое противостояние, и уж точно не затевал бы разборок. Ему по большей части безразлично, кто держит станции и кто торгует с армейцами, и свои поступки он считает вынужденными, вызванными необходимостью защитить доверившихся ему людей.
Его удивляет, что Сталлер считает его противником, удивляет, что тот не пытался договориться, а сразу решил уничтожить соперника. Сейчас было бы действительно трудно затевать «мирные переговоры», но, рагон его возьми, раньше все можно было решить малой кровью. Какого черта?
Перед рассветом люди выкатывают байки на пустырь, тянущийся следом за огромным зданием отслужившей свое транспортной станции. Кто-то курит «на дорожку», кто-то звонит кому-то, то ли уточняя, то ли прощаясь. Проблемы со связью возникнут не скоро, но люди почему-то всегда стараются закончить все повседневные дела перед дорогой. Черный тоже курит, поглядывая на розовеющее небо с острой точкой повисшей над горизонтом утренней звезды. Потом машет рукой, давая знак последнему в караване байку, и заводит машину.
Перед тем как тронуться в путь он оглядывается назад. Там, за спиной, едва видимая отсюда возвышается тусклая громада Эос – такого же бледно-розового цвета, что и небо на востоке. Он ничего не вкладывает в этот взгляд, просто смотрит не дольше нескольких секунд, отворачивается и запускает двигатель.
Это ничего не значит. Но теперь можно ехать.

 Отправлено: 21.02.11 23:17. Заголовок: - Майкл… Ты что там..

- Майкл… Ты что там, оглох? Майкл, - дежурный, ругаясь от досады, вызывает Бог весть куда пропавшего геолога. Инструкции требуют, чтобы разведчик выходил на связь каждые полчаса (вначале требовалось каждые пятнадцать минут), а Майкл молчит уже почти час.
Второй дежурный, занятый просмотром последнего журнала «8 и мы», меланхолично говорит:
- Не приставай к мужику. Наверняка на склад пошел.
- В смену Криса? Он что, чокнулся?
Крис – "последний из могикан" компании. Остальные представители славной службы безопасности и профилактики утечки данных давно покинули захиревшую колонию. Но предыдущий эсбист оказался «профессионально непригодным» (пил мужик по-черному и сидел на кокаиновых препаратах, а это сочетание, увы, дурно сказывается на карьере), так что наблюдения за сотрудниками стали вестись из рук вон плохо. Совет компании почесал маковки и вместо еще какого-нибудь проштрафившегося лейтенанта прислал молодого карьериста.
По молодости и по крайней глупости новый эсбист попытался восстановить высокую репутацию своего ведомства. Через неделю в куполе не было ни одного человека, который не хотел бы лично его удавить.
Меланхоличный дежурный возмущения своего коллеги не разделяет:
- Остынь. Ну, Крис, ну и что? Ну что он ему сделает? Настрочит очередную докладную?
- Настрочит. И с мужика снимут штраф.
- Значит, впредь будет умней и не полезет на рожон. Тебе-то что до его штрафа?
- А ничего, что согласно инструкции мы с тобой должны уже как полчаса поставить на уши службу спасения?
- Ну, так ставь.
Дежурный с удивлением смотрит на напарника: невозмутимость и стоическое спокойствие последнего частенько его раздражают, но сегодня – это уж явно чересчур. Между прочим, дежурный уже по-настоящему беспокоится. Не потому, что оператор бурения Майкл Готвард может запороть рядовые пробы или набрести на неведомую опасность – какая, на фиг, опасность в штольне, изученной за полгода до последнего осколка базальта; не потому что у него могут возникнуть внезапные проблемы со здоровьем – скафандр геолога может справиться с очень большим списком неприятностей; и даже не потому, что глупым своим поведением Майкл может провалить их склад, который вовсе не склад образцов, а тайник для контрабанды, а потому что…
Потому что что-то может произойти. Это понимание, ощущение чего-то, что может произойти – неизвестно что, но ничего хорошего – оно возникло раньше появления Криса. Эсбист здесь вообще ни при чем.
Причина в том, что не случается ничего. Оборудование еще исправно, технический уровень вполне соответствует – благо в горнодобывающем деле трудно сказать что-то капитально новое, но те мелкие, неизбежные поломки, которые возникают во время исследовательских работ, компания больше не компенсирует. Техника не обновляется, поврежденные средства передвижения консервируются, новые проекты не рассматриваются, черт возьми, даже бытовые приборы не обновляются. Как стояло трехмерное панно без эффекта присутствия, так и стоит.
Причина в том, что за пять лет отдел геологической разведки сократился на треть, инженерный и химико-технологический – наполовину, специалистов по геотектонике осталось пятеро, биологов – четверо, а конструкторский отдел ликвидировали полностью. В соседнем куполе конструкторы еще есть, но, по существу, это дела не меняет. И за эти пять лет не создан ни один новый отдел. А ведь это планета, пережившая техногенную катастрофу, планета, об уникальном горном массиве Савойя которой слагались легенды, настолько фантастической выглядела система радиоактивных источников в долине Живой Воды. Фантастической она и сейчас выглядит, да изучать некому.
Причина в том, что они здесь на положении пленников: не могут покинуть планету – нет транспорта, и по условиям контракта не имеют права выехать без разрешения представителя компании. Не имеют нормальной связи: информационные пакеты им сбрасывают проходящие мимо каботажные суда. Их работа перестала быть делом – в том смысле, какой вкладывает в это ученый, разведчик, да просто любой нормальный человек. Они не работают, потому что никому не нужны результаты их работы. Исследования законсервированы, строительство остановлено.
Проект перестал быть перспективным. Они никому не нужны.
А в смену к Фарлепскому прислали в прошлом месяце специалиста-бактериолога – вернее специалистку, вместо доктора Миржу. Тот пятнадцать месяцев интриговал, писал жалобы, доносы и кляузы, и таки добился перевода на Эрзу. А им вот девчонок не присылали ни разу. Хотя какая она там, на фиг, девчонка…
Дежурный перестает призывать пропавшего Майкла. Не то чтобы он успокоился, но неожиданно утратил желание что-то делать: не хочется тревожиться за безмозглого геолога, плевать на сохранность склада, к черту будущие неприятности. Ну, правда, что им сделает Крис? Уволит? Да хоть счас! Выгонит с купола, что ли? Или может карцер организует? Не, с него станется, конечно, но вряд ли: карьера требует «чистой» биографии. А штраф… да пусть удавится своим штрафом.
Второй диспетчер, уловив перемену в настроении собеседника, устраивается поудобнее, продолжая рассматривать красочные ролики спектаклей и концертов. Но если бы первый дежурный был более наблюдательным, то заметил бы, что мужчина вовсе не смотрит в голокуб скандального журнала. Взгляд его неподвижен, а на лице застыло то выражение угрюмого бессмысленного равнодушия, которое бывает у сидящих в клетке зверей.
Что-то висит в воздухе. Что-то, что может произойти. И что бы это ни было, чем бы ни грозило, но большинство хотят, чтобы это что-то случилось.

 Отправлено: 21.02.11 23:18. Заголовок: Когда готовят аналит..

Когда готовят аналитическую справку, редко имеют дело непосредственно с донесениями агентов. Поэтому Олди, сотрудник аналитического отдела Департамента Внутренних Дел, не знает, какие реальные лица скрываются за псевдонимами агентов, за данными о продажах, за графиками перемещений объектов и товаров. Не знает, чьи действия обеспечивают передачу информации, хранение и защиту грузов, кто осуществляет наблюдение, кто определяет спрос и провоцирует предложение, кто действует согласно закону, кто – в собственных интересах, кто – подрывая государственные устои. Работа Ниелса Олди заключается в том, чтобы систематизировать собранные полевыми агентами сведения и на основе полученной картины создать модель ситуации, включающую не только подробную схему сиюминутного состояния, но и варианты развития.
И так как Ниелс Олди ничуть не уступает в амбициях старшим коллегам, то к аналитической сводке присовокупляет собственное предложение по разработке ситуации. С точки зрения молодого руби, на рынке оружия появился неучтенный фактор.
Согласно конвенциям о нераспространении оружия стратегического назначения на планеты, не входящие в состав Федерации, торговля с Амой всеми видами военной техники находится под запретом. Но когда за нарушение запрета ожидается огромная прибыль, люди склонны преступать закон. Не стала исключением и Амой: продажа оружия была и оставалась одной из статей дохода государства, а покупка нового – статьей расхода. Впрочем, в обоих случаях технология изготовления являлась более предпочтительным товаром, чем готовое изделие. Продажа остальных видов вооружения – от армейских шокеров до пульсаторов среднего радиуса действия – составляла обычную практику черного рынка, и в связи с особенностями социальной структуры общества особого развития не получала.
Вплоть до известных событий восемнадцатилетней давности, а именно – создания института кураторства на черном рынке. Работа кураторов немало послужила делу торговли оружием; она и поныне способствует устойчивой стабильности спроса и обеспечивает поступление солидной суммы в годовой бюджет Амой. Некоторые из участников контрабандных сделок до сих пор верят, что работают на себя, нарушая законы и рискуя своей собственностью и жизнью. Законы они действительно нарушают, но работают все равно на пополнение государственной казны – торговля оружием находится под полным тотальным контролем государства. «Случайных» людей на рынке оружия не бывает
На территории секторов A-24, 25, 26, C-14,15, D-2 и D-5 размещены три испытательных полигона (два из которых замаскированы под наблюдательные станции), две военные базы, четыре автоматические климатические установки (одна в режиме консервации), десять действующих обогатительных установок и три бездействующих. Все они находятся на так называемой неконтролируемой территории – то есть в районе проживания обитателей пустыни. Существует некоторое количество стационарных «складов» – пещеры и шахты на месте разработок месторождений, и некоторое количество мобильных, точное нахождение которых можно установить с помощью орбитальных спутников. Все вышеперечисленные объекты в той или иной мере участвуют в операции по передаче оружия из начальной точки – испытательного полигона, в конечную – космопорт Тамме или Анкара.
Обстоятельствами, влияющими на сроки выполнения операции, являются: сезонные колебания климата и состояние маршрута, конфликты с населением, перепады цен на местных рынках, имеющие значения для материального обеспечения экспедиции, а также различные случайные происшествия. Многолетние наблюдения позволяют учитывать средние колебания показателей и планировать операции с достаточно высокой точностью. Государственный контроль практически исключает случайные факторы, и свойственная рынку смена «кадрового» состава производится также под наблюдением куратора. Случайность исключена, хотя и возможна теоретически.
Олди полагает, что в данном случае произошло «теоретически возможное» событие: среди участников операции появился неизвестный объект, который не проявляет материальной заинтересованности, но вмешивается в ход операции, существенно увеличивая сроки и создавая затруднения. Объект вынуждает остальных участников прибегнуть к силовым методам решения конфликта, что требует дополнительных материальных ресурсов. Мотивы и цели объекта неизвестны. И хотя смена исполнителей практически не оказывает влияния на работу рынка, Олди считает необходимым изучить влияние такого объекта.
Сводка оператора-аналитика входит в еженедельный отчет отдела Внутреннего Планирования. Предварительно все аналитические работы просматривает начальник отдела Герт Мастерс. Модель, разработанная Олди, вызвала его одобрение, но рассуждения о влиянии неучтенного фактора он считает избыточными, полагая, что конкурентная борьба между участниками и претендентами является необходимым элементом рынка. Количество ресурсов, которые окажутся в распоряжении очередного участника, на работе рынка существенно не сказываются, личность исполнителя тем более не имеет значения. Впрочем, он посчитал нужным отметить инициативу молодого сотрудника.
Доклад куратору сведений о каких-либо затруднениях на рынке оружия не содержал. Информация о конфликтах между линейными исполнителями была зарегистрирована под грифом «Незначительное».

 Отправлено: 21.02.11 23:22. Заголовок: Действие климатическ..

Действие климатических установок, обеспечивающих Танагуре сносные погодные условия, прекращается в пределах тридцати-девяноста лиг от города. Граница эта, или периметр, как привыкли называть ее путешественники, не четкая, колеблется в зависимости от времени года, и на практике определяется тем расстоянием, которое можно преодолеть, не надевая гелевой маски. Респиратор нужен немного позднее, вплоть до Реки воздух считается пригодным для дыхания.
Собственно, население Желтых Песков коренными обитателями пустыни за своих не считается. Какие это, на фиг, пустынники, если им до города пешком два дня пути? Население здесь все время меняется, пополняясь беглецами того рода, которых ищут даже в Цересе, здесь заключаются разнообразные дополнительные сделки, которые хотелось бы скрыть от всеведущих глаз дилеров черного рынка, здесь нет своей воды! Так что никакое это не поселение, а своего рода последний – или первый, смотря с какой стороны считать – торговый пункт, где еще можно что-то доделать или исправить. Если до поселения тракт идет практически параллельно линии побережья, то после дорога медленно отклоняется на юго-восток, чтобы возле Рыжей Скалы окончательно устремиться на восток. Расположены Желтые Пески не просто: и не совсем близко от тракта – шесть лиг, но зато и от старинной узкоколейки не дальше чем в десяти лигах. А по ней можно дотопать или доехать в Старый Город. И если, допустим, не с руки идти в Церес с пустыни – можно свернуть в катакомбы, а по ним уже добраться куда нужно. Или, например, абру на глазах у всех собрать нельзя: тогда можно собираться группками с Танагуры, с побережья, и вот уже от Желтых Песков в путь идет нормальный караван. В общем, место полезное, но никак не поселение.
Обычно караван здесь не останавливается: разве что на ночевку, или когда нужно скинуть кого-то или что-то неподходящее, или когда принять. Черный пришел к Желтым Пескам с изрядным запасом времени, и сильно удивил местных, когда велел людям отсыпаться, а сам сгинул неведомо куда. Ну, то есть все видели, что дарт направился куда-то на запад, но куда он потом делся – знали только его помощники, которые болтать не приучены.
Поговаривали, что его помощники – сами люди не простые. Что тот, кто помалкивает обычно, знает о Черном все, что пришел с ним неведомо откуда и сопровождает всюду как тень. Что тот, кто поразговорчивее, на самом деле никакой не монгрел: то ли гражданин, да не из простых, то ли вообще внешник, а Черный с ним на странном наречии свободно разговаривает. А еще говорили, что все трое пришли в пустыню с севера, оттуда, где отродясь ничего не строили и не жили, и откуда они там взялись – никто не знает.
Ерунда, конечно, обычные бестолковые сплетни, которые возникают при отсутствии информации. Оба помощника у Черного появились примерно два года назад, когда он впервые повел караван. Впрочем, история их появления действительно необычная, но ничего общего не имеет с нелепыми слухами…

Черный отправился на «свидание».
- Как договаривались. Заряд будет держать суток трое, не дольше. Если понадобится – можно подзарядить, но байк посадишь точно.
- Понятно.
- Настройка вшивая. Вручную будешь долбаться минут десять.
- Угу. Зарядники?
- Как договаривались, двадцать комплектов.
- Ладно.
- И еще…
- Ну?
- Удачи, Черный.

Караван поднялся ночью.
Не такое уж это необычное дело, тем более, что пришли люди рано и все равно уже выспались. Погода отличная, звезд на небе как манной каши в сказке, где еда сыпалась с неба – чего ж и не двигать? Хотя, конечно, нашлись и те, кому это не по нутру пришлось. Почему? Солнца днем мало? Слепил Черный караван без «лавсы», а теперь с кем-то будет выяснять отношения? А мы при чем?
Дарт выслушивает недовольных. Те, высказавшись, гордо оглядываются на остальных караванщиков – а то, им вот хватает духу сказать все, что они думают, а остальные молча собираются. Но на выступления толкачей не обращают внимания: пара-тройка таких уродов во всех абрах есть. Незачем время на них тратить – сами отвалятся.
Черный молчит. Выступающие сначала пытаются продолжить в том же духе, громко возмущаются, чем-то угрожают, но, натыкаясь на это безразличное спокойное молчание, теряют запал, повторяются и в конце концов замолкают, не зная, что говорить и что требовать дальше.
Помощник дарта подбегает к вожаку.
- Все готово.
Черный кивает и обращается к возмущавшимся торговцам.
- Вы можете остаться здесь и ожидать другого каравана. Можете нанять проводника, и вас доведут обратно в Старый Город, или можете добраться самостоятельно. Если вы намерены идти с моим караваном, то вы должны быть готовы к выступлению через десять минут. И еще одно, это – последний раз, когда я выслушиваю подобные требования.
Он разворачивается, оставляя монгрелов самих разбираться в предложенном выборе. Обескураженные, те смотрят вслед дарту, кто-то кричит:
- А ты нам не грозись! Что ты сделаешь-то?
Слово дарта – закон каравана. Те, кто идут недалеко, часто об этом забывают.
- Оставлю в песках, - бросает Черный через плечо.
Когда караван выходит в путь, он видит тех недовольных в хвосте обоза. Черный этому не рад. Иметь таких спутников никому не охота, даже если рассчитываешь, что оставишь их в одном из ближайших поселений. Еще хуже тащить таких дальше: пустыня безжалостна, самовлюбленные глупцы и трусы здесь не выживают. И если придется оставить их в песках – это не самый худший вариант. Да, мало чести для дарта в том, чтобы не довести людей до конца пути. Мало чести в том, чтобы оставить в пустыне виновных, хотя это его право. Но еще хуже, когда человек ломается в пути, когда ослабевший и доведенный до отчаяния страхом и лишениями, он уходит, забирая с собой другие жизни.
А им предстоит опасный путь, и Черный предпочел бы оставить сомневающихся. Жаль, что они не передумали, наверное, надо было угрожать откровеннее.

Взрыв выглядел скромно.
За отдаленной грядой барханов взметнулся язык пламени, почти сразу изменивший цвет с оранжевого на багровый. Потом огонь приник к земле, стал невидимым для них, но дым – густой, черный, медленно подымающийся вверх, указывал, что что-то продолжает гореть. Звук достиг каравана с запозданием и не произвел особого впечатления. Больше обеспокоил характер дыма: так горит напалм. А кому он нужен посреди песков, что сжигать на пустом месте? Значит, кто-то таким образом подал сигнал, и что он означает для путников – неизвестно.
Около минуты люди молча наблюдают, как черный столб дыма ползет к зениту – и ветра нет как назло, далеко видно. Один из тех, кто ехал позади каравана, обгоняет строй байков, чтобы добраться до Черного. Желания съездить на место пожара, чтобы узнать, что именно произошло, ни у кого не возникает: после использования напалма спасать в любом случае нечего, а встреча с такого рода «огнепоклонниками» ничего хорошего не сулит.
Помощник дарта возвращается назад, в хвост каравана, и машет рукой: двигаем, не обращать внимания. Караванщики запускают двигатели, продолжают путь, не оглядываясь. Своему дарту они доверяют.
Столб дыма продолжает подниматься. Видно его на очень большом расстоянии.

 Отправлено: 21.02.11 23:22. Заголовок: - …Смайлик и Жем ид..

- …Смайлик и Жем идут слева, Курт и Манк подстраховывают, каждый ведет свою тройку. С правой стороны заходят Бери и Шенк…
- Кончай, Ромик. Уже сто раз говорил.
Ромик, «шестерка» Сталлера, приятно улыбается. Лицо у него вполне обычное, без каких-то отчетливых примет или уродливых отметин, глаза разве что маленькие, с неприятным масляным блеском. Но самое приветливое выражение на его лице выглядит исключительно погано, и его ближайшие помощники понимающе переглядываются. Говорливого ожидают неприятности.
- Сто раз уже говорил, - качает он головой, соглашаясь с собеседником, покачивается с пятки на носок, как бы в задумчивости, - говорил. Понятно, что всем слушать уже надоело…
Он неожиданно делает шаг к собеседнику и резко бьет парня под дых. Его помощники подхватывают согнувшегося от боли монгрела под руки, удерживая на ногах, и Ромик бьет еще раз, и еще: в живот, в лицо, снова в живот, пока несчастный не начинает захлебываться от нехватки дыхания и плевать кровью.
Оставленный без поддержки парень падает на колени, хрипит, держась руками за живот. Ромик с участливой улыбкой наклоняется к нему:
- Так ты не слушай, понимаешь? Ты просто молчи. Твое дело не говорить. Молчать и делать, понял?
И поскольку монгрел еще не может говорить, и можно еще покуражиться, то вожак хватает его за волосы и запрокидывает голову, чтобы все видели залитое кровью лицо провинившегося.
- Че молчим? Что, в первый раз непонятно? Так я еще скажу.
В мутных от боли глазах парня плещутся страх и злость. Пожалуй, это выражение Ромика удовлетворяет, но согласие требуется выразить вербально. Только так можно добиться послушания.
- Понятно, – хрипит монгрел. Ромик сильно дергает его за волосы, парень стонет от боли и громко повторяет, – понял! Я понял!
- А раз понял, молодец, - он оставляет монгрела в покое, выпрямляется, многозначительно оглядывая остальных. Кто-то из боевиков опускает глаза, кто-то равнодушно ждет продолжения. Ромик удовлетворенно кивает, и говорит все еще стоящему на коленях парню:
- Старших надо слушаться. Понял?
- Понял, - угрюмо говорит тот, с трудом подымаясь на ноги.
- Идти будем по Старому Городу. Особо не шуметь, лишние уши нам ни к чему. Если кто прицепится - мочить, но тихо, без разборок. Черный пойдет по тракту и до периметра останавливаться не будет. Нам нападать до Серого Колодца не с руки, пусть толкачей оставит. Чем их меньше, тем лучше.
- Толкачи драться все одно не будут, - замечает один из монгрелов, - а товара на них будет больше. Жадный народишка.
Ромик опять улыбается по-доброму, и говоривший тут же идет на попятный.
- Я че? Я молчу.
- Вот и молодец, что молчишь. Дело выгорит – в кредитах купаться будем, так что не жадись. Пусть живут, нам с периметром мирно жить надо, чтоб не жаловались.
- Как скажешь, босс.
Инструктаж продолжается. Ромик внимательно следит за своими подчиненными, намеренно не обращая внимания на «провинившегося» монгрела. Что с ним делать, он уже решил: во время разборок жертвы неизбежны.


Утром пустыня необыкновенно красива. Темно-синее ночное небо медленно светлеет, становится прозрачным, нежным, и с востока на него словно сыплется серебристо-розовая пыль, и облака тоже становятся серебристо-розовыми, тонкими, будто нарисованными. Неподвижные пески лежат плотными ровными волнами, как глухое темное зеркало, оттеняя тонкую красоту неба. Ветер еще спит, и воздух кажется свежим и чистым, как вода из подземного источника. Он должен быть чистым и свежим. Он должен быть сладким, как поцелуй ребенка, он должен быть нежным, как дыхание любовника…
Черный долго кашляет, глядя в небо, уже наполовину розовое и наполовину пепельно-голубое. Весна – красивое время в пустыне. По утрам небо бывает синим, по-настоящему синим, глазам не верится. Ветер южный, мягкий, он не несет столько пыли, сколько его восточный брат – идти хорошо. И жара пока терпимая. Потом, когда лето вступит в свои права, на байк сесть нельзя будет. Хотя, когда жара войдет в силу, байков у них уже не будет. Да и идти будут ночью.
Он закуривает, прикрывая огонек ладонью. Ветра нет, но этот жест давно стал автоматическим. Бумажный цилиндрик горит хорошо, но, сделав затяжку, Черный давится очередным приступом кашля, и сигарета гаснет. Он думает, что маску пора менять – старая, сейчас еще вытягивает, а дальше, когда ветер станет сильнее, от песка не защитит. И еще он думает, что было бы совсем неплохо разобраться до второго поселения. Но это вряд ли, его противник тоже не пальцем деланный, понимает, что чем дальше они уйдут, тем больше шансов положить караван так, чтобы и следов никаких не осталось. Если бы была такая возможность, Сталлер бы велел напасть вообще за Рекой, когда они без байков пойдут. И в общем-то, ничего ему не мешает так сделать.
Если бы Черный сам организовывал такое нападение – он бы так и сделал. Дождался бы, когда люди оставят байки, когда забудут оглядываться, считая, что опасность осталась в Городе, когда будут думать только о дороге и времени, и тогда бы напал. Пропустить на два, лучше на три дня пути вперед и напасть на байках с разгонниками – дороже выйдет, но зато наверняка. А чтоб никто не выжил, достаточно сделать так, как поступали кочевники: залить напалмом по периметру – дым или огонь сделают свое дело.
Но может Сталлеру без разницы, выживет кто или нет, а главное – уничтожить противника? Он пытается найти доводы «за» или «против», но ничего подходящего на ум не приходит. Он плохо знает этого человека, он ни разу его не видел. А для Черного это имеет большое значение: просто знать о ком-то, или знать этого человека «вживую». Видеть его, слышать, как он говорит, чувствовать – «чуять», как говорят в пустыне. И в этом смысле он не знает Сталлера, и потому не знает, как он поступит.
Но, правда, он знает его людей. Во всяком случае, того, кто возглавит нападение на караван. Черный знает, насколько этот человек надежен, знает, как он будет действовать. И еще Черный знает, что этот человек не любит ждать. С точки зрения дарта Ромик – плохой выбор. Без разницы, насколько велик его отряд, и каким оружием снабдил его Сталлер.
Черный убежден, что победу одерживают люди, а не их оружие.
- Дарт, - вопросительная интонация превращает утреннее приветствие в вопрос. Его помощник, которого Черный не в состоянии назвать «сынком», хотя по статусу так и полагается, присаживается на корточки, глядя на него с той степенью готовности действовать по его приказу, которая указывает на полное, абсолютное доверие.
Это можно назвать преданностью. Черный так не говорит, никогда, но это доверие… оно очень быстро возникает, это почти неизменная составляющая в его отношениях с людьми. Так было всегда, сколько он себя помнит, и он никогда не пытался отказаться от ответственности за чужое доверие. А вот к тому, что его помощников называют «сынками» Черного – к этому он привыкнуть не может. Если они – «сынки», то он что – «бугор»? Фигня какая.
- Келли не вернулся, - докладывает на всякий случай парень. Если бы Келли вернулся, он бы уже кругами вокруг бегал, стремясь рассказать все, что знает, что думает и что ему кажется.
Но Келли пока рано возвращаться. А его помощник пытается выразить недоумение: утро на дворе, а они до сих пор не в пути. Черный гасит сигарету пальцами, аккуратно прячет окурок в пачку, а пачку в пояс. Розовое нежное зарево становится бледным, совсем прозрачным, на востоке оранжевый воздух колеблется, словно дрожит от нетерпения – солнце вот-вот взойдет.
- Подымай людей… и не торопи их, Тихий.
Вскочивший выполнять приказ парень останавливается. Не торопить? И так сегодня долго спали, солнце почти взошло.
- Не торопи, - поясняет дарт, - На Клыках надо быть к вечеру. Завтра идем с ночи.
Тихий кивает и отправляется к центру лагеря. Новенькие и те, кто идут только до Реки, уже сами проснулись и слегка в недоумении. Это бывалых купцов да охотников будить надо: они привыкли отсыпаться за все прошлое, будущее и на всякий случай. Кто знает, когда в следующий раз удастся выспаться.
Ночью идти вроде бы рано: жары пока нет, спешки нет, разборки по мысли дарта будут позже, так почему торопимся?
Черный что-то задумал. Особенное.

 Отправлено: 21.02.11 23:23. Заголовок: Клыки так названы в ..

Клыки так названы в честь двух базальтовых скал, стоящих невдалеке от тракта, будто не понадобившиеся строителям дороги легендарные Симплегады. Но так как жители пустыни не сильны в терранской мифологии, то и назвали, как придется. Воды тут отродясь не было, так что Клыки – обычная лежка. Периодически кто-нибудь задерживается здесь дольше, пытается чем-нибудь торговать – да хоть теми же батареями или концентратами. Торговля такая держится не больше полугода: вышедшим на тракт мало что надо, продается только всякая мелочь, а у тех, кто возвращается, мысль только одна – скорей бы добраться. Скалы служат плохим убежищем от непрестанного ветра и совсем не защищают от осенних бурь. Так что торговец-неудачник, если не успели его ограбить или убить, с попутной аброй просто добирается до Города.
Сейчас, например, лежка пустая. Причем пустая вообще. Высланный вперед Тихий возвращается, докладывая об этом с некоторым недоумением в голосе, на что дарт только хмыкает. Чаще всего лежки бывают пустыми только в двух случаях: если начинается сезон бурь и если лежку кто-то вырезал. В данном случае причина иная.
- Они тоже дым увидели, - поясняет он недоумевающему помощнику.
А увидев, решили, что это – знак опасности, и убрались от греха подальше.
- Тогда почему мы… - парень замолкает, сообразив, что пустынники не рискнули искать спасения в Танагуре, раз уж горело что-то в том направлении. А просто, сделав крюк через пески, ушли в Старый Город. Навряд чтобы решили добираться до колодца.
Черный отказал Мареку вести лавсу в прошлый раз, а когда привел караван назад – людей Марека с ним не было. А Марек – человек Сталлера, и если бы Черный прокричал на торговой площади о своем намерении помешать Сталлеру прижать Соленое Побережье, он и тогда не смог бы сказать об этом более ясно.


На этот раз ночь была короткой. Дарт поднял караван, как только небо стало слегка бледнеть. Лагерь наполнился негромким шумом голосов и звуками передвигаемых предметов, замерцали фонарики, прорезая темноту тонкими бледными лучиками. Большинство обходилось и без этого слабого безопасного света, наизусть зная, где лежат их нагревательные плитки, фляги с водой и сигареты, и вместо запаха готовящейся пищи по лагерю потянулся табачный дым. Концентраты не пахнут, и едва слышный «аромат», возникающий, когда заваривают бурду, быстро испаряется.
Черный курит, сидя на корточках перед своим байком. Он думает, что надо надевать маски: днем становится слишком жарко, горячий воздух, подымающийся от нагретого песка, жжет кожу, ветер несет тонкую пыль, невидимую, почти неощутимую, и оттого вдвойне опасную. Он думает, что кроме тех недовольных в караване есть еще несколько лишних людей: двое фискалов и несколько торговцев, просто-напросто слишком трусливых, чтобы можно было на них рассчитывать. От них надо избавиться в Сером Колодце. Он думает, что не стоит ждать нападения до того, как они покинут поселение: Серый Колодец – поселение большое и его обитатели чувствуют себя достаточно сильными, чтобы ввязаться в драку. Не за бесплатно, конечно, но если на абру нападают кочевники, жители Колодца всегда приходят на выручку.
В поселении не строят зданий, несмотря на довольно большое количество обитателей – обходятся землянками или склеенными из бумаги и автомобильных остовов халабудами. Но зато здесь есть своя вода – источник в неглубокой пещере, зато воздух здесь все еще годен для дыхания. Здесь постоянно останавливаются абры, охотники, менялы из Старого Города, и здесь недалеко до Танагуры – всегда, в случае любого катаклизма можно добраться до населенных районов.
Здесь жизнь еще не измеряется водой во фляге или кислородом в баллоне. Здесь люди чувствуют себя сильным и уверенными, и поэтому легко приходят на помощь. Они все еще щедры, они еще могут дарить.
Нет, если бы Черный задумывал нападение, он постарался бы избежать стычки с обитателями Серого Колодца. Атаковать надо позже: там, где некому придти на помощь, где абры становятся редкостью, а караваны встречаются друг с другом один раз на всем протяжении тракта.
Закон пустыни прост: надо выжить. Найди воду, чтобы выжить. Достань кислород, чтобы было чем дышать. Убей врага, когда нужно; найди друга, чтобы было кому прикрыть спину. Одиночкам редко когда удается выжить. Черный – один из тех, кому удалось, и потому он лучше многих знает, какой ценой оплачивается одиночество.
Не нападут они до Серого Колодца. Не рискнут. Атакуют позже, когда караван отойдет от поселения на достаточное расстояние. Если ума хватит, то еще позже – когда караван останется без байков.
Если хватит ума и выдержки. И если он, Черный, это позволит.
Поев, караванщики проверяют поклажу, торопясь выкурить «утреннюю» сигарету. Не дожидаясь сигнала, приводят машины в предстартовую готовность, натягивают маски. Люди в большинстве своем опытные, так что указывать им нет нужды. Теперь отличить их друг от друга практически невозможно: в масках, темных очках, в головных повязках, почти все в длинных просторных плащах, таких удобных для походов в пустыне. На самом деле путники быстро учатся отличать друг друга: по походке, по манере двигаться, держать равновесие, поворачивать голову.
Дарт заводит свою машину: быстрое тестирование, проверка батарей, «навигатор» уточняет маршрут бодрым бибиканьем. Несмотря на то, что в пути они уже четыре дня, использован только один комплект батарей – вот что значит хорошая дорога. Байк гудит тем уверенным, насыщенным звуком, которым машина и без процедуры сканирования сообщает, что находится в отличном состоянии и готова нести своего хозяина через всю пустыню. Черному нравится этот звук. Нравится, как чуть дрожит байк, ожидая старта, как перемигиваются огоньки пульта, подтверждая маршрут. Ему чертовски нравится мотаться по пескам верхом на могучем послушном звере, чувствуя его силу, ощущая готовность байка мчаться наперегонки с ветром, желание не сдаваться, драться за свою машинную жизнь, как он сам дерется за свою собственную. Он хотел бы всю дорогу пройти на байке. Жаль, не получится – невыгодно. Машина все равно «сотрется», и придется бросить её где-нибудь на расправу выжившим пустынным стервятникам. А так они оставят байки перед Рекой. Кто-то продаст, чтобы не сушить голову об оставленном транспорте, кто-то оставит на сохранение за плату.
Черный оставляет. Когда он был просто охотником, сохранить какую-то одну машину было почти невозможно. А когда стал водить караваны, возможность появилась. Свой байк Черный выбирал в Мидасе, в хорошем салоне, а потом отдал на доработку Белке и еще два месяца гонял по пескам, чтобы убедиться в правильности выбора. Он не ошибся, это была отличная машина. Его машина, такая, какую выбирают один раз, и Черный неизменно оставлял ее на Черной Слюде. Будет чертовски жаль, если с ней что-то случится на этот раз.
Тихий выводит свой байк впереди каравана: он – впередсмотрящий, когда тронутся, он обгонит караван вместе с еще одним охотником. Черный подымает руку в жесте готовности, байки взрыкивают, словно докладывая; кто-то, перекрикивая гул машин, что-то еще спрашивает и объясняет, но остальные уже готовы к выезду, и караван трогается. Впередсмотрящий двигается все быстрее, остальные машины идут двумя очередями, но так, чтобы байки шли не рядом, а сохраняя определенную дистанцию. Так легче предупредить возможную аварию или занять боевую позицию.
Все еще темно: фары байков освещают пустыню, выхватывая из сереющей темноты яркие желтые пятна песка и глянцевое покрытие соседней машины. Байки ровно гудят, каждый немного на свой лад, но вместе они звучат как что-то цельное. Пусть не оркестр – это ведь не музыка, но они ощущаются чем-то одним: эта слитая, ровно двигающаяся колонна, видная сверху как цепь желтых огней, а друг для друга – как стая грозных красивых зверей, способных отстоять свое право на жизнь, способных сражаться и нападать. Это вселяет уверенность и спокойствие, это дает людям ощущение единства друг с другом, как бывает только с близкими друзьями. И это – одно из тех качеств каравана, которое позволяет совокупности разных и ничем друг другу не обязанных людей идти так далеко и надеяться достичь цели.
В путь. Мы доберемся. Мы сами выбрали эту дорогу.

Прочитав очередной абзац, Ясон на миг задумывается, стирает текст и вводит другую формулировку. Уже почти утро, он проработал всю ночь, но все еще недоволен результатами. Маркус – отменный специалист, но в данном случае несколько вышел за рамки задания. Целью проекта является реорганизация Цереса, а не поголовное уничтожение его жителей.
Если использовать излюбленные человеческие выражения, указывающие на участие сил мистических и могущественных в судьбах людей, то последние благоволят Ясону. Когда десять лет назад клан Кугеров потерял своего наследника и автоматически утратил пост Хранителей Гардиан, их привилегии и власть были переданы другому цересскому клану – Моргольтов. С точки зрения правителей Цереса это означало беспрецедентное возвышение одного клана над другими, с точки зрения Танагуры – ослабление правящего звена 9-го района. Непрочное равновесие, установившееся между четырьмя кланами, то поддерживалось, то расшатывалось в угоду Синдикату, и когда полгода назад понадобилось окончательно уничтожить хрупкий баланс, это не составило труда. В результате вспыхнувшей войны был полностью уничтожен еще один клан, а оставшиеся три семейства были так обескровлены, что с трудом обеспечивали защиту Гардиан.
Теперь Церес был лишен даже той слабой социальной структуры, что создавала видимость управления и контроля. Возбужденная войной кланов агрессия и жажда насилия прокатилась по району, вызвав волну стычек, драк и убийств. Больницы были переполнены, сотрудники социальных служб отказывались работать на границах с Цересом. Чтобы обеспечить район питанием и одеждой, приходилось использовать андроидов и полицейских боевых роботов. На улицах властвовали новообразованные банды отморозков, торговцы и работники действующих на территории Цереса общественных учреждений постоянно подвергались нападениям, а тех, кто пытался скрыться в Мидасе, безжалостно выбрасывали обратно. Насилие и жестокость захлестнули Церес, и Мидас больше не желал иметь дело с отверженными.
На фоне происходящего ужесточение политики, направленной против Цереса, вызвало всеобщее одобрение. Были приняты законы, ужесточающие требования к наемным рабочим, полицейские Мидаса получили разрешение на свободное перемещение и ведение следствия на территории 9-го района. Из-за введенных ограничений торговцы черного рынка вынуждены были свернуть некоторые операции и отказаться от услуг не только монгрелов, но и инопланетян-нелегалов.
Но прекращение работы внутренних цересских сетей связи и снабжения, равно как и восстановление периметра, Ясон считал мерой избыточной и не способствующей достижению цели.
- Излишнее давление лишь спровоцирует волнение.
- У нас есть возможность подавить любую форму сопротивления, и раз и навсегда избавиться от этой головной боли.
- Увы, нет. Вмешательство во внутренние дела Цереса противоречит задекларированному Юпитер договору об автономии. Все принятые вами меры должны носить внешний характер.
- Этого недостаточно для полной ликвидации угрозы.
- Нашей целью не является полное уничтожение населения 9-го района. Но нам требуется отделить явных носителей агрессии.
Это звучит так, как если бы Синдикат был заинтересован в сохранении Цереса, но населенного людьми более лояльными и послушными приказам Танагуры. На самом деле Ясон заинтересован в тех из них, кто поставит свою волю выше сытой покорности.

 Отправлено: 21.02.11 23:24. Заголовок: Как было сказано, в..

Как было сказано, в Сером Колодце не строят настоящих зданий – смысла нет. Собственно, все поселение выглядит как одна огромная площадь, окруженная картонными будками ночлежек для гостей и временных, приезжающих на пару-тройку месяцев, торговцев. Коренные жители предпочитают землянки. Там же, под землей, размещены и склады. Последние сами собой представляют настоящий город, запутанный, многоуровневый, со своими «улицами», принадлежащими разным хозяевам, со своими «тайными комнатами» и своими страшными сказками. И можно не верить в зомби, в которых, по слухам, превращаются заблудившиеся в складах пришельцы, но трудно не верить похороненным под обвалами трупам. Хотя нынешний «бугор» Серого Колодца вроде бы такого не допускает.
Когда начинается сезон бурь, жители поселения уходят в Старый Город. Можно и в Танагуру, никаких особых счетов с полицией у большинства из них нет. Но Танагура… Танагура – это такой город, где ты никогда не получишь ни уважения, ни достойного внимания. Люди, привыкшие каждый день сражаться за свою жизнь, рисковать жизнью, но и ценить ее, привыкшие жить если не на самом краю пропасти, то ни на минуту не выпуская ее из виду – такие люди не могут считать себя недостойными, не могут поступиться кому-то своей гордостью или самоуважением только потому, что родились не в Мидасе. Да, их мир полон грязи, коварства, жестокости и крови. Да, в их мире полно ублюдков, готовых живьем сожрать ради трех кредитов, полно человеческих отбросов и отморозков. Но еще в их мире есть настоящая опасность. Не та, которая поджидает тебя за углом подворотни, чтобы засадить нож в бок, и не та, что выглядит как стаут и наркотик; не та, что, невидимая, приходит с унижением и нищетой, и поедает человека исподволь... Эта опасность живая, настоящая, это та опасность, из-за которой горячая кровь бежит по жилам. Опасность, которую можно увидеть и преодолеть, напрягая все силы. Угроза смерти и нападение, песчаная буря и тяжелый изматывающий труд, драка с любителями наживы или с изменчивым нравом всемогущей Песчаной Девы – преодоленная, эта опасность делает человека сильнее и чище.
Этот страшный и жестокий мир полон свободы. Свободы, которая не определяется границами 9-го района, а лишь твоей собственной силой, твоей стойкостью и мужеством. Так что удивительного в том, что те из монгрелов, для которых гордость и достоинство все еще не пустые слова, в конце концов оказываются здесь, в пустыне – земле безжалостной, но честной?
Этим людям нечего делать в Танагуре. Они не вернутся, если песок поглотит их поселения. Они не вернутся, если откажут разом все обогатительные установки. Они не вернутся, если военные компании, проводимые прошлым летом против кочевников, обернутся и против остальных жителей пустыни. Есть Старый Город, есть катакомбы, не будет их… черт его знает, что они придумают, но они выживут. Такова природа людей.
- Хей, охотник, а что принес? Ничего не принес? Не понял…
- Нормальный процессор. А тебе его куда, интересно? На байк ставить, или может ты гравиплан у армейцев отбил?
- Нет, катер.
- Вода! Вода…
- Ах, катер. Ну, тогда… тогда возьми мицутовский, только памяти еще надо будет.
- Э-э-э, парень, я пошутил. У меня байк.
- Че ты мне тогда голову морочишь?
- Вода.
- Да у него срок годности истек еще до появления Танагуры!
- Чего это истек, ничего не истек. Э-э-э… а как на счет дополнительного фильтра? С серебром, он обеззараживает воздух.
- Последнее представление! Господа, заходите, не пожалеете!
- Вода. Вода! Вода!!!
- … концентрат возьму, а за цересского ублюдка счас схлопочешь…
- Господин охотник, я прошу прощения. Хотите скидку?
Стоя на краю огромной – черт, она больше чем в Цересе! – торговой площади, Черный, настигнутый философскими размышлениями, удивляется им не меньше, чем удивился бы внезапно забившим из-под земли фонтанам. Торг, где люди как нигде склонны проявлять паскудные черты характера, вроде склонности ко лжи, мелкому обману и надувательству – не то время и не то место, когда стоит делать выводы о величии человеческой природы. И все же… И все же здесь, на краю обжитого мира, существующие только благодаря нечаянному выходу подземного источника, эти люди сотрясают воздух бесчисленными словами вранья, угроз, соглашений и фальшивой благодарности, продают и обменивают, выясняют отношения и, бывает, расстаются не только с кредитами, но и с жизнью…
Посреди пустыни, где каждый порыв ветра говорит о смерти и вечности, это выглядит грязной никчемной возней.
Должно выглядеть. Но эти люди живут рядом с вечностью и смертью, и упорно утверждают свое превосходство над ними. Так что получается почему-то наоборот.
- Эй, караванщик, заходи к нам. Идти тебе далеко, так оттянись на дорожку.
- Батарею лучше возьми. Это «мегатонка». Хошь на байк ставь, хошь – на чанкер.
- На хрена мне батарейка на чанкере?
- Вода! Вода. Охотник, бери воду! Чистая, без угля. Сам знаешь, у нас вода стоящая.
Черный рассеянно кивает на все приглашения, не отвечая на них, и торговцы оставляют его ради более перспективных клиентов. Ничего из перечисленного дарту не требуется, а то, ради чего он изображает досужего караванщика, на площадь не принесут. Хотя изображать кого-то ему трудно. Здесь не Церес, и Черного очень хорошо знают: ни маска, ни очки его не выручат.
Он вытаскивает из столпившейся возле лотка очереди небольшого, кривого на один глаз пацана. Впрочем, второй глаз у него вполне живой, блестящий и проницательный, и особого страха физиономия воришки не выражает, скорее досаду.
Черный удерживает его за тонкую руку, пацан благоразумно не сопротивляется.
- Найди мне Тихого из каравана и сюда приведи.
Пацан окидывает дарта быстрым взглядом, досадующее выражение на грязноватой мордашке сменятся деловитым и уверенным.
- Ага.
- Подождешь, пока мы не поговорим, и отведешь его к Лекарю.
- Ага.
Черный отпускает мальчишку, тот немедленно исчезает в толпе, ввинчиваясь в нее каким-то незаметным движением, а крыса продолжает философствовать. Вот, например – уважение. Какие интересные формы у него бывают. Пацан даже не попытался спросить насчет оплаты – это уважение. Человек, с которым он будет сегодня серьезно говорить, рисковал своим благополучием, но соглашение выполнил. Не ради денег, кредитов срубить парень мог бы и более легким способом. Фискалы Сталлера не спускают с него глаз ни днем, ни ночью – тоже уважение. Как к сильному противнику.
Еще он думает, что человек способен уважать другого человека, только если уважает сам себя. А если не уважает, то и не способен. Интересно, это положение распространяется на блонди? И если да, то в какой форме?

- … ствол нормальный, я отвечаю. Боекомплекта четыре десятка. Могу еще подкинуть.
- Без надобности.
- Аккумулятор заряжен. Если не хватит, можно поставить на батарею, но твои сдохнут быстро. Есть «гравики».
В голосе слышится сомнение. Эффективность у гравитационных снарядов выше раза в четыре, но использование сопровождается эффектами, которые могут заинтересовать посторонних наблюдателей.
- Нет. Оптика?
- Лазерник. Цифровой, но старый.
- Нормально.
- Удачи.
- ?…
- Так если сдохнешь, с кого я кредиты получать буду?
Оба улыбаются. Это шутка.

 Отправлено: 21.02.11 23:24. Заголовок: А вечером у дарта по..

А вечером у дарта появляется необходимость использовать свои полномочия. Конфликты такого рода – не редкость, но обычно они возникают позже: когда пустыня начинает всерьез перемалывать людям мозги, и люди… портятся.
Лагерь караванщиков расположен на расстоянии нескольких десятков ярдов от поселения. Торг ночью не прекращается, а шум даже усиливается: может, в ночном воздухе лучше разносятся голоса, может, становится больше зазывал или количество желающих получить «последнее удовольствие» увеличивается, но заснуть недалеко от площади невозможно, а тратиться на бумажные конурки крысам влом. Торговцы тоже предпочитают ночевать рядом с байками, ради сохранности груза. Серьезных грабежей здешний «бугор» не допускает, но мелкое воровство за грех не считается. А покупка потыренных мелких, но очень нужных в пустыне вещей обходится в два раза дороже. Нет, серьезно, это какой-то вывих меновой торговли: чанкер можно купить за приличную цену, а точечный фонарик, которому и цена-то один юнит, стоит втридорога.
Черный, только что закончивший инспекцию байка Тихого, несколько изменившего привычные очертания, и завалившийся спать возле своей машины, поднят на ноги низким, прямо-таки ультрафиолетовым басом. Голос заставляет его ежиться – кажется, что он звучит где-то у основания шеи, и его можно снять оттуда, как застрявшую прядь волос. Обладатель баса возвышается над скромной фигурой дарта, как монумент, и утробно гудит: уважительно и где-то даже с сожалением.
- … и говорит, что он твой человек. А твоим людям, мол, обещана скидка. Коллинз от такого обещания отказывается, но твой человек настаивает. Надо бы тебе подойти да рассудить по закону.
За спиной басовитого худой жердью торчит Тихий, держа руки в карманах плаща и слегка сгорбившись. Где-то должен быть Вуд, но последний контролирует подозрительные ситуации издалека. Это, конечно, ерунда, «сынок» Автоклава – местного авторитета, на дарта, да еще и на территории лагеря, покушаться не будет, не самоубийца же. Но жизнь в пустыне быстро приучает принимать меры предосторожности при намеке на малейшую угрозу.
Черный неспешно подымается на ноги, демонстративно – имеющий глаза да увидит – поправляет кобуру «Кригера». «Сынок» на оружие никак не реагирует, и они отправляются в поселок: впереди Черный, потом «сынок» и незаметный, сутулящийся Тихий. На площади перед ними расступаются, но уходить никуда не собираются. Наоборот, сварливый толкач из каравана Черного, требующий скидку у оружейника, собрал чуть ли не все население Серого Колодца.
- Живи долго, Черный.
- И ты, Автоклав.
- Твой человек?
Вопрос для протокола: караван стоит один, абра пришла пару часов назад, да еще две группы охотников здесь со вчерашнего дня – выбор небольшой.
Черный окидывает взглядом красивого статного монгрела, вспоминая, какое оружие обнаружили на нем его ребята, кивает:
- Мой.
- Так че делать будем?
Опять-таки выбор небольшой: дарт отвечает за своих людей и должен сам разбираться с нарушителями и последствиями их действий. Однако в близких к городу поселениях нарушителя можно передать местному «бугру» и не маяться с выполнением функций судьи.
Черный с удовольствием бы воспользовался этой возможностью. Но, увы, нарушение караванщика не настолько велико, чтобы Автоклав задержал его у себя.
- Мой человек. Сам и разберусь.
Монгрел … Никлас зовут, точно… напрягается, едва заметно хмурится. Черный кладет обе руки на пояс: знак внимания Тихому. Парень явно не желает продолжить путь с караваном, и поскольку попытка затеять свару с оружейником провалилась, вынужден срочно придумывать другой способ.
Черный не считал его человеком Сталлера. Относился с недоверием, полагаясь на собственную интуицию, но причины не удосужился поискать. Ошибся, значит. Или еще что-то.
Вымогатель скидок подымает голову, нервно облизывает губы и заявляет:
- Дарт сам говорил, что у него фарт у Автоклава. А потому у всех торговцев будет скидка. Мол, Автоклав ему на всю жизнь обязан и сделает все, что он ему скажет.
Заявление замечательное во всех отношениях. Черный не может не отметить, насколько изящный выход нашел Никлас: оскорбил «бугра», подставил дарта, опозорил весь караван, и остался в роли незадачливого, но безобидного лоха, не умеющего держать язык за зубами. Собравшийся народ тоже «оценил»: над площадью повисло глубокое, напряженное молчание.
- Плохие твои слова, - цедит «бугор», глядя на Никласа. Тот невольно ежится и втягивает голову в плечи.
- Гнильцой отдают.
Он поворачивается к Черному, смотрит почти повелительно. Дарт едва заметно усмехается.
- Гнилые слова, - соглашается он, - но это говорит мой человек, мне и отвечать.
«Бугор» хмурится. Если бы паршивый караванщик остановился на обещании о скидках, дело решилось бы за минуту. Дарт отвечает за своих людей и сам решает, что ему делать с провинившимся: самому карать или отдать на суд «бугра». Но наглый торгаш заявил о долге Автоклава перед вожаком каравана, заявил вслух и тем самым отдал себя в руки закона поселения.
- Мой город рад тебе, Черный. Люди тебе рады, я тебе рад. Но сейчас ты говоришь обидные для меня слова. А я не хочу терять нашей дружбы.
Если Никлас и впрямь шестерка Сталлера или кого-то из его подручных, и если ему удалось увидеть то, что увез на своем байке Тихий, то оставлять его в поселении нельзя. Успеет ли он добраться до Танагуры, или заедет сюда кто-то из людей танагурского дилера – неважно. А рассказать Автоклаву прямо о своих подозрениях означает оказаться в должниках. А между дружбой и долгом – две большие разницы.
- Я ценю твою дружбу, Автоклав, и не хочу ее терять. Но скажи мне вот что: если человек умирает в песках от жажды, будешь ли ты кормить его сухим концентратом? Есть ли в этом прок? Ты только попусту истратишь еду, а человек все равно умрет.
Они смотрят друг другу в лицо. Взгляд у Автоклава тяжелый, таким взглядом придавливают книзу, к земле, заставляя опуститься на колени, сдаться. Но в глаза Черному он не смотрит. Надо быть психом, чтобы смотреть в глаза Того, Кто Говорит с Девой.
Черный опускает взгляд, как если бы не выдержал давления воли собеседника – он действительно не хочет лишиться дружбы одного из самых влиятельных «бугров» приграничья. Поворачивается, чтобы посмотреть внимательно на торговца и повторяет:
- Ты попусту потратишь свое время на него.

Лагерь встречает их тишиной и напряженным ожиданием. Люди сидят возле байков, держа оружие наготове, и никому в голову не приходит лечь спать. Бывали случаи, когда караваны нападали на поселение, бывали случаи, когда жители поселений нападали на караваны. Всяко бывало, но дальше, за Рекой, там, где заканчивается пригодный для дыхания воздух, где смерть тащится у тебя за спиной и норовит заглянуть в глаза.
Но это было раньше. А теперь, после того, как прошлой осенью армейцы вырезали две трети кочевых кланов, после того, как на Белом видели вояк с базы, и кое у кого на руках появилось неположенное оружие; после того, как пришлый танагурец стал указывать, кому и что продавать… все возможно.
Поэтому оружие держат наготове, поэтому байки сдвинуты в круг, образуя укрытие, поэтому стоит такая полная, такая грозная тишина. И когда их троица приближается к лагерю, тишина остается.
Черный подымает руку, показывая открытую ладонь: знак, что все в порядке и им ничего не угрожает. Глухой шум проносится над лагерем, люди переглядываются, принимают более свободные позы, но полностью расслабиться караванщики не спешат. Чем закончилось выяснение? Как будет наказан виновник?
Тихий следовал за Никласом шаг в шаг, отслеживая любую возможность последнего сбежать, напасть, сделать подозрительное движение. Оружие с монгрела сняли еще в поселении, и трудно представить, что, несмотря на предпринятые меры предосторожности, он попытается бежать. Без байка, воды и оружия это просто самоубийство. Да и не слышно в парне той грани отчаяния, которая может подтолкнуть человека к бессмысленному гибельному поступку. Но Черный уже раз ошибся в оценке этого человека, и не считает наблюдение за ним лишним.
- Вуд, - негромко говорит дарт, и его помощник появляется, словно из-под земли. Это у него отлично получается: появиться невесть откуда, и туда же сгинуть без следа.
- Присмотри за ним, - кивает он в сторону Никласа. Вуд заменяет Тихого позади монгрела и выразительно указывает рукой в сторону байка последнего. Никлас с угрюмым недоумением смотрит на дарта, открывает рот, собираясь что-то спросить. Черный жестом прерывает его.
- То, что я сказал Автоклаву – не пустые слова. Дернешься, и тебе снесут башку. С Черной Слюды можешь валить к своему хозяину.
Он разворачивается, направляясь к своему байку, не оглядывается, когда вслед ему доносится.
- У меня нет хозяина.
Нет, так нет. Черного не особенно волнует имя покровителя, да и судьба бесхозного фискала, по большому счету, тоже. Случись эта разборка за Рекой, он мог бы оставить ублюдка в песках, и совесть его бы не мучила. Но кроме Никласа в караване еще двое фискалов, так что ж теперь, всех замочить? Не дело это, так люди не поступают.

 Отправлено: 21.02.11 23:32. Заголовок: Утром они отправляют..

Утром они отправляются в путь задолго до рассвета. Черный наблюдает, как Вуд пристегивает Никласа наручниками к рулю байка и проверяет настройки машины. Наручники полицейские, из псевдоорганики с мудреным названием, они автоматически регулируют свой диаметр в зависимости от того, на что надеты, и снять их практически невозможно. Ярко-красный пылающий цвет их кажется нелепым, соединительная нить почти не видна, и кажется, будто Никлас, непонятно с какого праздника, напялил браслет себе на руку, а вторым украсил свой байк.
И смыться вместе с байком не получится: чтобы не париться долго с настройками, Вуд ставит чип на плату. Подавить программу на ходу, да еще и под наблюдением – надо быть по меньшей мере каринезцем, а у парня глаза не красные. Так что не сможет. Байк будет следовать за машиной Вуда, как привязанный – в пустыне подобный способ угона получил большое распространение.
Караван выстраивается в две линии, готовый тронуться в путь. К удивлению дарта фискалы Сталлера не торопятся покинуть их, и это наводит его на некоторые размышления. Он дает сигнал к старту, байки трогаются с места, Серый Колодец остается за спиной, и Черный совершенно четко понимает, что они больше не могут ждать. Не могут идти дальше, считая себя обычным караваном и делать вид, что война не развязана.
Война началась. Он так хорошо это понимает, словно это кто-то сказал, громко и твердо.

 Отправлено: 21.02.11 23:32. Заголовок: Ветер меняет направл..

Ветер меняет направление, дует прямо в лицо. Особого неудобства это пока не причиняет, слаб еще «господин пустыни», играет с пылью и не трогает людей. Но все равно понятно, почему в пустыне никогда не используются шлемы для езды. Крошечные частицы песка, влекомые ветром в бесконечное странствие, превращают стекло или пластмассу в матовую пластину за пару дней. Гелевая маска справляется с песком не в пример лучше, а линзы в очках поменять намного проще.
Тракт ведет на восток. Когда встает солнце, линия горизонта наливается огненно-красным, потом оранжевым, словно там разгорается гигантский пожар. Зарево занимает половину неба, рвется вверх, все выше и выше, песок полыхает красным углем, и когда в этом пламени появляется ослепительно-алый диск Гланн, он кажется таким огромным, как будто встает прямо из этой бесплодной, обожженной земли. Нет и не было никакой двенадцатой планеты, вращается в мировом эфире усыпанный песком плоский диск, из-за края которого каждое утро рождается круглый алый огонь, встает, вот тут, за пару десятков лиг от них, и лишь потом подымается в небо, чтобы осветить великую пустыню и дать ей тепло.
И если успеть добраться до солнца, пока оно еще не взошло, добраться до горизонта – можно подняться в небо вместе с ним. Увидеть пески сверху и остаться наверху. И они идут вперед, в это алое гигантское зарево, идут к горизонту, чтобы уйти вместе с солнцем и никогда не возвращаться.
Потом зарево быстро гаснет, опускается вниз, сдергивая с песков оранжевое блестящее покрывало рассвета. Гланн превращается в белый ослепительный диск, ветер усиливается, тонкая серая пыль постепенно заполняет воздух, и горизонт кажется одинаковым, в какую сторону не глянь, и мерный гул машин кажется единственным признаком движения.
А через шесть часов пути их, наконец, догоняет долгожданный путник.
- Живи долго, Келли.
- И ты, Черный.
Келли не один. За ним едут двое охотников и незнакомый парень, которого нельзя назвать ни крысой, ни даже монгрелом. Из-под головной повязки у него торчат ярко-белые дреды, он одет в новенькую куртку ядовито-зеленого цвета, байк он ведет неуверенно, как водит человек, не привычный к такому транспорту, и даже если закрыть глаза на все перечисленное, все равно понятно, что этот парень – горожанин. Ну, или совсем недавно был им.
За троицей следуют два байка «на привязи», нагруженные контейнерами с надписями «Опасно». Черный одобрительно кивает, оглядывая «делегацию», прибывшие пристраиваются в хвост колонны, и караван едет дальше.
А еще через час дарт объявляет остановку.

Черный поворачивает байк, медленно пробирается между двумя очередями машин, останавливается где-то в середине каравана, снимает очки, и караванщики, как по команде, тоже стягивают маски. Он встает рядом со своим байком, окидывает взглядом спутников, и что-то мрачное, азартное в их взглядах заставляет его удовлетворенно кивать своим мыслям. Он не ошибся: эти люди знают, на что идут, и вместо страха или гнева Черный ощущает в них ту злую, яростную готовность сражаться – за себя, за свободу, за свои законы, – что позволяет им оставаться людьми везде, где бы они не оказались.
Они все – люди одной породы. И если на Амой эти люди считаются изгоями, отребьем – что ж, тем хуже для этой планеты.
Он находит взглядом фискалов Сталлера: они тоже не боятся, в отличие от тех трех толкачей, что еще остались с караваном, и Черный не может посчитать их трусами или предателями только потому, что они выбрали своим лидером другого человека. Так что он намерен предоставить им шанс убраться, а заодно избавиться от ненадежных членов команды. Дальше могут идти только те, кто согласен сражаться вместе с ним.
Рядом с Черным становится Келли, улыбающийся во весь рот, но с руками в карманах плаща, где покоится неизменный гвоздодер. Тихий остается во главе колонны, а Вуд располагается за спинами повернувшихся к дарту людей, вместе с двумя «новенькими», и с видимой рассеянностью посматривает по сторонам. Черный думает, что с людьми ему вообще везет, неизвестно почему.
- Вот что, парни. Думаю, все здесь знают, что идти через пустыню – дело нелегкое. Все знают, что рискуют не дойти или не вернуться назад. Все знают, что напасть на нас может кто угодно и где угодно, и нам останется только драться за свою шкуру. Мы можем рассчитывать только на самих себя.
Черный говорит негромким спокойным голосом, говорит вещи давно известные и привычные для тех, кто его сейчас слушает. Да, это дело опасное. Да, рискуешь сгинуть в песках по множеству причин. Да, спокойней и надежней сидеть в Цересе и пользоваться плодами благотворительных городских программ. Ну, и что? Разве это жизнь, достойная мужчины? Достойная человека?
- Думаю, что все или почти все знают, что я перешел кое-кому дорогу, и что этот человек зол на меня и попытается отомстить. Так вот, у него достаточно людей, чтобы напасть на караван, и он собирается это сделать. Я считаю, что это произойдет скоро: завтра, может быть послезавтра.
Кто-то переглядывается между собой, кто-то только хмыкает или сплевывает на песок, но на обращенных к дарту лицах больше всего улыбок: злых, решительных, угрожающих. Они не очень красивые, эти улыбки, но так улыбаются люди, которые не умеют испытывать страх, так улыбаются люди, которые никогда не сдаются. И Черный снова думает, что ему чертовски повезло с людьми, и он не зря ввязался в эту войну.
- Я не знаю точного срока, но я не намерен ждать, и не намерен послушно идти в то место, где им удобно будет уничтожить нас. Если люди Сталлера хотят нас получить, им придется придти туда, куда я решу.
Люди снова переглядываются, негромкий шум пробегает по каравану и тут же утихает. Дарт дело говорит: если есть возможность самим выбрать место разборки, то этим надо пользоваться. А что Сталлер – мужик сильно крутой, и где-то там у него большая рука есть, так это в песках не имеет значения. Это в Городе за покровительство задницу лизать будут, а в пустыне законы другие. Напасть на караван своим – не кочевникам, не «бугру», у которого вода закончилась, примером, а одному из купцов – преступление. Кара за него страшная, поэтому и охотников таких мало находится. Понятно, что мужик решил свои порядки установить, раз на такое дело решился, да не на тех попал.
- Если кто-то считает, что ему в разборке делать нечего, он может возвращаться обратно. Прямо сейчас.
Келли в упор смотрит на фискалов и улыбается, как первомайское солнце. Не будь рядом дарта, он бы их быстро на перо поднял. Но Черный выразился четко: уйдут все, кто захочет. И подумав, Келли согласился с мыслью дарта. Если шпики доберутся до людей Ромика и скажут, что их ждут, то это будет даже лучше, чем если бы Ромик сам их искал: быстрее, ждать не придется. Время – это вода и воздух. Ждать долго нельзя. Непонятно, чего они до сих пор с караваном тащатся: чтобы пришить Черного в спину, наверняка? Или и впрямь не знают, где нападут на караван?
О толкачах и говорить нечего: мелкие людишки, им хоть Сталлер, хоть Кунц, хоть блонди с Танагуры – все едино, было бы, где торговать. А что Сталлер хочет все поселения под себя подмять, им пофиг. Но вот остальные… Люди бывают разные, кому-то не хочется лезть в чужую войну, пока она не добралась лично до него, кому-то впрямь без разницы, где и с кем иметь дело, кто-то просто боится.
- Я так не согласен. Я… какого черта мне до ваших разборок?
- Ну и вали, - презрительно цедит сквозь зубы стоящий напротив караванщик, – сказано же: не хочешь оставаться – вали назад.
- Мы шли до Черной Слюды.
- Ну, так и вали до Черной Слюды.
- Вернетесь в Серый Колодец и возьмете проводника, - вмешивается дарт. Довести людей до пункта назначения – это его обязанность.
- А кредиты? – возмущается еще один, - я отстегнул, как положено.
Черный поворачивается к толкачу, смотрит без какого-то особого выражения – спокойно, немного печально, но человек замолкает на полуслове и прячет глаза. Это ведь действительно трудно, смотреть в глаза Того, Кто Разговаривает с Девой.
Или трудно смотреть в глаза человеку, не боящемуся смерти?
- Считайте это издержками. В дороге всякое бывает.
Их молча пропускают – двое фискалов, трое толкачей, шедших до Реки, и пятеро человек каравана – отодвигаются, дают проехать байкам. Никто ничего не говорит им вслед, да и не смотрят на них особо. Если кому-то и хочется сказать пару-тройку ласковых, так, наверное, только Келли. Но последний тоже молчит, мечтательно улыбаясь чему-то и щурясь в небо. Ничего интересного в небе нет, но он знает, что уходящие – шпики так уж точно – будут оглядываться, и оглядываться не раз. Так что пускай ломают головы, какой такой счастливой мысли он радуется.
Когда байки покинувших караван удаляются на достаточное расстояние, кто-то спрашивает:
- А где мы будем их ждать? В смысле, чухать туда сколько?
Прежде чем ответить, Черный находит взглядом Никласа, сам не зная, зачем. Чтобы убедиться, что парень не испарился, что ли? Он кажется Черному странным. Он ведет себя совсем не так, как полагалось бы шпиону Сталлера, узнавшему чертовски важную и ценную информацию. Он молчит, не пытается сбежать, не пытается предложить что-нибудь в обмен на свою жизнь, а ведь должен понимать, что дарту выгоднее и проще всего убить его. На глупца парень не похож. Так в чем секрет?
Это чертов риск: тащить с собой невесть кого.
- Семнадцать лиг от тракта, там есть старый такыр, довольно высокий, и к нему тяжело добираться. Там и поставим лагерь.
- А долго… ждать-то придется? А то ведь вода и… - караванщик не договаривает, невольно смутившись собственных слов. Как будто дарт об этом в первую голову не подумал.
Черный невесело усмехается:
- Недолго.

 Отправлено: 21.02.11 23:33. Заголовок: Когда-то люди, прил..

Когда-то люди, прилетевшие на эту планету, мечтали построить здесь город-сад. Чтобы был он зеленый и добрый, чтобы был красивый и шумный, чтобы был украшен цветами и фонтанами, чтобы космические корабли взлетали в небо серебряными птицами. Когда-то люди мечтали наводнить реками пустыню, развести цветочные поля и виноградники, поднять в воздух селения-облака, а в морях вырастить коралловые острова. Когда-то эти люди пришли сюда и рвали землю пустыни глубинными бомбами, чтобы добраться до залежей радиоактивной руды; строили механических монстров – горнодобывающие заводы, способные регулировать промышленные процессы и самостоятельно передвигаться на новое место, когда месторождение оскудевало; запускали армии мелких автоматов-разведчиков, сопровождавших каждую партию геологов, каждую группу исследователей, каждую бригаду рабочих. Они все, люди и механизмы, жили здесь, им нужна была дорога, окоемом очерчивающая их бесплодную, выжженную, зараженную радиацией вселенную. И она была построена, эта дорога, и служила границей этой вселенной, пока людям не стало понятно, что жить здесь нельзя.
И тогда люди отсюда ушли. А механизмы, большие и маленькие, исправные и едва функционирующие – они остались, и еще долго жили, стираемые песком и ветром, пугая обитателей пустыни карикатурным и страшным подобием своим создателям.
И город-сад был построен, да. Зеленый и шумный, красивый и светлый. Наверное, даже добрый, но не для тех, кто вновь вернулся, чтобы снова жить в песках, чтобы снова идти по дороге...
Они сворачивают в неглубокую долину, одну из многих, расчерчивающих плоскую поверхность пустыни причудливым узором. Если смотреть сверху, и смотреть в настроении мистическом или игривом, можно найти множество любопытных и загадочных совпадений с образами человеческого воображения, и всласть потрудиться над разгадкой их обманчивой таинственности. Для каравана же значение имеет только наклон долины и опыт дарта. Заблудиться в пустыне легче легкого: отойди от дороги на три дюны, и ты можешь больше никогда не увидеть ни одного поселения.
Долина постепенно становится уже, песчаные заносы то и дело заставляют останавливаться и перетаскивать машины вручную. Тогда воздух оглашается сдержанным поминанием никому не известных предков и обещанием увечий тем, кто заставил их лезть в эту дыру. Однако к предкам еще не хочется, а лезть надо, так что они идут дальше. Бывшее русло реки извивается путем рагона, то ныряя вниз, еще глубже между глинистыми склонами, то подымаясь вверх и наконец приводит их к цели: старому глиняному такыру, возвышающемуся ярдов на десять над окружающим хаосом заносов, оползней и скал.
Когда-то такыр занимал большую площадь, но то ли после землетрясения, то ли в результате эрозии он развалился на несколько частей, и теперь представляет собой относительно ровную площадку в сотню квадратных ярдов, добраться до которой можно только двумя путями. Или опуститься с воздуха, что слишком уж круто для людей Сталлера, или подняться той тропой, по которой забрались караванщики. Последнего люди Черного допускать не собираются.
- Груз в ямы. Тропу завалить. Байки оставить для прикрытия.
Машины, которыми пользуются караванщики, отличаются от своих городских коллег примерно как бойцовские собаки от длинноногих гончих. Они сильно проигрывают в скорости, но бронированные днища байков способны выдержать удары гвоздеметов, в отличие от воздушной подушки их скоростных собратьев. Расставленные в стратегически важных местах, машины послужат неплохим укрытием.
Кроме байка Тихого. Его машину (не Лялечку, Тихий за нее точно удавил бы кого-нибудь) вытащили наверх тросами, и то только после того, как сняли часть груза. Ящики с надписью «Опасно» вообще передавали вручную.
- Бля, это мины...
- Ты че, сбрендил? Откуда?
- Чувак, это мины, чтоб я так жил. Тяжелые какие...
- Да ну…
- Это мины. Прикалываешь, сколько они стоят?
- Эй, осторожней! Уронишь, на куски порву, если от тебя что-то останется.
Угроза пустая, на снарядах нет взрывателей. Келли досадует, что не получилось «полного сюрприза» – парни догадались, что могли с таким тщанием везти помощники Черного. Правда, они не совсем верно предполагают, как эти мины будут использоваться.
Когда ящики, обласканные восторженными и жадными взглядами, сложены возле остального груза Тихого, дарт подымает руку, требуя внимания. В ответ устанавливается такая тишина, что слышно, как песок шелестит у подножия такыра.
- Значит, так. Нападут, скорее всего, завтра. Раньше не успеют доехать. Что мы торчим на такыре, точно знать не будут, так что сидеть тихо и не высовываться до сигнала. У кого есть ружья, сидят за байками. У кого чанкеры – караулят тропу и спуск с севера, мало ли.
- Что у них есть?
Оружие в Цересе достать нельзя, в Мидасе тоже. Но в пустыне рядом с военными базами всегда найдется пара-тройка людей, которые без проблем толкнут тебе безгильзовый пистолет или винтовку. Пустынники предпочитают чанкеры, потому что последние проще в обращении и не требуют дорогостоящих боеприпасов. Огнестрельное оружие носят или для понта, или те, кто всерьез обеспокоен выполнением конкретного заказа.
Так было раньше. Но в прошлом году на озе Трех Дотов появились гранатометы, и люди с озы легли все, до последнего человека. А что случается, когда кто-то нарушает столетний запрет? Его начинают нарушать все, и через пару месяцев кое-кто щеголял со шторм-винтовками, а еще через месяц люди того же Сталлера засветились на Соленом Побережье с ранцевыми пулеметами. А это означало конец привычному вооруженному миру пустынников и кочевников. И начало новой войны – неизвестно кого неизвестно с кем.
- Пулеметы есть точно, - дарт хмурится, глядя на резкую линию горизонта, оглядывается на бережно уложенный груз, и когда поворачивается к своим людям, видно, что он улыбается.
- Пулеметы, шторм-винтовки, чанкеры – само собой. Плюс боеприпасы.
- И прицельники, - добавляет кто-то.
И прицельники – цифровая оптика, позволяющая найти закопавшихся на три метра в песок рагонов.
- Само собой.
На какой-то миг Черный испытывает что-то вроде стыда или сожаления. Эти люди пошли за ним, не представляя истинных размеров опасности, пошли потому, что доверяют ему по прошлому опыту и считают, что он сумеет защитить их. Но знают ли они, что пришли на войну?
Собственно, теперь у них нет выбора. По большому счету, ни у кого из них нет выбора.
- Так вот. У парней есть все шансы оставить нас сушиться на песочке, если мы будем зевать. Если не будем, то сушиться придется Сталлеру и его людям. Вы видели, что привез Тихий?
Черный кивает, имея в виду весь груз, хотя большинство караванщиков считают, что речь идет о минах. Поэтому большинство согласно кивают с оживленными лицами, но кое-кто соображает и насчет остального багажа Тихого.
- Эта фигня похожа на пушку, - выпаливает этот «кое-кто», чье имя Черный не сразу вспоминает. Молодой совсем парень, первый раз с ним идет. Когда на него оглядываются с недоумением, тот вскакивает и, яростно жестикулируя, подходит ближе к грузу.
- Я говорю, эта фигня похожа на пушку. Ну, то есть… большую.
- Миномет, - подсказывает дарт.
- Ага, - кивает монгрел, зачарованно глядя на упаковки неопределенных очертаний, и непроизвольно сглатывает.
Это оружие. Настоящее, смертоносное оружие. Они не видят, как оно выглядит, не знают механизма действия, но знают, что безотказная и беспринципная его сила служит любому, кто держит его в руках. Когда у тебя в руках оружие – ты хозяин жизни. Так просто. Так. Просто.
И то сожаление или стыд, что испытывал минуту назад Черный, исчезает. Это неправильно, пацан этот все равно не понял, почему у него появился шанс овладеть оружием, но стыд все равно исчезает.
Такой же взгляд дарт видит у Келли. И у беловолосого городского хлюпика, топчущегося рядом с грузом и нетерпеливо поглядывающего на Черного: «Когда ж уже?». И у тех, кто переглядывается сначала с недоверием или недоумением, а потом с все возрастающей уверенностью. «Пушка, люди! У нас пушка есть. Да мы их теперь в куски настругаем! В толму!»
- Для миномета надо вырыть окоп. Мальт и Кевин, поможете Тихому собрать пушку. Кайл, - беловолосый вскидывает голову, выпрямляет спину, чуть ли не пальцем в себя тычет, «вот он я, Кайл», – Кайл у нас спец по стрельбе. Дежурим по двойкам, одна в секторе. Сменяться через четыре часа. Пять человек в смену заряжают снаряды. Остальные готовят «навесы». Все.

 Отправлено: 21.02.11 23:34. Заголовок: Ромик зол. Чертовски..

Ромик зол. Чертовски зол. Выражается это в том, что он то увеличивает, то резко снижает скорость байка, останавливается без предупреждения, трогается, не давая сигнала. И попробуй не успеть притормозить или запоздать со стартом: вожак, остановившись, с улыбочкой подходит к провинившемуся, и лучшее, что может случиться с последним, это пара ударов под дых и синяк на морде. Может быть и хуже. Но Ромик сдерживается, на самом деле сдерживается, потому что задание не выполнено и люди ему нужны.
Опередив караван на день пути, Ромик предпочел дальше не гнать как сумасшедший, а спокойно ехать до Реки, где и встретить караван, как было задумано. Но чем дальше они удалялись от Танагуры, тем меньше значения он придавал приказу Сталлера. Какого черта тянуть? Зачем? Чем больше пустынной мрази узнает о том, что они грохнули караван, тем лучше. Тем больше уважения такому человеку и его боссу. Да если бы его сила, если бы ему такие деньги и связи, он бы караван вместе с поселением на воздух поднял. Вот тогда бы ни одна шавка не смела бы и рта раскрыть. Какого хрена им надо переться за периметр?
А периметр в весенний сезон аж за пятьдесят лиг от Города. И когда они по крутой дуге обходят Серый Колодец, Ромик понимает, что дальше он идти не намерен. В жопу распоряжения Сталлера, к Юпитеровой маме периметр и Реку. Хватит этому ублюдку Черному корчить из себя вожака, пора ему встретиться с настоящим вожаком. Границу никто четко не устанавливал, ему вот дышать уже нечем.
Ромик хихикает, представляя, как удивится Черный нападению, представляя, как растерянные караванщики будут прятаться за байками, стрелять из своих гребаных чанкеров. Как он сначала ударит осколочными, чтобы гребаные пустынники разрывались на части, превращались в кровавые фонтаны. А потом добавит зажигательными, и те, кто еще будет жив, побегут горящими факелами. А потом они будут стрелять и стрелять по ним, стрелять и стрелять, пока хватит заряда, пока солнце не зайдет, пока…
Ромик стаскивает маску, на самом деле ощутив нехватку дыхания. Дышать от этого легче не становится, да и будь у него кислородный баллон, он тоже не помог бы. Плевать ему на кислород. И на баллон плевать. И на всех плевать. Добраться бы до ублюдков поскорее, и положить их всех. А потом вернуться, и положить Сталлера.
Он опять резко останавливает байк. Следующий за ним Шелл едва успевает вывернуть руль, чтобы не въехать в машину босса. Кресс и Плавник – те давно знают его привычки, ставить их за своей машиной Ромику неинтересно, так что за ним всегда едут новички. Но Шелла он точно больше за собой не поставит: отменная реакция у сукина сына, ни разу не перевернулся, ублюдок. Ромику чертовски хочется въехать по закрытой маской изуродованной физиономии Шелла – переболел он чем-то там, морда язвами пошла, – но повода тот не дает. Стоит смирно в сторонке, на босса не глядит. Ну и хрен с ним.
Дышать ему и правда становится тяжело: «стрелка» к тяжелым наркотикам не относится, достать ее легко, и среди монгрелов употребление «колес» особым грехом не считается. Но какая-то особенность его организма сыграла с Ромиком злую шутку, и относительно легкий препарат превратился в искушенного слугу дьявола. Монгрел сидит на «колесах» давно, плотно, и ту кровавую дикую эйфорию, которую у него вызывает «стрелка», не способны утолить ни избиения, ни секс, ни гонки. Только чья-то смерть, так близко, чтобы можно было услышать ее горячечное дыхание на своем лице.
Кто сказал, что у смерти холодное дыхание, ледяная кровь? Нет, у нее тело тринадцатилетней шлюхи и похабный взгляд мидасского сутенера. И что самое лучшее – она никогда не отказывает.
Ромик глотает две таблетки, а третью долго, смакуя приторно-гнилостный вкус, рассасывает за щекой. Похоже на завонявшуюся стряпню третьесортного бара. Но сквозь вкус протухшей кислятины пробивается чистая, как удар током, эйфория, веселая, красного цвета, жажда, и мысли тоже становятся чистыми и веселыми. К черту Сталлера. Что с того, что он приказал не трогать караван до периметра? А если ублюдок Черный почуял что-то, и теперь прячется? Не могут же они сто лет ждать у Реки, пока ублюдок решится продолжить путь? Ну, а что сам Ромик ждал их уже за Серым Колодцем, так это он скумекал, и не выпускал караван из поля зрения.
Когда проходит целый день, а караван так и не появляется, Ромик понимает, что Черный и впрямь что-то почуял. Или из фискалов кто раскололся? В Колодце каравану делать нечего, давно должны были появиться. Но даже если Черный узнал, если струхнул и погнал караван обратно, ни хрена у него не выйдет. Он догонит ублюдка и закопает его в песок. И пусть хоть все поселения выйдут Черному на помощь – ему начхать.
Он, блядь, будет первым, кто положит караван.

 Отправлено: 21.02.11 23:36. Заголовок: Выбор боеприпасов на..

Выбор боеприпасов на армейских базах поражает разнообразием: фугасные, осколочные, объемного взрыва, кумулятивные, гравитационные, ядерные, биологические и даже плазменные снаряды, хотя против кого их здесь применять – неведомо. Большинство из них морально устарело еще три века назад и является настоящим раритетом. Некоторые из боеприпасов, такие как тектонические бомбы или ядерные, дешевле хранить, чем уничтожить. Некоторые используются до сих пор, потому что длительный опыт по уничтожению живой силы противника на поверхности планеты утверждает, что применение огнестрельного оружия значительно выгоднее по сравнению с применением волнового. Убойная сила последнего отнюдь не окупается затратами по его использованию.
Оружие на черный рынок попадает разными путями, становясь то «последним доводом» пролетариата, то физически-ощутимым аргументом в споре, то воплощением житейской мудрости, утверждающей, что никто не знает, где надо стелить соломку. Однако, при всем разнообразии, количество оружия и боеприпасов, оказывающееся в руках незарегистрированных жителей планеты, слишком мало, чтобы представлять собой реальную угрозу для официальной или полуофициальной власти. Можно часами рассуждать о преимуществах безоткатной реактивной установки «Закат» перед уличным пулеметом, и часами же громить из этих орудий своих воображаемых врагов, можно даже приобрести по лицензии или без нее нечто, одним своим видом и скрытым могуществом заставляющее среднего обывателя дрожать от возбуждения или страха. В реальности же использование огнестрельного оружия крайне ограничено из-за недоступности боеприпасов.
Поэтому, если уж возникает такая острая необходимость, снаряды собираются вручную.
Черный аккуратно вкручивает взрыватель в головку снаряда, тщательно следя за сохранностью мембраны. Не так уж много у них мин, каждая на счету. Так же тщательно, чуть ли не любовно, очищает от смазки и укладывает в ящик. Сборка снарядов у них ручная, зарядка, к сожалению, тоже. Если и прицельник умельцам собрать не удастся, тогда вообще будут танцы: стрелять «на глаз» может только очень хороший артиллерист. А где им такого взять?
Кайл, словно почувствовав взгляд дарта, подымает голову. Улыбается светлой, не от мира сего, улыбкой и вновь утыкается в таблицу. Прицельник, хотя это и не совсем прицельник, снят со старенького метеорологического зонда, но Белка утверждал, что его можно использовать, а Белке можно верить.
«Умельцы» и сборщики снарядов сидят под натянутой на опоры нанопеной и представляют собой довольно любопытное зрелище: пятеро обшарпанных, разного возраста и разной комплекции мужиков повторяют одни и те же движения почти синхронно, плавно и с той долей торжественности, которая присуща жрецам, совершающим свой первый ритуал причастия. Для большинства – так оно и есть, и они полностью осознают важность этого момента. Остальные непричастные – дежурные, занятые окопом и «навесами» - поглядывают на сборище завистливыми глазами и тайно вздыхают.
Самое большое внимание привлекает, конечно, группа «Кулибиных», занятая синхронизацией работы оптики, зарядного устройства и собственных мозгов. Орудие древнее, программу, обеспечивающую автоматическую наводку и зарядку, «навигатор» байка опознавать отказывается, прилагающаяся таблица дальности, увы, рассчитана на нечто, чего в словаре монгрелов просто нет. Бронебойные подкалиберные снаряды с обедненным ураном, что это за хрень такая? Но тот же Белка утверждал, что «Нона» стреляет всем, что можно запихнуть в ее ствол. А это «Нона». Она самая.
- Не дави сильно, - наставительно говорит один «жрец» другому. Разница в опыте сборки составляет минут тридцать, но «неофит» внимает.
- Ага.
- Все снаряды должны быть использованы по назначению.
- Ага.
- И от смазки очищай. Давай, давай, понежнее.
Парень, и так удерживающий мину как родную маму, теперь держит ее как родную маму блонди, и Черный бы не удивился, если бы сеанс обучения закончился торжественным целованием хвостового оперения. Чтоб далеко леталось.
Он усмехается про себя и продолжает считать. Он так уже пару часов считает.
В караване 35 человек, плюс гражданский, плюс он, плюс Тихий, Келли и Вуд. Нормальное количество для каравана: учитывая, что население обычного поселка или «озы» не превышает 100-150 человек, караван больших размеров представлял бы слишком большую угрозу. 30-40 человек вполне достаточно, чтобы отбиться от кочевников или тех же жителей, внезапно решивших затеять экспроприацию. Но на его караван нападут не обычные кочевники – это будут сытые и здоровые люди, владеющие оружием, и дарт готов поспорить с собственным компасом, что среди них будут и настоящие обученные боевики.
А это значит, что ему надо напасть первым. Это значит, ему надо подпустить противника поближе и постараться уничтожить всех до последнего человека. Пленные не нужны ни той, ни другой стороне, победа возможна только в случае полного уничтожения. На этот счет Черный не питает никаких иллюзий. Но гораздо сильнее его тревожит другое соображение: не окажется ли победа в этой схватке фатальной для него и его людей? Не заставит ли вмешаться кого-то, обладающего куда большими возможностями, чем мидасский выскочка?
Это война. А на войне они, такие как они, могут выиграть пару сражений, но в конце концов все равно проиграют.
Ему не нравится эта мысль и не нравится то ощущение обреченности, которое она вызывает. Эта мысль бесполезна, потому что он все равно будет драться, даже если это бессмысленно. И поведет за собой всех, кто захочет драться, даже если это бессмысленно. Даже если все, чего они смогут добиться – умереть сражаясь, а не сдохнуть, выпрашивая глоток кислорода под презрительным взглядом новоявленных бонз.
Ночь опускается на пустыню синей прозрачной вуалью. Феерическое восшествие двух лун наполняет воздух серебряным искристым светом, изрезанная трещинами и наносами долина смятым шелковым платком брошена возле такыра. Можно снять пленку: ночью ветер утихает и наступает глубокая удивительная тишина. Но Черный рисковать не желает, и ящики с готовыми снарядами, равно как и собранное орудие, остаются прикрытыми.
Келли присаживается на корточки рядом с Черным, озабоченно поглядывая на луны. По старому поверью, если серебряная луна закрывает золотую так, чтобы видимая часть последней была похожа на лодку, это означает тихий погожий день. В смысле, не будет бури, и ветер останется умеренным, теплым. Вопрос немаловажный: если ветер разгуляется, если сорвется буря, все их приготовления кредита ломаного не будут стоить.
Луны же, демонстрируя свою независимость и от примет, и от чаяний монгрелов, закрывают одна другую ровно наполовину – понимай, как хочешь.
- Вроде бы завтра должно быть тихо, - говорит Келли. В темноте его лицо не слишком хорошо видно, но в утверждении ощущается вопросительная интонация.
- Да, – отвечает дарт.
Ответил, называется. Келли хмыкает.
- Черный. Если завтра ветер взбесится…. Нам кранты.
- Да.
- А если у Ромика будут гранатометы, нам тоже кранты.
- Да.
- Вот блядь.
Черный закуривает сигарету (единственный вид освещения, разрешенный сегодня в лагере), красный огонек освещает насмешливо прищуренные глаза.
- Келли, я не понял. Ты что, пришел мне поплакаться?
Келли усмехается откровенно зло, угрожающе, покачивается с пятки на носок, продолжая сидеть на корточках.
- А что, похоже?
- Да.
- Да иди ты, - искренне удивляется парень. Потом встает и делает приглашающий жест в сторону навеса.
- Пошли, посмотришь. Кайл, типа, пристреляться готов.
Черный не спеша докуривает, меланхолично считая звезды в небе. Почему о готовности к испытаниям знает Келли, обязанный следить за Никласом, а не он, дарт, собственной персоной торчащий в непосредственной близости от навеса – вопрос бессмысленный и бесполезный. Такой уж человек Келли.
- Где Никлас?
- Да вон он, - Келли машет куда-то в темноту, где, по-видимому, возле груза, связанный, в маске и темных очках, оставлен отдыхать неизвестно чей шпион. В свою очередь спрашивать у дарта, на хрена ему сдался этот фискал – занятие бесполезное и бессмысленное. Нужен, значит.
Под пленкой, прикрывающей собранное орудие, нечем дышать. Увлекшиеся оружейники духоты не замечают, как едва замечают и самого дарта, и его помощника. Кельвин вращает круг, добиваясь плавного движения, напевает под нос. Мальт под диктовку Кайла что-то размечает на экране «навигатора», и только когда Черный останавливается за его спиной, оглядывается, почему-то встает и несколько раз кивает головой.
- Готово. Стрелять, в смысле. Можно стрелять.
Кайл отодвигается от нарамника прицельника, восторженно улыбается:
- Да, можно попробовать.
- Попробуй.
Дальнобойность «Ноны» не превышает трех четвертей лиги. Но им этого за глаза хватит. Черный рассчитывает подпустить Ромика поближе, где-то на четверть лиги, чтобы был запас расстояния, вздумай Ромик как отъехать дальше, так и ближе, в «мертвую зону». Так что пристрелку все равно нужно производить по всем предполагаемым целям.
Кайл снова прилепляется к прицельнику и уверенно, с оттяжкой на гласных, командует:
- Ору-удие-е, к бою! Прицел сто двадцать, угол ноль-ноль-пять, гото-овсь!
Кельвин загоняет снаряд в ствол, Мальт ставит значок на экране «навигатора», круг медленно поворачивается, сопровождаемый щелканьем секционного маркера, ствол с тихим, ни на что не похожим звуком наводимого оружия опускается к горизонту. Кайл чуть повышает голос, отдавая последнюю команду:
- Пли!
Мальт нажимает кнопку, ствол при отдаче едва заметно содрогается. Выстрел бесшумный, в последний момент перед выстрелом Черный думает, что результата выстрела они не увидят, для этого нужен бинокль или прицельник, занятый Кайлом. Но тут раздается резкий треск разрушающегося камня, и на краю такыра взлетает на двадцатиметровую высоту грандиозный фонтан каменных брызг. Какую-то долю секунды осколки летят вверх и в стороны – кажется, что они там и зависнут, как огни фейерверка. Но потом вся каменная масса рушится вниз, они слышат частые, сливающиеся в грохот, удары, над лагерем раздаются вопли и проклятия, сникают, и наступает гробовая тишина.
- Низко пошла, - констатирует Кайл и, повернувшись, робко улыбается дарту.
- Ты че, блядь, сдурел?!!! – орет Келли, хватая «артиллериста» за грудки.
- Здесь расхождение большое. Таблица не адаптированная, и оптика оставляет желать лучшего…
- Да хоть оптика, хоть кто?! Те чего по своим пуляешь?!
- Я не по своим, это остаточный эффект. Снаряд взорвался у подножия.
- Какой у подножия?! А это что было?
- Оставь, - приказывает дарт. Келли отпускает горожанина, тот потерянно молчит и ждет вердикта Черного. Дарт молча рассматривает последствия выстрела, потом наклоняется к монитору, где Мальт указал координаты условной мишени, так же молча смотрит на Кайла.
Эффект остаточный: снаряд взорвался внизу, на расстоянии двух сотых лиги от подножия такыра. Камнепад, который они наблюдали, и часть которого достигла лагеря – следствие неправильно рассчитанного угла падения. Снаряд упал не сверху, как полагается, а под наклоном, и в результате разлетающиеся осколки образовали не диск, а фонтан – «низко пошла». Келли ошибается: если бы снаряд разорвался рядом с лагерем, Ромику здесь делать было бы уже нечего.
Кайл стесненно пожимает плечом:
- Надо пристреляться. Расхождение не такое уж большое.
Келли открывает рот, чтобы высказать мнение о величине расхождения, но глянув на дарта, замолкает. Лицо у Черного печальное и суровое, а голос звучит мягко и убедительно. И хуже этого ничего не придумаешь.
- У тебя есть время. Употреби его с пользой.
Когда они выбираются наружу, Келли осторожно интересуется:
- А этот Кайл, он вообще… он не «сидит»?
- Нет.
- А где стрелять научился?
- В геймерклубе. В Мидасе.
Келли ошалело молчит несколько секунд, потом уточняет:
- То есть… Черный, он вообще никогда не стрелял? В смысле, из настоящего оружия?
- Нет. Но он считается одним из лучших геймеров в военных играх первого уровня присутствия.
Первый уровень присутствия обеспечивает оператору весь спектр ощущений, от визуальных до тактильных. В случае если программа имитирует реальные условия, навыки, полученные в игре, вполне можно использовать в настоящей жизни. Так, например, можно научиться водить кар или «вертушку».
Или байк.
- Черный. Черт, неужели никого другого нельзя найти?
- Это все, что у нас есть.

 Отправлено: 21.02.11 23:42. Заголовок: Бля-я-ядь! - Зато м..

Бля-я-ядь!
- Зато мы знаем, где он.
Ромик смотрит на Шелла прозрачными до стеклянного блеска глазами, уголок рта его непроизвольно подергивается, и Шеллу хочется немедленно провалиться сквозь землю. Лучше достаться на корм подземным зомби, населяющим, по слухам, катакомбы поселений, чем попасться вожаку под горячую руку.
Ромик, однако, за нож не хватается и от резких телодвижений воздерживается. Он отворачивается от подчиненного, смотрит куда-то вдаль с неопределенно-мечтательным выражением лица. Потом кивает Шеллу головой, приказывая:
- Собирай парней. Куска возьмем с собой, пусть покажет.
Шелл немедленно испаряется, с трудом удерживаясь от вздоха облегчения. Если бы он мог видеть то воображаемое зрелище, которое позволило Ромику так быстро овладеть собой, то ни передавать приказ, ни выполнять его он не стал бы. Оседлал бы байк, и погнал прямо в пустыню, рискуя заблудиться в хитросплетении дюн, и подыхая от жажды среди песков, посчитал бы свой выбор удачей.
Серый Колодец встретил их неприветливо. Никто никаких угроз не произносил, воду обменяли без звука, но разговоров никто не затевал, вопросов не задавал: поглядывали искоса и дорогу уступали, как чумным. Торговцы, готовые ради выгодного обмена кусок собственного плаща проглотить, при виде его людей замолкали и отворачивались. Зазывалы и сутенеры растворялись в толпе. Да что там, даже малолетние «карманники» не притирались к его людям, только следили внимательными глазами.
Про караван Черного сказали. Где остались Кусок и Жила, указали. Никто мешать Ромику не собирался. И это спокойное всезнающее молчание, внимание – насмешливое, отталкивающее, но не дающее повода для ответных угроз, повода для насилия, заставляло Ромика беситься еще сильнее. Все знают, все понимают, и молчат. Видно же, что аж смеются про себя: как же, какой-то там цересский бандит пойдет на Черного. Даже, блядь, не пытаются что-то скрыть, а? Слабо ему, Ромику, сделать Черного? Слабо?!
От ярости у него появляется ирреальное ощущение раздвоенности: словно все эти люди, все поселение, весь этот кусок пустыни запаян в стекло, в прочный тяжелый куб «свинцовки», и добраться до него – никак. Словно все происходящее – игра, где он ничего не может изменить, а только выполняет какую-то роль. Но также он считает себя хозяином этого прозрачного куска, он ощущает что-то вроде проводов, крепко привязывающих его к стеклянному кубу и позволяющих этим кубом управлять. Он знает, что если сильно дернет такой провод, кажущееся монолитным стекло даст трещину, и все развалится.
И тогда можно будет взять Автоклава за глотку и сжимать, сжимать, сжимать так долго, как ему захочется. Можно будет влететь сюда на байках и стрелять до тех пор, пока все, кто сидит на площади и смеется за его спиной, не лягут там кровавым мясом. А потом этим мясом он накормит оставшихся в живых. Да! Именно так он и сделает.
Он будет хозяином этого места. И всех остальных поселений. Пусть смеются.
Ромик закидывает в рот очередные две капсулы со «стрелкой», глотает, не рассасывая. Сейчас не до смакования – потом, может быть, а сейчас ему нужна ясная голова и выдержка, ему нужно добраться до Черного, сообразить, где прячется эта тварь и выкурить крысу наружу.
- Ромик, все готово.
Докладывая, Плавник смотрит чуть в сторону, и лицо его сохраняет совершенно отсутствующее выражение. Но препарат уже взаимодействует с нервной системой вожака, так что Ромик вполне спокоен и собран.
Откуда Черный знает о его банде? Откуда в Сером Колодце знают о его людях? Какая гадина проболталась? Ладно. Этот вопрос он выяснит чуть позже. Все равно ответ ничего не изменит: он найдет караван и придушит гребаную крысу собственными руками.
- Двигаем.

Таблица завершена часам к четырем утра, и «артиллерийский расчет» в приказном порядке уложен спать. Теперь бестолковые счастливые улыбки наблюдаются у всех троих минометчиков, и будь у Мальта детская привычка засыпать в обнимку с игрушкой – он бы так и спал, прижав к груди монитор «навигатора». Но такая привычка есть только у горожанина, поэтому он спит, прижимая к груди бинокль. Обычный бинокль, прицельник снять с треноги не догадался, слава Юпитер.
Интернат, класс юниоров. Младших. Вот только никакого трогательного умиления Черный не испытывает. И если бы была у него какая-то, хоть малейшая возможность заполучить настоящего стрелка, хоть силой, хоть шантажом, хоть как… блин! Да он задницу свою подставить готов, если найдется охотник, - все бы сделал... Черт, если бы… если бы он подумал об этом раньше, если бы это противостояние не стало войной так быстро, он бы нашел. Есть у него такой знакомец, тот еще знакомец, но мог бы…
Но он оказался не готов к войне. Он слишком редко здесь бывал, он слишком мало интересовался жизнью когда-то своего города – он старался как можно меньше знать, если уж на то пошло. Ему не хотелось ничего знать, потому что он боялся, что вместе с городскими байками, назойливой ложью, историей разборок и толикой правды, шепотом сказанной на ухо продажным информатором, он услышит о судьбе своих друзей. О смерти своих друзей, о боли и страхе, которые им пришлось испытать, о неудачах, выпавших на их долю. Он боялся их встретить, все равно каких: больных или здоровых, довольных или озлобленных, опустившихся наркоманов или устроившихся торговцев «лавсой» – все равно. Та жизнь, где было им место, и та, где места не было, вся та жизнь оторвалась от него куском сгоревшей плоти, вытекла кровью и гноем, и памятью о чем-то еще, о чем говорить нельзя. И ее так много было, этой отпавшей жизни, так много было ненужной памяти, что он и не рассчитывал выжить. И не пытался. Но когда это получилось, когда он выжил, в том почерневшем ободранном остатке самого себя он не нашел места ни для старых друзей, ни для бывших врагов.
Он думал, что это боль заставляет его делать вид, что ему безразлична жизнь города. Теперь он думает, что это был страх, но больше он такого не допустит. К рагону его «хочу» и «не хочу». Если бы он хотя бы в прошлый раз соизволил поинтересоваться делами местных дилеров, новость о «Серых дотах» не свалилась бы ему на голову, как летний смерч. Если бы он не игнорировал намеки хозяина «Красной дюны», он бы не оказался на Соленом Побережье только к шапочному разбору. У него было бы почти три месяца, чтобы найти и оружие, и стрелков, и транспорт, и поддержку «бугров». А теперь все приходится делать в последний момент, используя то, что под руку попадется.
Под ноги попадается Никлас, так и лежащий возле ямы с грузом: связанный, в маске и очках. Черный опускается на корточки рядом с парнем, какое-то время его рассматривает. Тот, конечно, не спит – попробуйте заснуть со связанными руками и ничего не видя, когда рядом то вопят, то свистят, то ругаются, то взрывают что-то. Но что с ним делать, Черный все еще не знает.
Он снимает наручники, стягивает с парня маску и очки. Никлас с некоторым трудом приподымается, садится, растирая затекшие запястья. Смотрит он по сторонам как хороший разведчик: быстрым, цепким, малозаметным взглядом. Если не смотреть внимательно, если не знать об этом – ни за что не догадаешься.
- Ты Ромика знаешь? - спрашивает Черный.
То, что у парня нет… работодателя – стопроцентное вранье. Но Черный склонен поверить Никласу, когда тот говорит, что не работает на Сталлера.
- Знаю.
- Тогда ты должен понимать, что ни он, ни его люди не будут разбираться, кто здесь кто. Порешат всех.
Никлас медлит с ответом, оглядывается более открыто. Лагерь сильно изменился за время его «сна»: по всей площади такыра возвышаются кучи песка и глины, байки уложены днищами наружу – неплохая защита от пуль, несколько человек заняты выдалбливанием ям на восточной стороне, в центре площадки готовят еду – для смены дежурных. Конечно, наибольший интерес вызывает окоп: то, что в нем расположено, прикрыто пленкой термической нанопены и лишь угадывается по смутным очертаниям. Но ведь парень не зря шпионил за Черным в Сером Колодце, должен сообразить, что это.
С десяток секунд он рассматривает сооружение, переводит взгляд на Черного.
- Да.
- Для того чтобы сдохнуть, тебе выбирать не надо, все равно, кто выиграет. А чтобы выжить, тебе придется драться с вместе нами. Это понятно?
- Да, - Никлас отводит взгляд, наклоняет голову в знак согласия, - да.
- Если думаешь отсидеться – не выйдет. Не тот расклад.
- Да.
- Сейчас поешь, утром сниму браслеты с ног. Чанкер лишний найдется. Если дернешься – здесь полно желающих снести тебе башку, понял?
- Да, я… - парень кивает несколько раз, подтверждая свое согласие, но взгляд отводит в сторону, словно чего-то боится. Нашел когда.
- Да, я понимаю. И я не работаю на Сталлера, это правда.
- Ладно.
Черный оставляет шпиона дальше раздумывать над ценой его согласия и отправляется к северному доту, как уже окрестили караванщики собранную из байков стенку. Делать ему там нечего, он просто хочет отвлечься, а спать не получается, хоть убейся. Ну и подумать вот над чем: если Никлас не работает на Сталлера, то как Ромик их здесь найдет? Фискалы могут довести его до того места, где караван свернул с дороги, до этого момента они просто не могли потерять караван из виду, но вот дальше? Потому что если Никлас не таскает на себе «жучка», их можно искать тут долго. Ну что ему, взорвать что-нибудь, чтобы их обнаружили? А не самый плохой вариант…

 Отправлено: 21.02.11 23:42. Заголовок: - Ну-у, ветер норма..

- Ну-у, ветер нормальный, - комментирует Келли с таким довольным видом, как будто это его личная заслуга.
Черный согласно кивает. Учитывая, что уже давно утро, комментарии не требуются. Ветер южный, умеренный, осадков не наблюдается, переменной облачности тоже.
- И видимость хорошая.
Даже слабый ветер может принести тучи пыли. Пыль не мешает движению, но существенно ухудшает обзор.
- И таблицу сделали.
И пристрелялись, и снаряды подготовили, и даже если что-то испортится в последний момент – платформа застопорится, «навигатор» сдохнет, да даже если оптика откажет – они знают, что делать. «Нона» будет стрелять.
- И военные прорыли подземный туннель до лагеря.
- Что? – Черный в недоумении хмурится, Келли фыркает.
- Проверка связи. Ты на фига Никласа совсем развязал?
- Лишние руки нам не помешают.
- Мне за ним присмотреть?
- Нет.
Парень не похож на идиота. Даже если он работает на Сталлера, все равно не согласится стать жертвой разборок между людьми босса и караваном. У него нет другого выхода, как только тихо и смирно ждать окончания сражения. Если он рассчитывает на победу Ромика – спрячется где-нибудь, лезть в драку ему не резон. Если на победу Черного – в драке надо принять посильное участие. Так что смотреть за ним нет нужды. В принципе, Келли согласен с такими рассуждениями.
Он провожает взглядом очередную парочку, которая как бы скрытно, обходя по дуге дарта с помощником, добираются до окопа и, перекинувшись парой слов с «расчетом», спускаются вниз. Конспираторы хреновы.
Это паломничество продолжается с самого утра. В окопе парни ведут себя очень сдержанно, ни к чему не прикасаются, только смотрят на орудие благоговейно, и выбираются наверх с шальными глазами, как после первой ночи.
- И скажи, чтоб заканчивали с экскурсиями.
- Ага, - улыбается во весь рот Келли, - а то они скоро молиться на миномет будут.
- Не в этом дело. У нас гости.
В бинокль Черный видит тусклое облако пыли, которые подымают байки на песке. Ну что ж, вопрос о том, как Ромик их найдет, уже не стоит на повестке дня.

- Во-от туточки. Да, здесь они свернули.
- Точно?
- Точно, господин. Сначала собрались, что-то Черный им там втолковывал, а потом уселись и вот по этой самой долине спустились вниз.
- И куда они пошли?
- А дальше не глядел, нет, дальше мне ходу не было, они бы враз меня засекли. Не знаю, господин хороший…
Ромик слушает испуганную скороговорку фискала, перемежающуюся с мелкими быстрыми поклонами, которые вроде как и не поклон, но дань уважения. В глубине души Кусок уже не раз пожелал Ромику и его людям сгинуть в этой долине, чтоб и следа не осталось.
Разве он не выполнил свой долг? То есть, не отработал кредиты? Пошел с Черным? Пошел. Хотя оно ему надо, если Кусок наркотой в основном и торговал? Вес маленький, кайф большой, не то что батареи, инструменты или фильтры тащить. Прибить могут, но это если совсем без ума: одному попереться, или взять тяжелые наркотики – «пунш» там, синтетик какой красивый.
Ну, и не без оказания маленьких услуг большим людям. Оно всегда полезно. И ты знаешь, куда не след соваться, и лишние кредиты капают. А уж Мареку как услугу не оказать? Вот он и оказал. Отправился с Черным, считай, что пустым, дорогу за ним запомнил, хоть и трясся от страха: помощнику его психованному много не надо, убивец, как есть убивец. Поворот указал. Что еще надо?
Плавник вопросительно смотрит на Ромика. По идее, фискал свое отработал, пусть катится, но, сколько бы это решение не было правильным и логичным, надо подождать разрешения вожака. Ромик – не тот командир, который приветствует инициативу подчиненных.
- Куда они пошли? – мягко повторяет последний вопрос Ромик. Кусок дергается от его вопроса, чем немало тешит самолюбие последнего. Приятно видеть подтверждение своего высокого авторитета.
- Не знаю. Вот что хотите делайте… ну, не знаю. Это пустыня, тут проводник нужен. Я не могу просто, не знаю я…
Кусок продолжает бормотать оправдания, словно пока он говорит, пока звучат какие-то слова, правда, очевидная и уродливая, как облезлый рагон, не вылезет на свет. Не отпустит его урод этот. Не отпустит, даже если на коленях просить будет и песок из-под сапог жрать.
- Пойдешь с нами.
- Нет, господин. Я не могу, торва же у меня. Я ж все сделал, я же все сделал, - Кусок переводит слезящиеся от избытка чувств глаза то на Ромика, то на Плавника. Последний отворачивается с равнодушным выражением лица, Ромик только усмехается: отпускать фискала, который сможет донести Сталлеру о невыполнении его приказа, он не собирается.
- Пойдешь с нами, покажешь дорогу.
- Да не знаю же я!!!
- Значит, поищешь.
Стоящий за спиной торговца Винт хватает его за плечо, не позволяя упасть на колени, и тащит, причитающего и упирающегося, к своему байку. Люди Ромика рассаживаются по машинам и медленно, осторожно спускаются в долину. Проводников, настоящих, среди них нет, но один из них – бывший охотник, на местности ориентируется, и утверждает, что долина тупиком не заканчивается, так что проехать можно. Ну, а где окопался Черный, найти можно будет. Пустыня – не город, в канализацию не спрячешься и на орбиту не улетишь.
Винт с пассажиром – байк Куска так и бросили на тракте, даже песком не присыпали – отправляется одним из последних. Кусок переходит от оправданий «да не знаю я дороги, как я найду» к причитаниям вроде «на что я вам сдался, я же все сделал, что вы за люди такие». Нытье раздражает Винта, и жалость, которую он по молодости испытывает к дурному добросовестному фискалу, только усиливает раздражение. Винт толкает локтем торговца и бросает через плечо:
- Заткнись. А то и лиги не проедешь.
Кусок затыкается. В потайном кармане плаща осталась не найденная Плавником заточка. Он осторожно ощупывает ее и, убедившись в прочности удерживающей петли, удобней усаживается на байке, обхватывая водителя за плечи.
Всему свое время.

Особой суеты появление «гостей» не вызвало. И так уже ждали-ждали, ждали-ждали, уже даже на костях рагона гадать начали, да дарт обнаружил гадальщиков и примерно изругал. В смысле, стоял над парнями и, пока они собирали желтые изъязвленные кости, объяснял все, что лично он, Черный, думает о подобном способе заботы о будущем. А потом погнал проверить «навесы» по всему периметру. За полтора суток их сделали столько, сколько свободных кусков нанопены оказалось в лагере, проверять было что.
Проверили оружие, расположились поудобнее за «стенками» из байков и снова стали ждать, наблюдая, как поначалу прозрачное розоватое облако пыли становится все гуще, потом исчезает совсем, снова появляется и держится минут десять. Исчезает, чтобы теперь не появиться минут пятнадцать. Они идут по той же тропе, так что любой из караванщиков знает: сейчас люди Ромика перешли через оползень и двигаются по руслу вниз, а там наносов не было, и пыли много не будет.
Они снова ждут, теперь уже недолго. И по мере приближения противника, та самоуверенность, с которой они относились к предстоящей схватке, восторг при виде настоящего орудия, почти детское, легкомысленное ощущение, как будто они играют в игру - исчезает, уступая месту мрачной, тяжелой решимости.
Игры кончились. Поход вглубь пустыни, такыр, превращенный их стараниями в готовую к штурму крепость, мины, пушка, которая стреляет – верный ключ к победе в любом квесте, – все это закончилось. Есть они – живые настоящие люди, которые хотят выжить. Есть враги – тоже вполне себе живые настоящие люди, которых надо убить. И никаких вариантов, и поздно думать, что не стоило, и незачем об этом думать. Война началась. С того момента, когда Сталлер послал боевиков выбить людей с Дотов, или, может, с того момента, как Шершень на Соленом Побережье выгнал его людей и запросил помощи у Черного, или когда Черный согласился вести караван – каждый, кто знает фрагмент истории, называет свою точку отсчета.
И хотя на самом деле война началась тогда, когда каждый из них определился, за что он будет драться, когда каждый для себя решил, что ждать больше нельзя – это уже не повлияет на ход событий. Все, что они могут делать – это сражаться.
Черный осторожно откидывает пленку, присыпанную сверху песком, спускается вниз, стараясь не шевелить «крышу». Бинокли не только у них есть, а если Ромик что-нибудь заподозрит, может и остановиться. А им нужно, чтобы противник подошел как минимум на пол-лиги.
Внутри дышать совершенно нечем, «расчет» прикладывается к респираторам. Черный стягивает маску, прижимается лицом к нарамнику лазерного бинокля – прицельника, который давеча синхронизировали с «навигатором». Технически, определить нужное расстояние может и Кайл, и чуть позже, когда начнется стрельба, Черный уступит ему место. Но принять решение о нападении, начать войну должен тот, кто отдает приказы, а не выполняет их.
Черный поворачивает верньер дальномера, изображение перестраивается - безупречно четкое и яркое, скорость передвижения байков не сказывается на качестве изображения. Он узнает Ромика на четвертой машине – едет без маски почему-то, и еще пару человек, к его удивлению, оказываются знакомыми. Во всяком случае, за то, что на третьем байке едет Валс, дарт готов поручиться: уж больно фигура заметная. Оторвавшись от наблюдения, он смотрит на экран «навигатора» - далеко, они только пересекли радиус действия установки – и снова приникает к нарамнику.
Байки двигаются быстро, намного быстрее, чем тяжелые машины караванщиков. Оптика хоть и старая, но вполне качественная: позволяет разглядеть и людей, и байки, и экипировку. Отмечая почти автоматически и винтовки, и пулеметы, Черный внимательно, с какой-то болезненной настойчивостью всматривается в людей. Лица их закрыты очками и масками, фигуры и движения скрадываются плащами, но Черный продолжает вглядываться до рези в глазах, чтобы не пропустить того момента, когда они начнут сомневаться.
А они начнут. В этом Черный уверен.

 Отправлено: 21.02.11 23:42. Заголовок: Ромик притормаживает..

Ромик притормаживает машину, наверное, в первый раз в жизни не думая, кто за ним едет, и надо ли, чтобы этот кто-то ткнулся носом в песок. Вполне терпимая дорога вывела их в более широкую долину, изрезанную второстепенными руслами и холмами. Оползни, такыры, к одному из них тропа вела непосредственно, пологие ряды дюн и выход базальтовых пород в отдалении завершали картину полного хаоса. Здесь можно прятаться сто лет. Здесь можно заблудиться в один момент. Где Черный?
Плавник пешком пробирается к Ромику, Алеф размеренно и неуловимо-плавно, как всякая крыса, двигается рядом:
- Куда дальше?
- Тропа идет к такыру, огибает с севера и дальше идет на север. Если сильно надо, так можно вернуться в Старый Город, если хорошо дорогу знать.
Вернуться? Неужели Черный повел караван назад?
- И далеко идти?
- Дней десять. Если сразу на Соленое Побережье, то недели четыре. Только так никто не пойдет. Дороги нет, оз нет, и места там опасные.
- …?
- Опасные, - повторяет охотник, не собираясь уточнять. Много чего есть в пустыне, о чем незачем знать людям, совершенно незачем.
- Мы их догоним, - вмешивается Плавник, - у нас машины в два раза легче.
Ромик не смотрит на помощника. Он даже обычного в таких случаях раздражения не испытывает. Доза наркотика и успокоила его, и странным образом раздразнила. Тот куб, что ему привиделся, и который должен был разлететься от одного прикосновения к проводу, словно стал прочнее, а он, Ромик, оказался в нем гораздо глубже, чем думал. Он слышит эти провода, соединяющие его и стекло с пустыней внутри, но он уже не уверен, что может что-то с ним сделать. Чутье подсказывает ему, что опасность близка, что опасность велика, он уверен – Черный здесь и караван в Старый Город не пойдет. И когда он мысленно касается этого провода, ощущение близости Черного и его людей становится острее, но при этом он погружается в прозрачный куб еще глубже, и стекло оказывается еще прочнее.
- Что делать будем?
Ромик смотрит на помощника пустым взглядом. Капли пота стекают по лбу, его не удивляет, что Плавник осмелился спрашивать, хотя причина так и остается Ромику неизвестной: он простоял, глядя на такыр, неподвижно и безмолвно почти пять минут, и Плавник не выдержал. Ромик оглядывается зачем-то назад, снова всматривается в тропу впереди и говорит:
- Двигаем дальше. Оружие наизготовку. Ты берешь Кеша и идешь впереди, Берн со своими в середине. Смотреть внимательно.
Плавник кивает с готовностью, устремляется к своей машине, на ходу передавая распоряжения. Колонна быстро перестраивается и трогается в путь. Немного медленнее, чем раньше, соблюдая расстояние и удерживая винтовки наготове. Черед пулеметов придет чуть позже, сначала им надо обнаружить противника.
Здесь Черный. Никуда он не пошел. Затаился, крыса вонючая, и ждет.
Ромик подзывает второго помощника:
- Отправь Шелла и Манника вперед.

Кайл не выдерживает. Лезет по сложенным у стенки ящикам наверх, где край нанопены отходит, чтобы пропускать немного света, и смотрит в бинокль. Видит, как байки остановились, как люди бегают туда-обратно, явно сомневаясь в целесообразности продолжения пути.
Кричит неожиданно писклявым от волнения голосом:
- Черный! Они уйдут. Блин, они уходят!
Уходят?! Как уходят? На мониторе Мальт видит отметку, где остановились обозначенные как мишень люди Ромика, вопросительно смотрит на дарта, даром, что последний спиной к нему стоит. Расстояние достаточное, стрелять можно.
- Надо стрелять! – Кайл спрыгивает вниз, едва не падает, неуклюжий в тесноте окопа. Хватать за руку Черного он все-таки не решается, и повторяет немного тише
- Надо стрелять.
Черный молчит. Расстояние достаточное, но для их старинного орудия – предельное. Сообразят, успеют убраться, а идти дальше, постоянно ожидая удара в спину, и не от кочевников, от своих же, то ли горожан, то ли пустынников – это означает обречь караван на гибель.
Нет. Стрелять рано. Их надо накрыть всех, за один раз – другого шанса у них не будет.
- Нет.
- Уйдут!
Черный не отвечает. Мальт хватает Кайла за руку и дергает так сильно, что тот вынужден сесть, вернее, свалиться на пол.
- Заткнись. Сказано ждать, значит жди.
- Но…
- Жди.
Изображение, переданное прицельником, странным образом искажается в глазах Черного: машины, люди, известные и неизвестные ему, пески и дорога под их ногами, небо – все кажется ненастоящим, нарисованным на плоской картонке. Настоящее ощущается как расположенное вдалеке, там, на расстоянии немногим больше полулиги, и в то же время – внутри него самого. Черный почти не видит картинки, но он… знает, что происходит там. Это не то слово, это вообще не слово, но в такие моменты он не чувствует себя, или вернее чувствует себя чем-то настолько большим, что в нем помещается и он сам, и то, что находится на расстоянии его руки, и то, что находится далеко. И все это он знает так же хорошо, как знает собственное имя.
Он знает, что Ромик поедет дальше, что у него уже тоже нет выбора. Он знает, что через какое-то время противник займет самую выгодную позицию для того, чтобы быть расстрелянным. Он знает, что среди людей Ромика есть кто-то чужой, знает о проводах в стеклянном кубе, знает о загашнике с «пуншем» у того знакомого ему охотника, знает имя пацана, что ждет назад Шелла, знает о заточке в потайном кармане Куска. Абсолютное большинство из того, что Черный сейчас знает, он забудет немедленно и навсегда, и даже не будет помнить, что все это знал. Но когда это знание приходит, когда знание есть, он не удивляется.
Кто-то же должен все знать.
- Есть, - тихо произносит Черный, отодвигается от прицельника и хлопает по плечу сидящего Кайла, - начинай.
Кайл чуть ли не взлетает, вжимается лицом в нарамник, и охает, едва не сладострастно. Роскошно, идеальная позиция, хоть в «архив» записывай: пять фарлонгов плюс/минус десять ярдов, идут колонной параллельно такыру, расстояние между машинами минимальное, скорость низкая, не больше шести лиг в час. Идеально.
- Ору-удие к бою! Прицел 240, угол ноль-ноль-два, гото-овсь! Пли-и!!!


Оба «дозорных» вырвались вперед почти на пятьдесят ярдов. И пету понятно, что Ромик решил их подставить. Если сидят где-то в дюнах караванщики, то они оба – первые жертвы.
Поэтому оба едут вперед и не разговаривают.
Ромик, провожая глазами обреченных, почему-то не испытывает того удовлетворения, которое обычно приносит ему месть, даже самая мелкая и незначительная. Решив, что это последствие недостаточной дозы «стрелки», он вытаскивает тубу, заглатывает еще две таблетки, даже запивает водой. Хотя обычно ожидание кайфа, медленное нарастание напряжения, того чувства невыносимой легкости, с которым он тогда двигается, стреляет, убивает, приносит не меньшее наслаждение, чем сама эйфория. Сейчас ему кажется, что на это нет времени, нет МОРАЛЬНОГО права наслаждаться – ему нужен сам этот взрыв, полное перевоплощение себя, чтобы сделать все, как надо.
Ромику даже кажется, что это «сделать все, как надо» важнее Черного, важнее всех его крыс, важнее даже его будущей разборки с боссом. У этого ощущения, как и у ощущения права, нет логического объяснения. Но объяснение – это последнее, в чем нуждаются взвинченные наркотиком мозги Ромика.
Он пропускает вперед с десяток машин, трогается вслед за парой пулеметчиков и уже чувствует, как напряжение захватывает его – волнами, приливом энергии, такой большой, что он дрожит и стискивает руки на руле байка. Его почти корежит, выламывает просыпающаяся сила. Он знает, что это недолго, что сейчас будет кайф, что вот-вот начнется драка, и он сам, самолично, перережет глотку Черному. Сначала всех порешит на его глазах, а потом займется ним самим.
Он все сделает правильно.

 Отправлено: 21.02.11 23:43. Заголовок: Выстрел не слышен, о..

Выстрел не слышен, откат еле заметен. Кевин, заложив снаряд в ствол, стоит, так и не выпрямившись, словно не верит, что то, чем они занимались всю прошлую ночь, - правда, а не сон. Что орудие действительно выстрелило, и сейчас снаряд полетел не просто так, а для того, чтобы взорваться рядом с настоящими людьми и по-настоящему их убить. Но камера пуста, стенки едва заметно дымятся, хотя и не должны - жарко тут все-таки, нагрелись, - значит «Нона» выстрелила, и снаряд где-то взорвался.
- Кевин! – орет Мальт. Кайл оглядывается с недоумением: какого черта, заряжать надо как можно быстрее. Кевин выпрямляется, деревянными руками берет следующий снаряд и закладывает в камеру.
Мальт нажимает кнопку. Где-то там, за четверть лиги отсюда снаряд снова взорвался. Как и должно быть, как они и рассчитывали. Это все правда – про вчерашний день, и вчерашнюю ночь, все правда, и они на фиг уложат всех тех гадов. Даже не видя их лиц. Они ничего не смогут им сделать вообще.
Кевин поправляет ящик, чтобы стоял чуть боком, пристраивает желоб, который он вчера сам же, собственными руками подгонял, чтобы ускорить зарядку: ручная – это просто отстой, и больше Мальту не приходится его дергать.
- Прицел 230, угол ноль-ноль-два, пли! Прицел 233, угол ноль-ноль-три, пли! Прицел 231, угол ноль-ноль-один, пли!

Все происходит буднично и без громоподобных эффектов – как и полагается делать большие дела по мнению мидасских торговцев и небесных воителей. Где-то в центре вытянувшейся колонны земля нежданно вспухает, рвется вверх гигантским двадцатиярдовым веером осколков, и все, попавшее под этот веер, превращается в куски, кусочки, ошметки и брызги того, чем когда-то было. Глухой рев моторов перекрывает звук взорвавшегося двигателя, крики раненых и умирающих, шум падающих вниз камней и осколков, и поэтому особенно странной, дикой кажется тишина между этими звуками. Тишина, которую слышат люди, потому что молчат.
Мина? Черный оставил на дороге мины?
Шелл и Манник оглядываются назад, только услышав крики. В первый момент оба не понимают, что произошло. Шеллу даже приходит в голову мысль, что Ромик что-то вез, особо интересное, и оно взорвалось. Пять машин горят, кто-то отчаянно кричит, кричит от боли, уж это-то боевики научились отличать, колонна ломается, и байки снуют вокруг места взрыва, пытаясь то ли вернуться назад, то ли ехать вперед.
- Блядь, - шепотом говорит Манник. В отличие от Шелла он не был на зачистке Дотов и не знает, что может служить причиной произошедшего.
Шелл соображает мгновенно.
- Вперед!
- Что?
- Вперед, на хуй, если жить хочешь!
Они не успевают отъехать и на фарлонг, когда земля вспухает снова, и второй взрыв накрывает колонну.

Келли, привалившись плечом к уложенной на бок машине, изо всех сил пытается разглядеть, что происходит внизу. Бинокль остался у дарта, оно и понятно, а свой он отдал Вуду, который зачем-то торчит с противоположной стороны такыра и по распоряжению Черного что-то там выглядывает. Что именно, Келли не очень понимает: не раскусил их задумку Ромик, не сообразил, что они на такыре затаятся. Сообразил бы – тогда да, тогда мог бы и в обход людей послать, и не факт, что не получилось бы. Но теперь-то зачем? Уложат их еще в долине, и все дела.
Собственно Келли и доты эти, и «навесы» считает совершенно лишними. Все это пригодилось бы и очень даже, если бы у них не было орудия. Но орудие есть, и в свете этого факта все остальные приготовления кажутся ему избыточными. С другой стороны, дарт редко ошибается. На его вот памяти так и ни разу.
С некоторым удивлением он пытается вспомнить что-нибудь соответствующее за время своей дружбы с Черным. Но на память приходят только яркие красочные фрагменты, слишком короткие и совершенно не имеющие отношения к теме: как он влез на склад Механика и тупо попался в капкан, а Черный перепиливал цепочку механизма и объяснял ему, какой он идиот. Как спускались в каньон по наводке Белки, да пришлось быстренько убираться обратно, потому как излучение там было такое, что радиометр стал выть дурным голосом. Как напились однажды в баре Кузика, напились вусмерть, так что реально оба подняться на ноги не могли, и это был первый и последний раз, когда он видел Черного пьяным. Ничего особенного, кстати говоря, пьяный как пьяный.
Без бинокля видно только непонятное движение на дороге, клубы пыли и облака взрывов, а что, и как, и сколько – остается неизвестным. И в этот момент Келли вдруг понимает, что ни хрена он не верит, что вот так просто все и закончится. И даже успевает подумать, что вот так вспоминают всю прошедшую жизнь перед смертью.

- Вперед! Блядь, вперед!
Приказ Ромика не пропадает впустую: часть машин, резко увеличив скорость, рвется к такыру. Стрелять больше неоткуда, на такыре они торчат – замаскировались, суки, и теперь единственный шанс спастись – прорваться в «мертвую зону». Там крысы уже не смогут стрелять из орудия, а вручную, с пулеметами и винтовками, его люди уложат караванщиков на раз-два.
- Вперед!
Он толкает вслепую кого-то, даже не узнав, кто это. Байкер поворачивать не желает, рвется назад, пытаясь уйти из-под обстрела. Ромик, не глядя, стреляет в него – одним придурком меньше. Слышит позади себя ругань и стоны раненых, слышит, как сталкиваются машины, и кто-то еще стреляет. Ему без разницы. Те, кто его послушал или кто уразумел, в чем дело – смогут выиграть, а проигравшие никого не интересуют.
Песок впереди промок от крови, вонь горящего мяса и пластика могла бы вывернуть наизнанку кого-нибудь менее привычного. Прямо на дороге догорают два сцепленных вместе байка, труп водителя находится чуть в стороне и Ромик, бормоча что-то вполголоса, огибает горящие обломки. Вперед, только вперед. Быстрее, мать твою!
Сзади накатывает горячая воздушная волна, толкает в спину, воздух вновь заполняется грохотом и криками. Он видит, как осколки пропарывают насквозь затор из байков, парня без ног, только что умоляющего о помощи, следующего за ним Плавника. Осколки слишком мелкие, видно только их действие: машина и человек на ней вдруг как-то одновременно захлебываются, как будто им обоим одновременно перекрыли воздух, дергаются, трясутся, а потом из мелких незаметных отверстий вытекает кровь, много крови. Она обагряет тело, машину и песок под ней, и это невероятное зрелище можно назвать только таким высоким благородным словом – обагряет. Ромик замечает, что шепчет про себя какую-то идиотскую песенку, что-то вроде «один свалился в море, и крысов стало трое…», но песенка ему чем-то импонирует, и он продолжает шевелить губами, сразу же позабыв об этом.
Вперед. Только вперед. Одиннадцать машин со всей возможной скоростью несутся к такыру.

- Черный!
Кайл оглядывается с выражением обиженного недоумения, которое бывает у детей, когда их «враги» и «злодеи» в играх ведут себя не так, как положено, а как им захотелось.
Черный, только что велевший снять пленку – один черт, уже засветились, наклоняется к нарамнику, отодвинув Кайла. Отряд Ромика разделился, и более опытные боевики двигаются к такыру, надеясь попасть в «мертвую зону». Чего и следовало ожидать.
- Приоритет – дальние мишени.
Игровой сленг мгновенно возвращает Кайла в роль артиллерийского «Орлиного Глаза» и он, приникнув к прицельнику, уверенно командует:
- Прицел 240, угол ноль-ноль-пять, пли! Блядь, не попали. Левее на полделения, пли! От сволочи, быстро! Прицел 246 угол ноль-ноль-три, пли!
В бинокль Черного видно, как взлетают вверх камни и песок от очередного взрыва, видно, как горят машины и падают люди, когда выстрел попадает в цель. Бандиты Ромика взяли хороший темп, и неопытный Кайл никак не может поймать нужное опережение. Ко всему прочему дорога вновь развернулась перпендикулярно такыру, и ущерб, который выстрел наносит живой силе противника, становится меньше.
- Прицел 253, угол ноль-ноль-три, пли! Прицел 256, угол ноль-ноль-два, пли! Есть! Прицел 259, угол ноль-ноль-два, пли!
Черный опускает бинокль, щурясь, смотрит в серо-голубое накаленное солнцем небо. Он уже не помнит и не знает ничего из того, что привиделось десять минут назад, но это уже не имеет никакого значения. Люди, которые пытаются убежать в пустыню, обречены, через несколько минут для них все будет кончено. А вот с теми, кто рванулся к такыру, им придется встретиться лицом к лицу.
И это тоже будет «живая сила противника».
- Прицел 271, угол ноль-ноль-два, пли!
Черный осторожно, чтобы не мешать Кевину, наклоняется над его плечом: один боекомплект остался. Даже если от него останется только половина, и того хватит. Но действовать надо очень быстро.
- Прицел 275, угол ноль-ноль-четыре, пли!

 Отправлено: 21.02.11 23:43. Заголовок: Они несутся вперед, ..

Они несутся вперед, не оглядываясь. Позади слышен грохот падающих осколков и вопли людей – непонятно как они могут их слышать сквозь рев двигателей, но они слышат. Или им так кажется. Они выжимают из байков все, что те могут, прекрасно осознавая, что скорость – их единственное преимущество.
Одно орудие у Черного. Было б два, горели бы уже все почище Дана Бан. И одного за глаза хватит: добьет он тех, кто назад рванул, и займется ними. Если они не успеют.
Дорога вьется, как змеюка, напрямик не попрешь: и стенки у русла высоковаты, и обломков много, наносов много, по дороге все же быстрее. Они едут вперед, взрывая песок машинами так, что он столбом стоит, забивает разгонники, попадая под одежду, под очки, под маски. Байки буксуют, едва не переворачиваются – хрен с ними, с машинами: живы будут, то и байки добудут, и все остальное. Но по такой дороге вся скорость – десять лиг в час, какая это, на хрен, скорость?
Ромик едет четвертым. Обгонять, вырываться вперед бессмысленно: пара лишних ярдов его не спасут. «Стрелка» бурлит в его крови с неослабевающей яростью, глаза видят мельчайшие подробности пейзажа, все оттенки структуры, но словно через ярко-красное пламя. Красный цвет не мешает Ромику, как не мешают больше и провода, притащившие его на это место. Это уже не важно, кто и кого привел сюда, важно только, что сейчас они будут на месте.
И кровь обагрит песок. Да, именно так.


Черный подталкивает пустой ящик ближе к начатому боекомплекту и споро отбирает снаряды. Кевин очумело наблюдает за действиями дарта, но, так ничего и не поняв, продолжает выполнять свою работу: очередной снаряд в камере...
- Прицел 263, угол ноль-ноль-три!
Наполовину наполненный ящик дарт взваливает на край окопа, подзывает кого-то, и ящик утаскивают. Зачем?
- Прицел 270, угол ноль-ноль-три, пли!
Кайл отворачивается от прицельника: глаза у него дикие, дурные, из носа текут кровь и сопли, он щерится в счастливой усмешке и кричит:
- Все, Черный!
- Ближних достанешь?
- Да! – и, приникнув к нарамнику, приказывает, - Прицел 170, основное направление девять, угол ноль-ноль-два, пли! Прицел 165, угол ноль-ноль-три, пли! Вот гады. Прицел 163, угол ноль-ноль-два!
Черный вскакивает на поставленные ящики, смотрит в бинокль. Там, где остались люди Ромика, еще не осел песок, горят машины, белый и черный ядовитый дым пухлыми клубами медленно подымается вверх. А те, что остались в живых, уже совсем близко, фарлонга за четыре. Будь у них нормальный зарядник – успели бы снять, а так… вряд ли.
Он ловит на себе взгляд Кевина, взгляд человека, не понимающего, что происходит, бессильного понять, что происходит, но ни на сожаление, ни на объяснение времени уже нет. И выбравшись из окопа, Черный бежит к восточному доту.
- Прицел 163, угол ноль-ноль-три, Мальт ты оглох, что ли?
Мальт сверяет координаты монитора и прицельника. Какого хрена?
- Прицел выставлен.
- Пли!
«Нона» привычно вздрагивает. Кайл видит, как снаряд взрывается далеко позади рвущегося к такыру отряда. Кажется еще дальше, чем только что. Не веря своим глазам, он командует:
- Прицел 140, угол ноль-ноль-два, пли!
По расчетам, снаряд должен взорваться перед отрядом, но взрыв приходится на скалистое образование сбоку дороги, позади людей Ромика, и только краем задевает отряд. Предпоследний из байков внезапно идет юзом, крутится, заваливается набок. Последний успевает обогнуть поврежденную машину и несется дальше.
- Да что же это? Блядь, Мальт! Что с «навигатором»?
Собственно, не имеет значения, что произошло. На исправление у них уже нет времени. Мальт очень спокойно запускает программу-тестирование и сообщает ровным голосом:
- Не знаю.
- Какого!... как не знаешь? – спрашивает Кайл уже совсем тихо. Мальт не отвечает, наблюдая за бегущими строчками цифр на мониторе. Времени у них уже нет. Все, отстрелялись.
Черный спрыгивает в окоп.
- «Навигатор» сдох, - сообщает Мальт. Или оптика. Или еще что-нибудь – не суть важно. Дарт, как будто и не удивившись, обращается к Кайлу:
- Сможешь стрелять на «глаз»?
Несколько секунд горожанин молчит, пытаясь отодвинуться мысленно от горячки стрельбы и понять, что именно спрашивает Черный, и что он может ему ответить. Результат неутешительный.
- Я не знаю… мне никогда не приходилось…
- Значит так: Кевин, Мальт, сидите здесь и не высовывайтесь. Кайл, пробуй. Выстрелишь хоть раз в цель - можешь считать себя первым игроком Амой.
Черный в секунду выбирается наружу. Парни как один провожают его глазами, потом еще несколько секунд тратится на то, чтобы посмотреть друг на друга. Лица у всех троих одинаковые – одуревшие, усталые, и ощущают они одно и то же – не страх и не ярость, и даже не желание победить – только одержимость. Потом Мальт встает и начинает двигать оружейную платформу вручную. Получается довольно легко, ствол орудия двигать труднее: горячий, приходится оборачивать руки брезентом, но тоже можно. Кевин помогает ему, и ствол «Ноны» принимает то положение, которое, насколько они помнят, было вчера, когда стреляли по ближним мишеням.
Кайл смотрит в прицельник: расстояние минимальное, только угол наклона неизвестен. Как бы по своим не шарахнуть…
- Пли!

Шелл и Манник добираются до такыра первыми. По ним, собственно, и не пытались стрелять. А добравшись, пытаются определиться, что им делать дальше.
- Ромик с говном съест, если мы уйдем, - сплевывает Манник. Маску он снял, пытаясь хотя бы стряхнуть песок, - а Черный с песком.
- Ромик и так, и так с говном съест.
Шелл оценивает высоту стенок русла: возле такыра они совсем низкие, можно и раньше было через них переехать. Да ехать-то куда? Это пустыня, в пустыне без проводника далеко не уйдешь.
Он кивает в сторону крупного каменистого завала. До него еще около фарлонга, но зато там можно спрятаться.
- Поехали наверх. Отсидимся. Кто отсюда уйдет, за тем и мы уйдем.
Машины, взревев, ползут на склон, Манник периодически поглядывает наверх: а ну как у Черного еще что припасено? Но его старания оказываются напрасными: ни висящего «навеса», ни вжавшегося в землю караванщика наверху они не заметили. И не успели ничего понять, когда освобожденная масса песка и глины обрушилась на них сверху и заживо похоронила под стеной.

Тихий бесшумно отползает от края, встает, делая рукой знак напарнику. В ответ тот кивает и немного изменяет положение тела, продолжая ждать. Пришли первые, придут и вторые, главное – не зевать.
Тихий, сильно наклонившись, хотя в этом и нет пока надобности, бежит к окопу. Где-то на середине пути он замечает дарта возле восточного дота и меняет направление. Судя по тому, что никто не кричит «наша взяла!», а все заняты каким-то непонятным делом, полностью уничтожить противника с помощью орудия не удалось.
Караванщики рядом с Черным быстро, с остервенелой решимостью готовят обвал: закапывают снаряды в размеченные и приготовленные с утра ямки и соединяют шнурами.
- Минус два. Дозорные. Полезли прятаться в скалы, что западнее.
Черный кивает.
- Неси напалм, - и продолжает работу. Пока Ромик и остатки его отряда будут объезжать такыр, пройдет пара минут. Они успеют…


Кайл вытирает пот со лба. Неожиданно понимает, что он мокрый весь, от трусов до волос на голове. Тут же отчаянно начинает хотеться пить, аж в ушах звенит. Он мотает головой, прогоняя звон, в глазах прыгают красные мельтешащие мошки, исчезают, и Кайл забывает о жажде.
- Надо еще на три градуса ниже, - Кайлу приходится повторить дважды, потому что, оказывается, он еще и охрип. Мальт и Кевин плавно наклоняют ствол, благодаря Песчаную Деву за то, что вчера ночью, когда составляли таблицу, отмечали углы маркером на поворотнике. Не градуировку, конечно, но основные метки ставили.
Снаряд взрывается черти где. Метки они ставили, но расстояние не ставили, и теперь пару снарядов потратили впустую, чтобы определить угол наклона ствола.
У них есть время еще на один выстрел. Надо пробовать, надо выстрелить еще хотя бы раз, надо…

 Отправлено: 21.02.11 23:51. Заголовок: По тропе Ромик не по..

По тропе Ромик не пойдет. Обвалили они ее, и теперь выбираться по склону удобней, а если с Ромиком хоть кто-то из охотников остался, то и «навесы» он увидит. Так что если и сунется кто сдуру – много не навоюет. Плохо то, что на такыр можно подняться множеством других путей, если оставить внизу байки.
Самый пологий удобный склон здесь, с восточной стороны. Относительно пологий, но байком сюда все-таки не подняться. Но Ромик может попробовать: машины у них мощнее и легче обычных. А не попробует, так они просто свалят им на голову весь склон.
Снаряды уложены, облиты напалмом, конец пропитанного зажигательной смесью шнура держит в руках Зерно и ожидает команды. Остальные караванщики по знаку дарта быстро перебираются под прикрытие дотов и завалов глины. Черный прячется за невысоким песчаным холмиком и ждет.

Взрыв настигает их перед самым такыром. Фонтан осколков, камня и глины, толчок воздуха, переворачивающий два последних байка, вопли раненых. Спину сразу обдает жаром, изрешеченные осколками машины тоже взрываются. Ромик оглядывается: на месте остаются четыре машины, Глесс на пятой еле держится в седле, ранены еще двое. Может и больше, но двое наверняка: по рукаву Алефа стекает кровь, а Крому осколком повредило плечо. Неважно, эти двое не были стрелками и свою роль уже сыграли.
По большому счету, Ромику из остатков его отряда нужны только Ширил, Сафф и Кай. Жаль, Плавник сдох, умел тот управляться с винтовкой, пустынным крысам и не снилось.
Ромик задирает голову назад, обшаривая взглядом склоны такыра: крутоваты, не влезть на байках, хитромудрый мудак обвалил тропу, по которой поднялся туда сам. Хитромудрый мудак. Да, вылез наверх и затаился. Думает, он его не найдет. Думает, что сильно хитрый.
Он не замечает, что говорит все это вслух, не замечает, что едет намного медленнее, но при этом держится подальше от обрывистых с этой стороны склонов. Двигаться быстрее больше нет смысла – они находятся в «мертвой зоне», приближаться к стенам опасно – караванщики наверняка понаставили там «навесов». Но если первое соображение очевидно, то о втором знает точно только Алеф. Ромик же, очарованный пением двойной дозы наркотика, видит совсем другое.
И еще. Он точно знает, где сейчас Черный.

Рискнули–таки.
Четыре машины «зигзагом» лезут вверх, двое внизу стоят наизготовку с оружием. И хотя ему плохо видно, Черный уверен, что это шторм-винтовки как минимум. Юпитер, хоть бы не гранатометы. В любом случае, шевельнись сейчас хоть что-то в зоне видимости стрелков, и это что-то тут же превратится в горячую лапшу. Соображают.
Машины ползут наверх с оглушительным ревом, буксуют на месте и сползают с частью не выдержавшего их веса песка, но упорно двигаются вперед. Стрелки наготове, с винтовками. Пулемет на одной из машин, за спиной того человека, которого Черный опознал как Валса. Да, это действительно Валс, и это ничего не значит. Но машин только шесть.
Умный сукин сын.
Черный осторожно отползает назад. Действительно осторожно, чтобы не вызвать подозрений у стрелков. Когда начинается пальба, он вжимается в землю всем телом, коротко стонет, проклиная свою самонадеянность, когда пули дважды достают его. Ничего страшного, царапины на плече и чуть ниже, но, черт возьми, как они это сделали? Сквозь скалы, что ли, видят?
В любом случае, Черный вынужден замереть и ждать. Донаблюдался, блядь. Ромика там, внизу, не было. А его шестерки очень уверенно ползли вверх. И пету ясно – отвлекающий маневр.
Черный оглядывается назад – очень осторожно, стараясь не поднимать головы от земли. В семи ярдах от него лежит Зерно, изрядно ошеломленный стрельбой, и тоже не подымает головы. А кричать бесполезно. М-мать!
Стрельба утихает: решили, что замочили наблюдателя или страху нагнали. А «восхождение» успешно продолжается. Черный перебирает в уме вещи, которыми он согласен пожертвовать, и которые не надо доставать из недр плаща. Увы, ничего кроме бинокля у него нет. Ладно.
Черный примеривается и швыряет бинокль по направлению к Зерно. Тут же раздаются сухие хлопки выстрелов, рукав плаща превращается в лохмотья, а из предплечья хлещет кровь. Черный снова вжимается в землю, стиснув челюсти и поминая всех несуществующих родителей. Попали, а? Вот это стрелки, ему б хоть одного такого.
Остатки расстрелянного в воздухе бинокля долетают до Зерно, он подымает голову, глядя на опаленные куски пластика, свалившиеся чуть ли не перед его носом. Вряд ли соображая, что делает и почему, а просто потому, что это - единственное, что он может сделать, Зерно поджигает шнур и следит, как огонек шустро добирается до первой ямки, и напалм разом вспыхивает чадящим ядовитым пламенем.
По идее, те парни, что внизу, должны увидеть дым. Расчет велся на то, что люди Ромика просто не успеют съехать вниз, даже если поймут, в чем дело. И расчет почти оправдывается: увидев клубы черного, легко опознаваемого дыма, байкеры останавливают машины, не зная, что именно это должно означать: то ли Ромик уже добрался до каравана, то ли Черный что-то затеял. Но если бы это был Ромик, они бы слышали выстрелы, да и напалм вроде бы остался у кого-то из погибших. Так что это – штучки Черного.
Четверка байков разворачивается и устремляется вниз. Вниз ехать еще труднее, чем подыматься, они двигаются слишком медленно, как во сне, когда несешься сломя голову, а не удается двинуться ни на шаг. Один из байков соскальзывает с лавиной песка, переворачивается, и тогда оставшиеся трое бросают машины и бегут вниз.
Пламя двигается медленно, как бы неохотно, но даже если мины не взорвутся сразу все, того количества, что сработает одновременно, хватит за глаза. Рухнет не только склон, но и часть самого такыра. Хватило бы на весь отряд Ромика, если бы он сюда добрался.
Черный, перестав слышать рев двигателей, настораживается, оглядывается назад: Зерно медленно, неуверенно, но все-таки отползает вглубь. Когда он пытается последовать его примеру, вновь раздаются выстрелы, и Черный, замерев на месте, тихо смеется. Если он отсюда не уберется, скорее всего, полетит вниз вместе с частью склона – гарантированно труп. А если двинется с места, эти чертовы ублюдки его пристрелят, как пить дать. В этом есть какая-то загадочная вывернутая справедливость, которую он не может объяснить, но чувствует. И мысль, что он постоянно с этой справедливостью борется, заставляет Черного смеяться.
А потом раздается взрыв, потом еще и еще. Его осыпает грудой камней и усохшей глины, грохот стоит оглушительный, странно, почему «Нона» стреляла бесшумно. Он чувствует, как сотрясается под ним земля, как издает такой низкий, на грани слышимости звук, словно жалуется, потом словно бы наклоняется и медленно двигается в сторону. Он пытается встать, к черту стрелков, присыпало его несильно, но когда ему удается подняться на четвереньки, взрывается сразу несколько снарядов, и земля под ним дергается, переворачиваясь. А потом все летит куда-то к чертовой матери.

Ромик слышит стрельбу, когда они уже перебрались через обвал на месте бывшей тропы. Пока часть его отряда, ведомая Алефом, добиралась до восточного склона, он с двумя пулеметчиками прятался за каменными обломками. Байки Ромик велел бросить, взять с собой только боеприпасы, и теперь ожидал нужного момента.
Каким бы хитроумным ни был Черный, оружие ему достать было негде. Эта их пушка – и то почти чудо. Потому и выкарабкался аж на такыр – следить оттуда можно за атакой. Потому и «навесов» столько Алеф насчитал: знает, что если хоть кто-то из них выберется наверх с оружием, с пулеметом или даже с винтовкой, для каравана это конец. Кровь обагрит песок, да.
Ромик всматривается в ту часть стены, где по уверениям Алефа «навес» уже спустили. Почему – и гадать незачем. Почили, значит, в бозе и Шелл, водитель хренов, и разговорчивый умник Манник. Ну что ж, ведь он на это и рассчитывал?
Ромик усмехается. В его глазах небо и земля выглядят одинаково алыми, только разных оттенков. Он даже думал было, что не увидит, как кровь разольется по песку. Но когда смотрел на раненых, понял, что беспокоиться не о чем: кровь видна даже среди красного цвета.
Она другая.
- Стреляют, - произносит Сафф, вопросительно глядя на вожака. Ромик кивает, глядя на Саффа с благожелательной улыбкой, и легко поднимается на ноги. На Ромике ни одной царапины, и он знает, что так будет и дальше.
- Кай внизу, ты смотришь. Пошли.
«Навес» потому тут и стоял, что тропка удобная, так что они довольно быстро выбираются наверх. Если наблюдатель все еще там, пусть только высунется – Кай его снимет. А если не высунется – станет первым, кто обагрит песок кровью.

Все происходит так быстро, что не успеваешь понять значение происходящего, но так медленно, что запоминаешь малейшие подробности. Когда взрывается первый снаряд, туча поднятого камня и глины осыпается на край такыра, не причинив ни нападающим, ни защищающимся никакого вреда. Мина осколочная, и была бы гораздо эффективнее в качестве снаряда. Когда взрываются, практически одновременно, вторая и третья мины, фонтан осколков гораздо больше, они достают до самого лагеря и барабанят по днищам байков, составляющих восточный дот. Какая-то их часть обрушивается на головы людей Ромика, но никому из караванщиков этого не видно. Затем взрываются сразу пять снарядов, и почва под ногами содрогается, как при землетрясении. А потом они видят, как трещины с невероятной быстротой покрывают часть площадки, как они множатся и углубляются. Песок тут же заполняет часть их, но трещины растут быстрее, становятся все глубже, потом раздается еще взрыв, почти такой же оглушительный, и склон вместе с частью такыра медленно и страшно отделяется от остальной площадки, отклоняется, как отрезанный от мягкого хлеба ломоть. И будь из них кто-нибудь поближе, как раз рядом с медленно увеличивающимся разломом, то увидел бы, как лучи солнца прорезают бывшую целой землю. Угол наклона становится больше, почти незаметно больше, но в какой-то крошечный ирреально-завораживающий момент этого оказывается достаточно, и вся масса склона рушится вниз.
А потом наступает глубокая, невероятная тишина, которая бывает после катастроф.

Наблюдателя сняли легко. Мужик вообще не смотрел вниз, все его внимание поглотил взрыв. Ромик улыбается, отрезая мужику голову. Он ощущает, что для величия слова "обагрить" просто перерезать глотку недостаточно, крови должно быть много. Он шепчет про себя ту песенку о крысах, растерявших своих деток по разным ловушкам, он чувствует вкус крови во рту: соленый, отдающий медью и вездесущим песком; он улыбается, представляя какое было бы лицо у Саффа, если бы он сейчас и ему перерезал глотку. Но вместо этого он подымается на край и машет Каю.
Ждать, пока поднимется второй пулеметчик, нет нужды. Сафф уже привел оружие в боевой режим и готов разнести в клочья караван. Начнем, например, с того любопытного окопа, из которого торчит гладкий длинный ствол. Или с людей, прячущихся за своими машинами. Вот только нападения они ожидают со стороны пустыни, а сами внутри лагеря – как на ладони.
В этот момент раздается основной взрыв, и они валятся с ног. Сафф, не соображая, крутит головой – приложился лбом о ствол, Ромик ложится на землю поудобнее и хихикает. А интересно получается: он уложит караван с тремя людьми. Или с двумя.
А еще лучше – в одиночку, правда?

Когда наступает тишина, Келли смотрит не в сторону обвала, а на то место, где была раньше тропа. Он вообще не смотрел на взрывы, даже когда его напарник вцепился ему в плечо и восторженно охнул. Он упорно и честно выполнял свои обязанности: наблюдать за возможным появлением противника.
Когда он увидел, вернее, догадался по поднявшемуся песку, что отряд разделился, он еще надеялся, что белобрысый с Мальтом сумеют достать их. Когда Черный выбрался из окопа с ящиком мин, он понял, что план не сработал, вернее, сработал частично, и часть людей Ромика остались живы, и все еще жаждут захоронить их в пустыне. Когда он увидел, как караванщики во главе с дартом устанавливают мины, он отвернулся и стал смотреть на свой участок обзора.
Да, Черный опять не ошибся. Не все вышло ладно, и понадобились все дополнительные варианты. А значит надо сидеть и смотреть внимательно в ту сторону, в которую велел тебе смотреть дарт.
Поэтому когда появляется Ромик, Келли не сразу его видит. Но он помнит, что Тихий сейчас где-то с Черным, а парень, что был с ним в патруле – обычный торговец и может чего-нибудь проглядеть. Так оно и выходит, потому что, повернув голову, Келли видит Ромика и кого-то из его людей. В руках у последнего двуствольный пулемет, и боевик готов стрелять.
Келли основательно прикладывает по затылку своего напарника, тот, повернувшись в нужном направлении, раскрывает рот от удивления и диким глазами смотрит на Ромика, но реагирует правильно: тут же ложится на землю, укрываясь за кучей глины, и ни одного звука не издает. Правда за не утихнувшим грохотом взрыва его все равно не было бы слышно, но Келли осторожность напарника одобряет. Он указывает на северный дот, парень кивает и осторожно, стараясь оставаться за прикрытием холмика, ползет по направлению к укрытию. Келли укладывается поудобнее и наводит дуло пистолета в лоб пулеметчику. У них на весь караван три такие штучки, но как же удачно, что одна оказалась как раз у него в руках.
Взрыв сотрясает такыр до основания. За его спиной слышен грохот, горячая волна воздуха несет массу песка и пыли, Келли мажет и тихо ругается про себя. Сотрясение почвы заставило пулеметчика упасть, судя по всему, он ударился о собственный ствол, и теперь крутит башкой, соображая, что происходит. Ромик лежит на земле почти неподвижно, и Келли очень хочется верить, что ублюдок сдох и больше не встанет. Но это, конечно, только мечты, в реальности ублюдки так быстро не помирают, жди. Он снова приподымается, опираясь на локти, прицеливается и стреляет.
В этот момент раздается последний взрыв, но Келли успевает.

 Отправлено: 21.02.11 23:51. Заголовок: Сафф падает на Роми..

Сафф падает на Ромика сверху, больно ударив стволом. Опять бьется лбом, и Ромик думает, что даже после смерти Сафф пытается выбить себе мозги. Он упал очень удачно для Ромика, закрыв его от стрелка, и Ромик, прикрываясь его телом, разворачивается лицом к лагерю, достает из-за пояса пулеметчика небольшую складную треногу и устанавливает ствол на нее. Диск заряжен, еще три – в непосредственной близости. И можно не ждать, когда сляжет поднятая взрывом пыль: он и так помнит, где находится ближайшее укрытие.
Шоу начинается.

Когда глубокую, поразительную тишину разрезает негромкий сухой стрекот, мало кто понимает, что происходит. Звук, особенно по сравнению с только что утихшим, кажется незначительным и неопасным. Зерно, например, гораздо больше беспокоит судьба Черного: он остался там, у самого края, откуда вел наблюдение, и он не помнит, чтобы видел дарта после взрыва. Поэтому вместо того, чтобы обратить внимание на источник звука, он, сев на землю, смотрит на место обвала, пытаясь увидеть через клубы поднятой пыли, где там может быть Черный и как он мог там остаться в живых. Когда пули разносят его голову, он все еще уверен, что дарт каким-то чудом выбрался.
Восточный дот послужил бы неплохой защитой от пулеметного огня, если бы стрельба велась со стороны склона. Внутри лагеря скрыться можно в окопе, в схронах с товаром, в ямах и за кучами глины, сваленными по всему такыру. Дот защитой служить не может. После первой же очереди несколько человек остаются лежать неподвижно, остальные вскакивают, пытаясь добраться до какого-нибудь из укрытий, и Ромик, расстреливая безуспешно старающихся спрятаться караванщиков, чувствует, как слово «обагрять» принимает все более яркий, насыщенный смысл. Он стреляет в них, когда люди бегут, когда падают, когда уже не шевелятся, пока не превращает тела в ту кровавую кашу, что составляла большую часть его снов по дороге сюда, и только потом соображает, что, уделив так много внимания этим ублюдкам, он позволил остальным добраться до укрытий.
Да-да, ям, трещин и глиняных кучек – самое место там пустынным крысам. Доказывая, что сваленная на линии стрельбы глина и песок не могут служить для него преградой, Ромик расстреливает холмик до тех пор, пока от него ничего не остается. Так же как и от спрятавшегося за ним крысы. Он смеется, глядя на истерзанный труп караванщика, и заметив какое-то шевеление за следующим холмиком, снова стреляет, хотя и непонятно, был там кто-нибудь или нет. Ромик, разворачивая пулемет, накрывает огнем всю площадку – в качестве предупреждения, и прекращает стрельбу.
Тратить столько зарядов впустую чертовски глупо. Искать новые жертвы, расстреливая глину и доты – тоже. Крысы сами выползут, куда им деваться.

Как только зазвучали выстрелы, Келли вжался в землю, пряча под себя пистолет. Почему Ромик стреляет по восточному доту, вместо того, чтобы развернуться и снять стрелка – его, то есть – остается неизвестным. Судя по тому, сколько пуль тот вбил в глину, чтобы достать Нистра – зарядов ему хватит надолго. Стараясь не представлять, что было бы с ним, реши Ромик в первую очередь избавится от угрозы, Келли, проклиная ублюдка всеми известными ему проклятиями, ползет к противнику, стараясь оставаться за прикрытием хотя бы песчаных наносов. Пристрелить Ромик его может в любую минуту, но, возможно, он его не заметит?
Когда наступает тишина, Келли тоже замирает и прислушивается, но кроме ветра и шелеста песка ничего не слышно. Ромика ему тоже не видно, и что делает психованный ублюдок, и почему вдруг остановился – непонятно. Классно, если у него кончились патроны. Но опять-таки, такие чудеса в жизни не случаются, так чего он умолк?
Ждет, пока кто-нибудь пошевелится. Или слово скажет. Ему-то торопиться некуда.
Келли рискует немного приподняться, оценивая расстояние до тела пулеметчика, плюется про себя и продолжает ползти. Надо добраться до ублюдка во что бы то ни стало.
Последние ярдов пять приходится ползти даже без призрачной защиты песка или глины. Келли удается это сделать, но когда он быстро подымается на колени, уже готовый разрядить пистолет, оказывается, что Ромика рядом с трупом уже нет. Он стоит почти за его спиной, как раз за той кучей глины, за которой укрывались Тихий с напарником, и которая теперь неплохо закрывает его от караванщиков. Когда Келли, оглядевшись, замечает его, Ромик весело улыбается и спрашивает:
- Хочешь кого-то убить, крысеныш?

Тихий с парой охотников, отправившихся выполнять приказ вместе с ним, взрыва не видел. Зато слышал и чувствовал: и если к грохоту, даже такому оглушительному, ему было не привыкать, то к содроганию почвы под ногами, наверное, не может привыкнуть ни один человек. Подождав, пока отгремят взрывы, они продолжают огибать такыр с запада, соблюдая ту же осторожность. В отличие от Келли Тихий не сомневался, что Ромик разделит отряд, чтобы увеличить шансы на победу.
Выбирающегося на склон пулеметчика они увидели в тот же момент, как услышали звуки выстрелов и крики людей. Пулеметчик нападения сзади не ожидал, и Тихий снял его одним выстрелом. Кивнув на скатившееся вниз тело: «снять пулемет и тащить наверх», он стал подниматься по склону, двигаясь как можно быстрее, но и как можно осторожнее. Судя по тому, что никто по нему не стреляет, часовых с этой стороны Ромик не оставил, но кто знает, что ждет его наверху.
Когда в лагере наступает тишина, Тихий преодолевает уже последнюю треть пути. Не в пример самопальному терминатору, Тихий, в бытность свою «топляк», а до этого опытный скалолаз, выбирается наверх гораздо быстрее. Наступившая тишина внушает ему еще большую тревогу, чем сама стрельба, и он торопится, но когда остается преодолеть только гребень склона, приостанавливается и, соблюдая максимум осторожности, выглядывает.
В паре метров от себя он видит Ромика с пулеметом в руках, стоящего вполоборота, а немного дальше - Келли на коленях перед трупом еще одного бандита.

- Пистолет на землю. Перед трупом положи, крысеныш.
«Подставился, как малолетка». Келли выполняет требование, слабо морщится, чего под маской, конечно, не видно. Но зато очки он снял, и когда отводит взгляд от паршиво ухмыляющейся рожи, «рожа» немедленно требует:
- На меня смотри, крысеныш. И отвечай, когда тебя спрашивают. Кого-то хотел убить?
Келли смотрит. И улыбается. Жаль, что улыбка только угадывается. Хотя с другой стороны, Ромик – гад умный, и чует не хуже рагона.
- А как же. Сталлера, например. Повесить на его собственных кишках – самое оно. Но ты тоже сгодишься, кишки крепкие, выдержат.
Ромик молчит с десяток секунд, не спуская глаз с Келли. От его взгляда – пустого, бессмысленного – становится нестерпимо страшно. Не перед смертью, а перед тем, что может сделать этот человек, перед тем, что движет этим человеком.
Ромик щерится на все тридцать два – улыбка такая широкая, что, кажется, кожа вот-вот не выдержит и треснет, как пересохшая нанопора – и говорит:
- Первое я тебе обещаю. Хорошая идея, я даже не подумал. А со вторым тебе не повезло, - Ромик делает пару шагов в сторону и кричит, обращаясь к кому-то за спиной, но не оглядываясь.
- Эй, крысеныш. Двинешься, и я твоего дружка на тот свет отправлю. Выстрелить я всяк успею.
- А ты меня и так, и так на тот свет отправишь, - говорит Келли как можно громче, по привычке примериваясь, в какую сторону лучше падать. Разницы никакой, но и Ромик по двоим выстрелить не успеет, хотя и продолжает пятиться, осторожно, прощупывая почву перед каждым шагом.
Засек он Тихого. Или по глазам его, Келли, о чем-то додумался, или просто учуял, как зверь – без разницы. Теперь главное, чтобы Тихий был готов к выстрелу, потому что он сам схватить пистолет-то успеет, а вот хотя бы поднять его – навряд ли.
- Так ведь быстро, крысеныш, не на своих кишках.
Ромик неожиданно выпускает очередь, его последние слова тонут в звуках выстрелов. Уже падая, чтобы дотянуться до пистолета, и выстрелить в ублюдка, если сильно повезет, Келли в отчаянии думает, что такой умной суки он еще в жизни не встречал. Что сука сейчас убьет Тихого, убьет на хрен, он для этого и выстрелил, или в кого-то выстрелил, и он, Келли, не сумеет, не сможет, мать твою, не успеет он его завалить, и им всем кранты! Как дарт ни старался, им все равно кранты.
Упав, Келли, пытается взять пистолет и только тогда понимает, что не может этого сделать: рук он просто не чувствует, и ног тоже не чувствует. Ничего не чувствует.

Услышав голос Келли, Тихий на миг прикрывает глаза, словно очки не помогают ни против света, ни против песка, шевелит кистью, расслабляя судорожно сжавшуюся ладонь, опирается удобней второй рукой, чтобы выпрыгнуть наверх как можно резче. Ромик его не видит. Понял, что здесь кто-то есть, но кто и где именно – не знает, иначе уже начал бы стрельбу. И теперь ему остается только ждать: когда кто-нибудь дернется, когда Келли попытается выстрелить, когда кто-нибудь отвлечет внимание Ромика на себя. Тогда он сумеет выстрелить.
И, к сожалению, Ромик умрет очень быстро.

Когда раздается первый взрыв, Черного засыпает песком и он кашляет, проклиная собственную забывчивость: старая маска, блин, третий день помнит, что надо новую достать, и так третий день в старой и шляется. Хотя, конечно, от такого количества песка никакая маска не спасет. Он подымается на четвереньки, пытаясь убраться из опасного района, но второй взрыв сотрясает такыр до самого основания, и Черный валится на землю. Подняться ему больше не удается: сухая, как кость, глина трескается, разъезжается, словно сама собой перемалываясь на мелкие осколки. Он старается выбраться из движущейся стонущей массы, но ему не удается найти опоры – под руками, под ногами все движется, течет, как жидкая смола. И когда раздается третий взрыв, Черный перестает сопротивляться: сжавшись в комок и прикрывая голову, падает куда-то, кувыркаясь среди песка и кусков глины. Он съезжает вниз по разрушающемуся склону вместе с почвой, сверху падают все более крупные камни, несколько раз его затирает между ними, потом он всем телом бьется обо что-то твердое и теряет сознание.
К счастью, ненадолго. Очнувшись, Черный не видит и не слышит ни черта, но зато чувствует острую нехватку воздуха. Попробовав двинуться и не ощутив большой тяжести на спине, он пытается выбраться, не доставая респиратора. Выбраться действительно можно, но во время падения он ударился плечом, как раз там, где два года назад распанахал спину осколком, так что пришлось действовать одной рукой, и когда Черный, наконец, выбирается на поверхность – все равно ничего не видит и не слышит, оглушенный и ослепленный нехваткой кислорода. Если есть кому стрелять, то он – труп.
Стрелять некому. С минуту он лежит, распластавшись на земле, глубоко дыша и пережидая звон в ушах. Под очки забился песок, под маской тоже песок, Черный стягивает очки и тряпку, выбрасывает куда-то. Кажется, песок попал в глаза, то еще ощущение, но ему сейчас не до этого – ему надо встать.
Ему надо встать и выбраться наверх. Ромик добрался до его людей, мать твою!

 Отправлено: 21.02.11 23:52. Заголовок: Пулемет весело стре..

Пулемет весело стрекочет, как бьющая по барабану мелкая детская игрушка. Такой звук не мешает ни петь, ни разговаривать, он очень удобен, такой звук. Ромик, не особо стараясь, стреляет в Келли – все равно этот задохлик ничего не сможет сделать, а вот чье-то движение на территории лагеря – его лагеря! – Ромику не нравится. Кажется, кто-то забыл, чей это лагерь, и чьи в нем законы. Это надо исправить.
Он плавно ведет дулом пулемета, простреливая площадку. Кто-то, кажется, вскрикивает, а может ему и почудилось – неважно. Ромика больше интересует крыса, что прячется со стороны склона. Он на сто процентов уверен, что, услышав выстрелы, крыса ринется его убивать, посчитав, что он занят его дружком. Тут-то он крысу и подловит. Так он бы и сделал, но неожиданно он видит чью-то фигуру на дальнем краю площадки. Там стоит кто-то, какой-то человек, и даже не стоит, а идет к нему.
- Черный! И не сдох до сих пор!


Тихий успевает подняться на колени, когда стрельба внезапно утихает. Что-то Ромик еще говорит, или пытается сказать – Тихий ни услышать, ни остановиться уже не может. Вскочив на ноги, он держит пистолет в вытянутой руке, и когда точка лазерного прицела смигивает зеленым, стреляет, тут же падая на бок, чтобы уйти от ответного выстрела. А упав, и повернувшись на спину, стреляет еще раз, для верности.
В голове крутится только одна мысль: почему Ромик не стреляет? Какого черта?

Время словно превратилось в кинематографическую ленту и теперь неспешно разворачивается перед взглядом дотошного режиссера. Выбравшись наверх, Черный видит тела своих людей по всему лагерю, видит съежившегося в неглубокий трещине Шина – вполне живого, это хорошо, видит Ромика, удерживающего в руках пулемет, и падающего на чье-то тело Келли. Он слышит, как кто-то вскрикивает, как стучит пулемет, звук напоминает ему распарываемую ткань, он медленный, между его отдельными составляющими можно свободно слышать тишину. Эта странная замедленность кажется ему правильной, естественной, она каким-то образом полностью соответствует его намерению остановить ублюдка. Прекратить кровопролитие – так это должно звучать, и он входит в это вязкое замедленное время-пространство, чтобы остановить кровопролитие.
У него нет оружия, но он знает, что сможет.
Он смотрит в глаза Ромика и чувствует, что тот останавливается.

Какое-то время Ромик все еще стоит, словно не поняв, что умер. Лицо у него немного удивленное и взгляд почти осмысленный, совсем не такой пустой, как только что видел Келли. Словно Тихий, надавив на гашетку, дернул за невидимую веревочку, и человек вернулся к себе, в себя. И теперь не понимает, что он тут делает и зачем он здесь. Он по-прежнему смотрит на что-то, невидимое для Тихого, и тот боится повернуть голову, боится выпустить из поля зрения убийцу. Потом Ромик открывает рот, словно собирается что-то сказать или даже улыбнуться, и с этими несказанными словами падает на спину, так и не выпустив из рук пулемета.
И Тихий еще какое-то время недоверчиво и настороженно ждет, что Ромик шевельнется, встанет, как ни в чем не бывало, и опять начнет стрельбу.
Потом он слышит слабый, еле уловимый стон Келли, вскакивает и, уже не глядя на неподвижное тело, бежит к другу. К черту мертвых, когда есть живые.

 Отправлено: 21.02.11 23:52. Заголовок: Убитых предали погре..

Убитых предали погребению.
Это Кайл так сказал. В пустыне не принято заботиться о покойниках: солнце и песок вполне способны самостоятельно справиться с проблемой утилизации и нераспространения заразы. Но эти люди погибли на войне, и караванщики посчитали своим долгом предать их земле. Как когда-то делали все люди. На Соленом Побережье и сейчас так делают, но, правда, там опускают тела в воду.
Для них вырыли яму посреди такыра. Использовать схрон для товара тоже посчитали неправильным. Сверху навалили столько глины, сколько нашлось на площадке, и потом уложили байки погибших. Машины решили поджечь перед уходом, чтобы у коллег-крыс не было искушения разобрать байки, потревожив покой мертвых. Товар разобрали, какой смогли: у троих парней из погибших были «семьи», а значит, выручка должна была пойти их партнерам, если конечно караван доберется до конца пути.
«Нона» осталась на такыре: тащить орудие дальше не было никакого смысла, и Черный решил «подарить» его Автоклаву, благо туда все равно придется возвращаться раненым – они и передадут. А вот оружие, оставшееся после Ромикиной банды, собрали все, какое смогли. Пришлось выкапывать трупы под склоном: нашли только троих, но зато один был с пулеметом и дисками. У тех первых, дозорных, что погибли под обвалом «навеса», оружия не было, но кислород караванщики, конечно, забрали. Позднее, когда дойдут до места гибели остальной части банды, попробуют и там найти что-нибудь полезное. Хотя шансы и невелики: уж больно хорошо там все горело.
Убитых – одиннадцать человек. Раненых – шестнадцать. Пятерым придется вернуться, Келли в том числе. Придется возвращаться еще и Кайлу. Нужно хотя бы троих провожатыми отослать. До Реки караван будет идти не спеша, успеют догнать.
Самого себя к раненым Черный не относит.
- Черный. Слышь?
Келли еле шелестит от слабости, но рот у него все равно не затыкается, а это уже само по себе хороший признак. Черный наклоняется к самому лицу парня.
- Ну?
- Знаешь… а ведь я… я думал, что сдохну.
«Не один ты так думал», - соглашается про себя Черный, но вслух говорит:
- В другой раз как-нибудь.
- Не-е, понимаешь, я… я вот как представил всю жизнь себе… а потом как услышал… я думал, это Она сказала.
В глазах Келли, в слабой улыбке – след того сверхъестественного, огромного понимания, которое случается с людьми при встрече со смертью или с большой любовью. Принять такое понимание нелегко, и проще сказать, что это Песчаная Дева обращается к смертному. Черный знает, какие слухи курсируют вокруг его способности чувствовать опасность. Сам он ничего особенного в этой способности не видит, но объяснять сейчас что-то раненому и обессиленному Келли глупо. Поэтому он говорит:
- Она не разговаривает, она делает.
- Да-а? А я-то подумал… что теперь как ты… слышу, – Келли пытается смеяться, но быстро затихает. Черный ободряюще улыбается, кивает Тихому и Ноки, они с готовностью подхватывают импровизированные носилки и спускают вниз, к подножию такыра. Келли – самый тяжелый из раненых, остальным немного легче: у двоих прострелены ноги, у одного плечо, ещё у одного раздроблена кисть. Последнее ранение жизни не угрожает, но кисть придется отнять.
Когда машины, товар и раненые спущены вниз, караванщики еще раз подымаются на такыр. Там Черный, облив кучу байков напалмом, поджигает смесь, и они несколько минут смотрят на чадящее медлительное пламя. Затем, не ожидая, когда начнут взрываться и гореть, сплавляясь в одну уродливую конструкцию, машины, спускаются вниз и, выстроившись колонной, неторопливо отправляются в путь.
Они выиграли эту битву. Это лишь первая их битва, далеко не последняя, но у них по-прежнему есть цель – дойти до конца пути, и у них по-прежнему есть желание – остаться свободными. Так что, наверное, они выиграют и следующую.
Почти перед самым трактом караван догоняют несколько байков. Разгонники, бронированный верх машины, гнезда для чанкеров, контейнеры с дополнительными батареями и напалмом выдают с головой их принадлежность – кочевники, пустынное отребье. Но Черный приветственно машет им рукой, и когда байкеры приближаются, один из них, остановившись и сняв шлем, говорит:
- Живи долго, Черный. Спешили, как могли, да смотрю, все равно опоздали.
- Нет, как раз вовремя.

 Отправлено: 21.02.11 23:53. Заголовок: Звук в ракушке мобил..

Звук в ракушке мобильника невнятный, постоянно возникают помехи. Сталлер морщится, вслушиваясь в неясное дребезжание, но не требует повторить. Закончив разговор, долго вертит в руке телефон, словно не зная, какое ему найти применение. В конце концов отключает, идет в туалет и выбрасывает мобильник в унитаз. В каком-то фильме он видел, как кто-то топил свои мобильники в аквариуме, и телефоны еще долго мерцали из-под воды невыключенными экранами. У него аквариума нет, придется использовать канализацию.
Собственно, телефон можно было просто выбросить или расколотить о стенку. Но к технике, даже самой простой и неприхотливой, Сталлер испытывает какой-то почти благоговейный трепет. Возможно, в этом виновата его рука.
Он садится за стол, закатывает рукав и смотрит на свою руку. Она у него искусственная, биопротез, и в принципе, специалистам не составило бы труда сделать протез неотличимым от обычной человеческой руки. Но Сталлер этого не хотел. Он не хотел забывать, как он потерял руку и зачем.
Значит, Ромик не сумел выполнить задание. Рано он напал или поздно – не суть важно. Черный жив и ведет караван дальше. Война началась.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

 Отправлено: 22.02.11 06:23. Заголовок: винни-пух , спасибо ..

винни-пух , спасибо большое, так приятно обнаружить все "в комплекте". Это дает надежду на скорое продолжение )

 Отправлено: 22.02.11 10:22. Заголовок: Я только недавно пер..

Я только недавно перечитывала Дорогу и ее продолжение на Вашем дневнике, а вчера зашла на страницу и пока все не прочитала остановиться не смогла и как и раньше очень сильные эмоции вызывает история этой любви пережившей боль, разлуку и герои, те которыми восхищаешься, такие... настоящие. Спасибо Вам, Винни и надеюсь вторая часть не заставит себя ждать.

 Отправлено: 22.02.11 15:19. Заголовок: винни-пух :sm47: С..

винни-пух
Спасибо, что выложила на форуме. Очень нравится.

 Отправлено: 22.02.11 23:13. Заголовок: Пожалуйста. Потому и..

Пожалуйста.
Потому и выложила, что вторую часть начала писать. Если все пойдет хорошо в апреле черновик уже будет.

 Отправлено: 23.02.11 03:29. Заголовок: винни-пух :sm19: С..

винни-пух
Спасибо! В том числе и за то, что выложила здесь.
винни-пух пишет:

цитата:

Если все пойдет хорошо в апреле черновик уже будет.

Держим кулаки!

 Отправлено: 23.02.11 11:39. Заголовок: Zainka пишет: Держи..

Zainka пишет:

цитата:

Держим кулаки!

Присоединяюсь. Очень жду продолжения.

 Отправлено: 15.03.11 18:00. Заголовок: Ура-урааааа!!!! Стра..

Ура-урааааа!!!! Страшно счастлива, что будет прода, а то я очень беспокоилась, не забросите ли вы этот цикл...

Вот представьте, я решила перечитать всё что есть, и аккурат на днях распечатала те части "Воздуха", которые у вас в дневнике. И вижу тут! И сразу вопрос возник... тексты различаются? Вы что-то редактировали для выкладки сюда? Если да - то придется заново всё печатать : )) но я это сделаю, очень уважаю ваше творчество и хочу его иметь в правильном варианте чтоб читать и перечитывать.

Удачи, счастья и здоровья!
Н.

 Отправлено: 31.03.11 02:22. Заголовок: Нет, текст совпадает..

Нет, текст совпадает. А вот с обещанием на апрель я ошиблась: слишком хорошо об себе подумала.