Отправлено: 27.08.10 19:45. Заголовок: Цикл "Пересечение параллелей", продолжение

Название: Время собирать камни
Автор: А.М.
Бета: Март
Персонажи: Рауль, Катце
Жанр: драма
Рейтинг: низкий
Статус: закончен
Дисклаймер: все персонажи принадлежат своим создателям
Предупреждение: АU, ООС, постканон. Небольшой эпизод, ситуация с точки зрения Рауля.

 Отправлено: 27.08.10 19:46. Заголовок: - Мне не нужны деньг..

- Мне не нужны деньги, Катце.
Рауль Эм постарался удобнее устроиться на диване гостиничного номера, в котором происходил разговор. Неужели вот это здесь называется классом «люкс»?
Освещение в отеле имело холодный розоватый оттенок, едва уловимый, но довольно неприятный. Больше всего Раулю хотелось выключить свет, пусть будут просто сумерки, пропущенные через имитирующее скопление кристаллов оконное стекло.
Впрочем, господин Эм вполне отдавал себе отчет, что не в духе и банально придирается к мелочам. Все вокруг казалось «не так» -- от состава и плотности атмосферы до стиля интерьера. Привычными и правильными оставались только рыжий прокуренный Катце, да еще сигарета с зажигалкой, которые господин Эм позаимствовал у него с намерением закурить; однако так и не закурил, и теперь вертел в пальцах, заставляя их выделывать немыслимые акробатические номера. Со стороны могло показаться, что красивый щеголь с модной стрижкой забавляется от скуки, или же фокусник-престидижитатор отрабатывает свое экзотическое мастерство. Сходство с последним усиливалось еще тем фактом, что длинные ровные пальцы, легко играющие сразу с двумя предметами, были обтянуты дорогой перчаткой цвета слоновой кости. Вторая рука в такой же перчатке безмятежно лежала на подлокотнике дивана.
Они с Катце сидели так, чтобы удобно было держать друг друга в поле зрения: блонди на основной части, его собеседник – на «аппендиксе» дивана, загибавшегося под углом чуть больше девяноста градусов. Решение добраться до этой планеты и сделать здесь остановку принял, ничтоже сумняшеся, рыжий. Рауль не возражал, им действительно требовалось поговорить спокойно, без спешки и не боясь помех. Для этой цели номер в отеле на заштатной планетке, где ни тому, ни другому на первый взгляд, ловить было нечего, подходил как нельзя лучше.
Разговор длился уже не первый час. Рыжий наконец-то рассказал, где оставил черноглазого светловолосого мальчика – все, что было в жизни у блонди последние четыре года. Или, если быть совсем точным, составляло его жизнь – не потому что Рауль стремился именно к этому; просто ничего другого ему не оставили, да и оставшееся пришлось вырывать зубами… как говорят монгрелы.
До сих пор тему Джейсона не поднимали, занятые вначале каждый своими делами и проблемами, потом – не имея возможности оказаться наедине во время путешествия.
Блонди слушал, стараясь по возможности составить себе максимально полную картину.
Планета, принадлежавшая крупной промышленной компании, приспособленная для производства натуральных продуктов и сырья – и то, и другое должно приносить немалый доход.
Небольшая ферма-пастбище, где оптимально используется сложный пересеченный ландшафт, и пытаться переделать который под другие цели было бы себе дороже.
Примитивное, с минимальным комфортом жилище – пожалуй, это даже плюс, ребенок научится постоянной собранности и наблюдательности, что очень трудно привить детям, обычно растущим в почти стерильных тепличных условиях.
Экология, удаленность от основных транспортных путей, малолюдность – тоже несомненные преимущества. Но вот сами хозяева, те, на чье попечение Катце оставил Джейсона…
Рыжий явно не стремился представить Раулю слишком подробный отчет, больше делая упор на то, что выбрал проверенное место и проверенных людей. В рассказе пару раз мелькнуло слово «друзья». Блонди мысленно отметил это про себя, и попытался вычислить, что могли бы представлять собой друзья такого человека, как Катце. Странного человека, как с точки зрения блонди – обитателя Эоса, так и для большинства тех людей, с кем Раулю приходилось иметь дело после побега с Амои. Он не научился понимать их в полной мере, но основные закономерности поведения усвоил – как и привычку просчитывать наиболее вероятные реакции на то или иное явление.
Однако на сей раз расчеты не имели смысла; не из чего было делать выводы, Катце не относился к числу тех, кто позволяет окружающим знать о себе слишком много. Впрочем, построение бесполезных гипотез заняло от силы несколько секунд, а затем блонди недвусмысленно потребовал:
- Я не понимаю, почему вы ведете себя со мной так, словно я ваш партнер-конкурент по сомнительным сделкам, которого не следует посвящать в свои секреты. Что вам мешает дать мне более полную информацию?
Рыжий даже в лице не изменился, лишь в глубине золотисто-карих глаз мелькнула и исчезла тень раздражения. Он включил имевшийся в номере портативный терминал, настроил почтовую программу и отправил какое-то сообщение – Рауль, который с дивана мог различить адрес, автоматически запомнил его.
- Не советую когда-нибудь пользоваться этим ящиком, не говоря уже о попытках связаться с адресатом, - не оборачиваясь, бросил Катце. Встав из-за терминала, он сделал заказ в номер – себе кофе, а Раулю чай, –после чего, немного порывшись в поисковиках, откопал виртуальные шахматы и вопросительно взглянул на блонди.
Следующие два с половиной часа они без особого энтузиазма обменивались ходами; Рауль почти без усилий выиграл все партии, отметив про себя, что имеет дело с неумелым или неопытным, но достаточно интересным противником. Во всяком случае, игра скрасила им ожидание и позволила не сидеть в напряженном молчании, словно два истукана.
Ответ на запрос Катце содержал короткую записку, которую тот попросил не читать, а также несколько видеофайлов.
Рауль постарался расслабить моментально напрягшиеся мышцы, когда перед глазами мелькнуло знакомое смуглое личико со светлыми бровями и непроницаемо темными глазами. Джей носился по незнакомой комнате с низким потолком, бегал за лохматым упитанным щенком вокруг массы цветастой ткани. Ткань при ближайшем рассмотрении оказалась пестрой длинной юбкой, когда ее обладательница, молодая, похожая на подростка женщина, передала камеру кому-то другому. Впрочем, блонди почти сразу смог разглядеть и второго человека. И буквально впился в него взглядом – слишком знакомый фенотип:
- Он с Амои.
- Разумеется, - кивнул Катце. – Тот, вместе с кем я покинул планету.
- Монгел.
- Я тоже монгрел. – Спокойный, ничего не выражающий голос. – Поэтому ценность и надежность любого другого монгрела могу определить гораздо точнее, чем вы.
- Что у него с конечностями?
- Профессиональные травмы – он лейтенант службы спасения. Кстати, очень неплохое продвижение по службе для Мирейта. Кроме того, сами знаете, от несчастных случаев не гарантирует даже самая совершенная система безопасности. В Эосе только на моей памяти два раза были проблемы с канализацией, и в лифте первые лица государства тоже застревали. Случись что на ферме, Джейсон будет первым, о ком позаботится этот человек.
- Вы не можете быть так уверены.
- Могу. Джейсон для него свой, а в Кересе считается позором бросать своих. Для жителей трущоб весь мир делится на своих и чужих, и первые тем ценнее, чем больше число вторых. Гай не агрессивен и хорошо социализирован, но некоторые вещи, усвоенные в подростковом возрасте, никуда не деваются.
Рауль запустил запись с начала, снова внимательно рассматривая хрупкую улыбчивую женщину, судя по всему, достаточно уравновешенную, и увечного монгрела по имени Гай. И снова чувствовал напряжение в мышцах плеч и шеи. Это не было ни ревностью, ни раздражением, только беспокойство: как несколько месяцев с этими людьми, в их доме, повлияют на Джейсона? Как это скажется на формировании его личности?
В Танагуре, если бы Юпитер дала добро, можно было бы создать блонди с личностными характеристиками, максимально приближенным к Ясоновым. Повторить внешность, наложить на базовый багаж информации и навыков, с которыми создается высшая элита, скан памяти Минка, пусть неполный, дополненный сведениями, полученными от ближайшего окружения.
Ребенок, с постэмбрионального периода развивающийся естественным путем, повторить Ясона не мог – личность сформируется иначе, под воздействием иных факторов, иных впечатлений, и с этим ничего невозможно сделать. Разумеется, Рауль знал и понимал это с самого начала. Так же, как понимал, что к созданию генетического двойника потерянного друга его подтолкнуло чистое безумие – иррациональное желание оставить в этом мире хоть что-то от Ясона, чтобы его жизнь не пропала совсем, не ушла полностью в небытие. Он допускал, что пожалеет впоследствии, но вызванная сбоем одержимость сделала свое дело.
Сожалений не было. Наоборот, оказалось достаточно интересным находить у совершенно по-другому воспринимаемого существа отголоски характера и привычек Ясона; все эти маленькие, неожиданно возникавшие напоминания вызывали странное удовлетворение, которому Рауль пока затруднялся дать имя.
Однако теплое чувство привязанности не могло заглушить в нем исследователя: Эм никогда не понял бы тех, кто считает, что использовать своих близких как объекты для изучения неэтично. С какой стати, если это не приносит «объекту» ни малейшего вреда?
В результате наблюдений за Джейсоном Рауль пришел к выводу, что некоторые проблемы Ясона были заложены в нем генетически, изначально – причем те, о которых Эм прежде ничего подобного и предположить не мог. Няни, принимаемые им на работу по лучшим рекомендациям, почти все оказывались энергичными, с живым характером хохотушками – видимо, на Оксте это ценилось. Джейсон очень тянулся к таким – даже излишне, на взгляд Рауля. Мальчик словно заражался их поведением, отражал, как маленькое зеркало, выражение лица возившихся с ним женщин, смеялся в ответ на их смех. Все это беспокоило блонди, он привык видеть юную элиту намного более сдержанной, и такое поведение казалось ему ненормальным. Не говоря уже о том, что Джей едва замечал его, постоянно требуя общества очередной няни. В итоге Рауль нашел Анну Вайсман, уравновешенную, с хорошим вкусом и манерами, но достаточно внимательно реагировавшую на настроение мальчика, и немного успокоился, видя, что эмоции Джейсона стали более мягкими, с оттенком какого-то ленивого обаяния. Тогда же он поставил диагноз покойному другу: эмоциональная зависимость как результат продолжительного эмоционального голодания. Получалось, что Ясон, неспособный генерировать собственные эмоции, питался чужими – недаром же он проводил с Рики все время, сколько мог себе позволить. А до этого, возможно, подпитывался за счет самого Рауля, нарочно выводя его из равновесия язвительными «шпильками» и с явным удовольствием выслушивая ответные, не менее ядовитые выпады.
В свое время Эм предполагал у друга неожиданно развившуюся гиперсексуальность, потом феромонную зависимость, но оба эти объяснения показались ему, мягко говоря, недостаточными в тот год, когда Ясон собственной тенью бродил по Эосу, отпустив монгрела на свободу и едва замечая окружающих. Рауль предлагал ему создать пэта, повторяющего внешность Рики, его поведенческую модель и все остальное, фактически клона. Затратно, конечно, но ради того, чтобы вернуть Минка в нормальное состояние, можно было и потратиться. Однако ответом ему было лишь рассеянно-равнодушное, словно Ясон лишь случайно услышал его:
- Рики – это Рики, Рауль. Его нельзя сымитировать...
Вот и тебя нельзя сымитировать, Ясон.
В конце концов, так, имея рядом маленькую частицу Минка, самостоятельную и неповторимую, гораздо лучше, чем видеть перед собой его почти полного двойника, но при этом каждый день запинаться за какие-то мелочи в поведении, в реакциях, пытаясь избавиться от досадного внутреннего голоса: «Ты не тот Ясон»…
Рауль задумчиво смотрел на рыжего, пока тот подчищал все возможные следы открытых страниц и файлов и выключал терминал. Больше всего информации о человеке дает выражение лица. Но тот, кто смотрит в глаза собеседнику, сам доставляет ему немало сведений – в первую очередь, выдавая свой интерес. Чтобы взгляд в лицо казался случайным и незаинтересованным, он не должен быть слишком долгим. Блонди опустил глаза и теперь рассматривал руки Катце – белые, с длинными нервными пальцами, розовые кончики которых никотин окрасил в экзотический оттенок. Равнодушные случайные прикосновения этих рук, когда Катце пришлось ухаживать за ним после взрыва, странным образом удержали блонди от сбоя, который люди называют отчаянием, их прикосновения стали своеобразным сигналом о связи с миром, о том, что не все еще потеряно, пока этот человек, холодный, расчетливый и замкнутый, выхаживает его без какой-либо выгоды для себя, без всякой рациональной причины.
Впрочем, Катце ведь вполне определенно дал понять, что считает Рауля необходимым для Джейсона, а о мальчике он заботится вполне искренне. То, что причина оказалась вполне объяснимой и логичной, одновременно и успокоило Рауля, и разочаровало его. Успокоило – потому что сообщало характеру Катце определенную предсказуемость. При сложившемся положении такая предсказуемость была кстати. Но - разочаровывала... Приходилось признать, что ему элементарно хочется внимания; не хватает тех едва уловимых насмешливых ноток, что звучали в словах Ясона, когда он произносил: «Неважно выглядишь, Рауль. Чего на этот раз недостает в твоих лабораториях?» Или хотя бы безжизненного голоса Юпитер: «Сын мой…»
Разумеется, его замечали: трудно не заметить ожившее двухметровое изваяние с классическими пропорциями и сквозящей в каждом жесте самоуверенностью. Но какие бы чувства он не вызывал у окружающих – восхищение, зависть, вожделение или острое любопытство – за этим вниманием всегда стояло одно и то же – отторжение, своего рода клеймо: ты не такой. Кто-то пытался это скрывать, ближайшие коллеги по работе старались проявлять корректность и дружелюбие, но их истинное отношение все равно то и дело давало о себе знать. До сих пор лишь один человек реагировал на него несколько иначе: последняя няня Джейсона, госпожа Вайсман. Сперва она поглядывала на Рауля с плохо скрываемой настороженностью, но постепенно изменила напряжение на какое-то грустное понимание в больших печальных глазах, почти таких же темных, как у Джейсона. Под этим взглядом Рауль чувствовал себя странно, словно она могла знать, кто он и откуда. Однажды блонди даже спросил у женщины прямо, что означает выражение, с которым она смотрит на него. Но вместо такого же прямого ответа услышал что-то непонятное и маловразумительное, удивившее его тем более, что Рауль привык считать ее разумным адекватным человеком, умеющим четко выражать свои мысли:
- Простите, господин Оливье, такого больше не повторится, обещаю. Я понимаю, такому сильному, привыкшему самостоятельно решать проблемы мужчине, как вы, это неприятно, но у меня и в мыслях не было задеть вас. Хотя я действительно не должна была относиться к вам подобным образом, вы правы. Простите.
Поставленный в тупик, Эм больше не пытался спрашивать, сделав для себя вывод, что любой другой на его месте легко идентифицировал бы загадочное выражение и, скорее всего, был бы уязвлен. Но Рауль даже не представлял, что это может быть. Никогда прежде на него не смотрели с жалостью.
На фоне всего этого выражение янтарных глаз Катце было как глоток свежего воздуха. Рыжий воспринимал Эма вполне органично, не как что-то, из ряда вон выходящее. Для него Рауль был просто существом другого вида, совершенно нормальным, соответствующим своему происхождению и месту под солнцем. И хотя взгляд Катце был словно через пропасть, эта пропасть была знакомая и привычная – то, что разделяло монгрела и высшую элиту на Амои. Кроме того, у Рауля вызывало чувство, близкое к благодарности, полное отсутствие фурнитурского почтения в этих глазах. Тех, для кого он был бы объектом служения и поклонения, блонди и теперь мог найти сколько угодно. В свой дом на Оксте принимать таких он отказывался сразу, успев узнать по опыту, во что это может перерасти у физически полноценной женщины. А вот лаборантку на работе, высокую молчаливую девушку, на чьем лице неизменно читал преклонение, смешанное с застывшей безнадежностью, уволить возможности не представлялось. Впрочем, она как раз не доставляла Раулю никакого беспокойства, ее поведение было поведением идеального фурнитура, напоминало его настолько, что однажды Рауль даже сыронизировал, просто для себя, сказав, что ей должен пойти сиреневый цвет. Через две недели девушка появилась на работе в аккуратном серо-лиловом костюме, видимо, набравшись решимости отказаться от обычных для себя невразумительных «природных» оттенков. Надо сказать, лаборантке действительно шло, коллеги по работе стали обращать на нее внимание. Но она не смотрела ни на кого.
Зато в манерах Катце не осталось абсолютно ничего фурнитурского, и Рауль понимал, что скорее всего, они были изжиты целенаправленно: на черном рынке нет места бессловесной покорности. Теперь уже манера, в которой рыжий после появления своего эксцентричного шрама общался с ним в Эосе и в последний раз в Гардиан, казалась Раулю лишь хорошей игрой на фоне нынешней, настоящей.
Бесцеремонность Катце в конечном итоге оказалась только кстати. С первых минут встречи тогда, на трассе, блонди, несмотря на экстраординарные обстоятельства и собственное состояние, отдавал себе отчет, что хозяином положения является рыжий, сам же он мало что может сделать: за время, прошедшее с его побега из Танагуры, Рауль очень хорошо усвоил некоторые вещи, поскольку с самого начала ставил себе целью «слиться с толпой». И то, что Катце ни разу не пытался ни подчеркнуть, ни затушевать существующее положение веще, изначально внесло в их отношения предельную ясность и открытость, избавив от необходимости играть. Рауль никогда не любил подобных игр, и теперь, с неожиданно сильными болями в отсутствующем куске спины и горящими, обожженными взрывом внутренностями, они были бы для него напряжны вдвойне.
Болезненное состояние привело к тому, что блонди излишне расслабился, позволив себе откровенность с Катце. Однако по встрече в Гардиан он помнил рыжего как понятливого, умеющего предельно ясно и четко выражать свои мысли собеседника – удовольствие, которое нечасто выпадало Раулю даже на Амои. К тому же присутствие равнодушного и отстраненного Катце каким-то образом успокаивало, хотя, казалось бы, что в нем, не первой свежести бывшем фурнитуре, безжалостном короле черного рынка и уставшем от жизни цинике, может вызывать такую реакцию? Возможно, со временем удастся выяснить природу этого явления.
Сейчас не до того.
Ситуация требовала решения более насущных вопросов, а с собственными внутренними нестыковками можно разобраться позже.
- С Джейсоном пока ясно. Надеюсь, Катце, что ваши знакомые заслуживают доверия, которое вы им оказываете. Что вы намерены делать дальше?
- Заново налаживать бизнес, - его визави пожал плечами. - Никаких особых планов у меня нет, времени приглядываться по прибытии на каждую подходящую планету тоже нет. Если уж дело не пойдет совсем, придется искать другое место, но это в любом случае не слишком быстрый процесс… Вы уже решили, чем собираетесь заняться?
- Подстраиваться под обстоятельства, искать новый источник средств к существованию. И поддерживать связь с вами, раз нам приходится делить ответственность за судьбу Джейсона. Проще всего это организовать, проживая на одной планете, так что последую за вами и уже на месте буду смотреть, к чему приложить силы и способности. Я уже говорил вам: чем меньше мотивов и смысла в выборе места жительства, тем труднее аналитикам из амойской разведки будет напасть на след Джейсона.
В глазах Катце мелькнула и погасла некая искра, словно пришла в голову мысль, которая тут же была отброшена за неприемлемостью. Впрочем, может быть, он просто подумал, что это достаточно неожиданно и нелепо – блонди, послушно следующий за бывшим фурнитуром.
- Не думаю, что эта планета хуже любой другой, - сказал рыжий. - Если меня ищут, то поиск наверняка будет ориентирован на более удаленные от Оксты сектора галактики. К тому же можно создать видимость, что меня здесь нет, я появлюсь и начну обустраиваться через пару месяцев, а пока соберу нужную информацию. Вы ведь хотели осваивать новую специальность? Вот и выбирайте, а заодно изучайте местные условия. Не высовываясь, желательно, посредством Сети.
- Если я начну зарабатывать средства на жизнь, используя Сеть, то окажусь практически на виду, меня легко можно будет обнаружить с помощью поисковых систем – у элиты достаточно приметный «почерк».
Глядя на него почти оценивающе, Катце погонял сигарету из одного угла рта в другой.
- Господин Эм… на Мирейте, где я оставил Джейсона, у меня существует договор с хорошим детективным агентством о своего рода регулярном сканировании пространства вокруг мальчика – кто проявлял интерес, какие посторонние люди появлялись поблизости, не пытались ли установить скрытое видеонаблюдение или жучки, или вирус-разведчик в хозяйский терминал. Нечто подобное желательно организовать и здесь -- убедиться, что за нами нет «хвоста». Вряд ли вы станете возражать против этого.
- Не стану, - согласился Рауль.
- Но для того, чтобы удобнее было это сделать, не подвергая вас лишнему риску, лучше, если ваше существование несколько месяцев будет больше номинальным, чем физическим. Посидите дома, проще говоря. Насколько я знаю, клаустрофобии у элиты не бывает.
Рауль лишь полувопросительно приподнял бровь: с чего это Катце заговорил про клаустрофобию? Предвидит возражения?
Не дождавшись никакого ответа, рыжий продолжал:
- Финансовая сторона не проблема. – Он неторопливо выпустил дым – как показалось Раулю, с видом человека, принявшим окончательное решение за них обоих.
Мощная ассоциативная память блонди тут же подсказала аналогию: Ясон, ставящий точку в заседании Синдиката. На какие-то секунды возобладал инстинкт исследователя, отодвинув в сторону все остальное, стало любопытно: перенял он эту ненавязчивую властную манеру еще при жизни Минка, или же это смерть хозяина повернула его подсознание на то, что теперь вся ответственность легла на него одного, вынуждая занять место лидера. В свое время Ясон отзывался об этом человеке как об идеальном исполнителе и руководителе среднего звена, но, видимо, недооценил способностей Катце.
От теории к практике Эма вернуло окончание фразы:
- Выбирайте для себя любой район, подходящий дом, терминал и остальную технику – все будет оплачено.
Перспектива не вызвала у Рауля восторга. Сразу вспомнились одинокие вечера, которые он едва мог переносить после гибели Ясона: задерживался до упора в лаборатории, пока там можно было найти хоть какое-то занятие; торчал на суаре, ставших навязчивой данью этикету, кажется, еще в первый год его сознательного существования. И все для того, чтобы не слышать беззвучных шагов одиночества в своих просторных эосских апартаментах.
Однако сказать об этом сидящему напротив человеку с холодным, почти презрительным взглядом экзотических янтарных глаз, он не мог.
Катце считает, что есть причины презирать его? Во всяком случае, не за неспособность к профессиональной конспирации – это все равно, как если бы блонди стал презирать его за неосведомленность в тонкостях биотехнологий. Каждому свое. К тому же Катце небезразличен факт существования Джейсона, а с отслеживанием причинно-следственных связей у рыжего все в порядке, так что он понимает, кому и чем обязан. Впрочем, такое выражение лица может быть просто удобной маской.
Рауль пару секунд смотрел на него, на эту странную неправильную красоту, которая с каждым мгновением словно открывалась зрителю новой гранью, как открывались блонди все новые и новые стороны его личности. Хотелось иметь его рядом с собой, Эм нуждался во многом из того, что было у Катце: в его адекватной логике, рациональности, сдержанности… и просто в общении с умным, способным понять его собеседником. Ему нужна эта неизвестно чем успокаивающая холодность и неординарная, но одновременно привычная уже внешность…
А Ясону был нужен Рики.
Не стоит идти по его пути и наживать себе привязанность к монгрелу, который, к тому же, совсем не жаждет его общества. Если судить по опыту Минка, такое отторжение, сопротивление способно вызвать еще большую зависимость, а Раулю и небольшая ни к чему.
Лучше сразу отсечь все возможности ненужных контактов и лишних напоминаний, свести их к минимуму. И в какой-то мере усложнить себе задачу, заставив все остальное отодвинуться на второй план.
Тогда и прозвучала та самая фраза:
- Мне не нужны деньги, Катце. Не нужно, чтобы вы за меня платили.
На первый взгляд глупо. Но так будет проще, намного.
- Что вы имеете в виду, господин Эм? – ровный бесстрастный голос бывшего фурнитура заставил блонди внимательней взглянуть на него.
- Я не нуждаюсь в том, чтобы вы оплачивали мои расходы, Катце. Я вполне в состоянии обеспечить себя сам. Все, что действительно требуется – это документы; хотелось бы верить, что вы предоставили мне достаточно надежные. Остальное не так сложно. Элита изначально создавалась со способностью адаптироваться к любым неблагоприятным условиям, если возникнет необходимость.
Довольно долго – секунд десять – они смотрели друг на друга в упор.
- Это бессмысленный и нерациональный вариант, господин Эм, выражаясь вашим же языком. К чему такие сложности, если можно… - Рыжий умолк на полуслове: Рауль видел, что он, несмотря на спокойный и уверенный вид, внутренне напрягся, постарался спрятать все чувства и эмоции еще дальше, словно устрица, плотнее сжимающая створки раковины. Он вообще отлично держался; за четыре с лишним года, прожитых блонди в тривиальном обывательском социуме, ему нечасто встречалось такое почти безупречное для человека самообладание, и он научился уважать тех, у кого оно было. Но видеть сейчас непроницаемую отстраненность рыжего оказалось неприятно. Невольно пришли на память те моменты, когда Катце приносил ему, почти беспомощному, питье и сидел возле дивана, чтобы потом сразу забрать стакан. В эти минуты он, как правило, был занят собственными мыслями, рассеяно глядя в пространство, зато расслаблялся, и тогда Рауль почти физически ощущал теплые волны, исходящие от него. Если бы блонди умел мыслить обычными человеческими категориями, то наверняка задался бы вопросом, откуда это у одинокого кастрата, сознательно выбравшего для себя весьма специфический и замкнутый образ жизни. Но Рауль не был человеком, не привык к подобным сопоставлениям, поэтому просто удивлялся, что получает определенное удовольствие от присутствия рядом этого человека – когда он такой.
Определенно, он принял правильное решение, отказываясь от помощи Катце во всем, в чем можно было от нее отказаться.
- Хорошо, чего вы хотите, в таком случае? – почти резко спросил Катце; лед в голосе снова напомнил Эму манеру Ясона. Но если у Минка, на взгляд Рауля, она не представляла ничего особенного, то у рыжего казалась достаточно притягательной.
Возникло желание пробиться через эту ледяную броню – заодно и узнать, насколько она прочна. Но в голосе блонди, вопреки пристальному взгляду, способному расплавить и металл, прозвучал едва заметный отголосок задумчивости, когда он произнес без всяких предисловий и обиняков:
- Вам известно, Катце, что именно вы явились первопричиной падения и гибели Ясона Минка?
Нет, челюсть рыжий не уронил: челюсть, благодаря отличной фурнитурской выучке и многолетнему общению с элитой, была хорошо натренирована сохранять исходное положение еще и не в таких передрягах. Зато самым предательским образом полезли из орбит золотисто-карие глаза, лишив хозяина шансов сохранить непроницаемое выражение. Впрочем, он достаточно быстро совладал со своим изумлением и изобразил на лице выражение внимательного слушателя. Однако прищур янтарных глаз ясно говорил Раулю: «Ничего хорошего я от этого разговора не жду. Но послушаю, что ты мне еще преподнесешь, и каким углом тут нежелание взять у меня деньги, учитывая, что это было бы для тебя выгодно».
Рауль не стал долго держать его в неведении:
- Именно вы, Катце, своей неумной и неоправданно рискованной выходкой со взломом тайных баз Танагуры спровоцировали у Минка состояние, в результате развития которого стали возможны отношения Ясона и его монгрела.
Взгляд Катце буквально впился в лицо Рауля, словно это могло помочь уловить связь между взломом файлов и той ролью, которую в жизни Минка сыграл Рики.
- Видите ли, - голос блонди звучал ровно и бесстрастно, - в геноме элиты изначально заложены преданность и даже своего рода преклонение перед Юпитер, это ведь довольно несложно, учитывая уже имеющуюся в человеческом архетипе тягу к высшему и непостижимому, к сверхэнергиям, а также способность людей к зависимости в отношении носителей даже небольшой доли вышеназванных качеств. У элиты же эта склонность усилена искусственно и почти с рождения поддерживается воспитанием, регулярным акцентированием на том, что Юпитер любит своих детей и всячески заботится об их благе. - На лице Эма промелькнуло нечто, что можно было идентифицировать как горькую усмешку с изрядной долей цинизма. В конце концов, у Юпитер не может быть к нему претензий: утверждая создание экземпляра «блонди Рауль Эм», она прекрасно знала, что будущий генетик изначально наделен способностью видеть недостатки и погрешности всех и вся, включая мать всея Амои.
- Хорошо вас зомбируют, - заметил Катце сквозь сигарету.
- Что вы хотите, - снова усмехнулся блонди, - элите, с ее интеллектуальным потенциалом, огромной энергией и запасом жизнеспособности, просто необходим такой сдерживающий фактор, как фиксация на высшем, иначе – война амбиций с летальным исходом для всей системы Глан…
На секунду, словно передышка, повисла тишина.
- Думаю, вы понимаете, что на Ясона не могло не произвести впечатления, когда какой-то мальчишка-фурнитур от скуки, забавы ради обокрал его бога, считавшегося неуязвимым, не допускающим возможности ошибки. Развенчание кумира – достаточно сильный ментальный и психологический удар, нарушающий равновесие личности. Выпадение важного элемента восприятия окружающего мира. Естественно, психика Ясона тут же начала иск ...

 Отправлено: 27.08.10 19:46. Заголовок: - Мне не нужны деньг..

... ать компенсации – и нашла… в лице его чумазого сокровища. Так что никакой ошибки в геноме, как видите, никакого загадочного сбоя – все закономерно. Хотя мне трудно определить, что нашел Ясон в этом монгреле такого, что оказалось для него важнее и привлекательнее близкого к совершенству интеллекта Юпитер – трудно уже потому, что для элиты непривычно оперировать определенными группами категорий…
Раулю захотелось хоть на мгновенье прикрыть глаза, абстрагироваться от ситуации, сбросить напряжение, сдавившее легкие – в этот момент он не просто понимал чувства Ясона, он словно пропускал их через себя: попытка найти точку опоры в мире, где все не совершенно и не подвластно прогнозам… Однако он продолжал:
- Не знаю, известно ли вам, что спасая вашу беспутную фурнитурскую голову, Ясон сумел скрыть реальный размах вторжения в секретные базы. Излишне быстро отправил на утилизацию оникса-эсбэшника, единственного свидетеля взлома. Не говоря уже о том, что новый кандидат на это место у него был готов заранее. Мне он рассказал обо всем примерно за год до своей гибели, просто из желания эпатировать. Теперь поздно гадать, что было бы, узнай я об этом раньше. Может быть, смог бы понять его состояние и помочь ему. Мне по некоторым причинам было намного легче пережить это открытие. В том числе, потому, что в отличие от Ясона я не был непосредственным свидетелем. На него этот случай наложил гораздо больший отпечаток, чем на стороннего слушателя, узнавшего обо всем уже в прошедшем времени. А ведь он действительно был лучшим из лучших… Что бы ни говорили про элиту, мы – не машины, несмотря ни на что, наше восприятие гораздо ближе к человеческому, чем к искусственному разуму. Но, суть не в этом, а в том, что даже такой совершенный интеллект, каким обладал Ясон, не всегда способен на уровне сознания избавиться от нежелательных впечатлений и ощущений, упорядочить свою функциональность.
- Ну да, - криво усмехнулся Катце, - иначе зачем бы вам требовалась нейрокоррекция? Не понимаю только, для чего вы говорите мне все это. Считаете, что я у вас в долгу за падение Ясона? Не желаете иметь дела с тем, кто, по вашему мнению, довел его до гибели? Хотите меня наказать?
- Вы сами себе наказание, Катце. Нет, я даже не пытаюсь вас обвинять – людям свойственны иррациональные поступки, к тому же вы были неопытным мальчишкой. Нет, мне просто хотелось, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок, это исключит многие недоразумения и конфликты в будущем.
Катце молчал, явно ожидая, что за этим последует.
Блонди спокойным точным движением потянулся за своим саквояжем, удостоверился, что все его немногочисленные пожитки находятся внутри, надел плащ и шагнул к выходу.
- Всего доброго, Катце.
Да, так лучше всего. До того, чтобы примитивно шантажировать Катце психологическим комфортом Джейсона, он опускаться не станет. Как и до дешевых манипуляций, которые хотя и работают в силу некоторых причин, но о сути которых любой мало-мальски умный человек все равно догадается без труда. Ему будет, чем заняться и о чем подумать в ближайшие полгода и помимо рыжего экс-фурнитура, еще одного сбоя он себе позволить не может, а значит, справится. Он бы и после смерти Ясона справился, если бы ему не перекрыли кислород, запретив все более-менее творческие лабораторные проекты, окружив рутиной, содержавшей слишком мало смысла и движения. Впрочем, никаких сожалений от того, что сложилось именно так, а не иначе, Рауль не испытывал. Джейсона было вполне достаточно, чтобы не жалеть о потере статуса и положения на Амои.
- Господин Эм!
Рауль обернулся.
В золотисто-карих глазах Катце – усталость и понимание. Что он мог понять, интересно? Или это всего лишь игра монгрельского воображения? Но человек, который слишком доверяет своему воображению, вряд ли смог бы заслужить доверие Ясона…
– Давайте я закажу вам ужин, и ложитесь спать. А завтра с утра в первую очередь займусь поиском квартиры, которая устроила бы нас обоих.
Рауль подумал, что, скорее всего, именно таким тоном рыжий раздавал указания своим подручным по черному рынку. Однако!
Впрочем, в любом случае не стоит придавать слишком большого значения месту этого человека в своей жизни. Он всего лишь физически ущербный (что не могло не сказаться на его характере) теневой делец, образ жизни которого не предполагает ни общительности, ни сентиментальности, ни слабостей. Единственным отступлением от этого правила для Катце был Ясон, свою преданность которому рыжий перенес теперь на Джейсона. Хотя был ведь еще монгрел, Рики. Судя по тому давнему разговору в Гардиан, он тоже что-то значил для рыжего. Следует подробнее расспросить его об этом мальчишке, благо, теперь возможностей будет достаточно. Рауль искал причину случившегося с Ясоном в первую очередь в характере самого Ясона, хотя и не забывал, что механизм сбоя привели в действие внешние факторы, Рики, в первую очередь. Он немного продвинулся в понимании трагедии, оказавшей влияние и на его собственную жизнь, но этого мало. Возможно, Катце сможет пролить свет на какие-то моменты, о которых он прежде не знал, и потому не учел. Еще один довод в пользу присутствия рядом этого человека.
Никто не тянул тебя за язык, Катце, не принуждал, не просил. Ты сам принял решение, а это в принципе меняет расстановку сил.
Блонди легко кивнул застывшему в ожидании рыжему, словно ничего не произошло; перчатки птичками полетели на журнальный столик в углу, и Рауль привычно-элегантным жестом бросил на спинку стула свой плащ.

Конец

 Отправлено: 27.08.10 23:52. Заголовок: Как так - "Конец..

Как так - "Конец"?
Это больше похоже на начало!

 Отправлено: 29.08.10 07:01. Заголовок: Zainka, конец этой с..

Zainka, конец этой стказки. А есть еще и другие - про старого серого ос... ))))

 Отправлено: 29.08.10 14:17. Заголовок: А.М. :sm47: Мне оч..

А.М.
Мне очень интересно читать вас читать.
Надеюсь, что "сказки" будут продолжаться.

 Отправлено: 29.08.10 21:46. Заголовок: Конвалия, спасибо, о..

Конвалия, спасибо, очень приятно это слышать
Попробуем продолжить )

 Отправлено: 29.08.10 21:51. Заголовок: Название: Конец рома..

Название: Конец романа
Автор: А.М.
Бета: Март
Персонажи: Рауль, Катце, ОП
Пейринг: какой разглядите
Жанр: недороманс, немного агнста и хорошо замаскировавшийся стеб, имхо
Рейтинг: низкий
Дисклаймер: все персонажи принадлежат своим создателям
Предупреждение: АU, ООС, постканон. Еще одна интерлюдия, не имеющая прямого отношения к основной сюжетной линии.

 Отправлено: 29.08.10 21:52. Заголовок: - Сволочь. Катце пр..

- Сволочь.
Катце прикрыл глаза и в бессильной тоске толкнулся затылком о высокую спинку кресла:
– Сволочь.
Это все, что он мог себе позволить. На большее у него права не было.
Нет, рыжий с самого начала прекрасно понимал, что совместная жизнь с блонди – не сахар и не фунт изюму. И не стоило останавливать Рауля тогда в гостинице, когда он хотел уйти. Но – остановил. Потому, наверное, что та капризная детская выходка господина Эма не была даже попыткой манипуляции: Катце понимал, что он не блефует и не давит на чувства, просто поставил себе цель получить все или ничего, четко и ясно. Сожалеть о принятом решении не имело смысла, как и вообще о том, чего нельзя было изменить; однако внутри все протестовало от одной мысли, что теперь уже придется постоянно делить с Эмом личное пространство и, как следствие, не только его.
Что такое Рауль, он неплохо представлял себе еще в то время, когда был фурнитуром у Минка: о въедливости и занудстве главного нейрокорректора по Эосу ходили легенды, или, если быть точным, анекдоты. Правда, фурнитуры господина Эма не выглядели ни затерроризированными, ни замученными жизнью, как кое у кого из верхушки Синдиката, не говоря уж о том, что смешки за спиной кроме него мало кто спустил бы: далеко не все элитники были столь же равнодушны к тому, что говорят о них фурнитуры.
Но дело было даже не в том, насколько лучше или хуже этот блонди в сравнении со своими собратьями, проблема заключалась в самом факте, что он блонди. Один из тех равнодушных полубогов, чаще всего совершенно непредсказуемых, не способных ни на сочувствие, ни на благодарность, на которых Катце достаточно насмотрелся, прежде чем покинул Эос. Да, они не могли не вызывать восхищения, граничащего с трепетом, у простых смертных. Но у товарищей Катце по фурнитурскому счастью верность своему долгу и гордость за свое положение при высшей элите всегда имели примесь горечи и какой-то фатальной усталости. А может – затаенной безнадежности. Само присутствие рядом с блистательными блонди очень давило на психику, и Катце не зря считал себя счастливчиком в том смысле, что его собственная искренняя преданность Ясону, граничащая со слепым преклонением, была скорее сродни воодушевлению, вдохновению… Вот так и за тайнами Танагуры вдохновился полезть, судя по всему. Хотя и Ясон давил, конечно, – еще как! По сравнению с ним присутствие Рауля переносить было в какой-то мере даже легче.
Однако Катце не обольщался и не сомневался, что в случае, если господин генетик сочтет необходимым, то легко переступит через него, использует в собственных целях, не считаясь ни с чувствами, ни с желаниями рыжего, вплоть до того, чтобы глазом не моргнув, уничтожить его. Кроме того, зная в общем и целом характер элиты, Катце предвидел, что Рауль постоянно будет давить своей прирожденной властностью, требовать внимания к своей персоне и к своим насущным и неотложным, по его мнению, нуждам, которые в разы превышают нужды нормального человека как количественно, так и качественно: дети Юпитер деятельны, как средних размеров сталелитейный завод, они привыкли, чтобы всем необходимым для работы их обеспечивали регулярно, заблаговременно и по высшему классу. Впрочем, рыжему-то как раз было не привыкать. Тот, кто прежде снабжал труднодоступными на Амои материалами весь Эос и часть Танагуры, вполне мог удовлетворить любые потребности единственного персонального биотехнолога. На фоне всего вышеперечисленного финансовая сторона беспокоила Катце в последнюю очередь, он в любом случае намеревался обеспечить Рауля настолько, насколько тот только пожелает, пусть хоть ест и пьет на золоте и требует для своих исследований алмазные пробирки – ради Джейсона, который считал блонди своим отцом.
Но жить вместе!... Катце так и не смог толком понять, на кой он сдался Эму и для чего тот так хотел всегда иметь его рядом. Нет, то, что касалось потребности поставить в своей жизни кого-то на место утратившей значение Юпитер, он все уразумел. Непонятно было, почему именно он – бывший фурнитур, теневой делец, разукрашенный благоприобретенными физическими недостатками и дурными привычками так, что пробы ставить негде. Катце забыл или не усвоил, что в ценностной системе Рауля существовало только одно понятие – «личность», других не предусматривалось. Очень хотелось спросить, но не рискнул.
Рыжий подумал, что будь на месте Эма Ясон, он бы еще стерпел: Минк безраздельно владел им и охотно демонстрировал эту власть – просто так, ради собственного удовольствия, однако никогда не покушался на вмешательство в личную жизнь Катце – не указывал, где и как жить, чем питаться, что делать в часы досуга. Впрочем, Ясон никогда и не интересовался, имеются ли часы досуга вообще. Рауль же без обиняков претендовал именно на личную жизнь Катце, поскольку личное пространство в основном и составляет эту жизнь, в которую рыжий абсолютно не жаждал кого-либо впускать. «Мой дом – моя крепость» – и на кой ему, чтобы эта крепость оказалась захваченной каким-то блонди, который начнет наводить там свои порядки? Одни только взгляды, которые Рауль бросает на каждую новую раскуренную Катце сигарету, чего стоят!...
Пришлось лишь вздохнуть и смириться с тем, что выбора ему не оставили – в конце концов, за столько лет собственной жизни можно было привыкнуть, что выбирать, видимо, вообще не суждено.
Однако на деле все обернулось так, как Катце не мог предположить даже в самом абсурдном бреду.
Промаявшись в гостинице бездельем еще несколько дней после того памятного разговора, Рауль получил в полное свое распоряжение дом с готовой к подключению системой безопасности, личный счет с увесистой суммой и полную свободу действий. Весь вид Катце при этом говорил: делай все, что тебе заблагорассудится, только не трогай меня. Однако он ничуть не сомневался, что теперь начнется – «Катце, надо сделать то-то, Катце, мне требуется вот это, Катце, ты должен…». Ага, он всегда был должен, исключение составляли только последние четыре года, но приспособившись-таки жить без долгов, он больше не хотел возвращаться к прошлому; прошлое умерло вместе с Ясоном.
Рауль в самом деле потребовал – полдюжины андроидов с программным обеспечением, необходимым для работ по ремонту дома – небольшого коттеджа с четырьмя относительно просторными комнатами внизу и двумя поменьше в мансарде. И все. И не потребовал даже, попросил. Дальше все делал сам, позволив Катце с головой уйти в собственные заботы и относительно спокойно обживать ту нишу, которая необходима рыжему для привычной незаконной деятельности. Не дергал, не грузил, вообще практически не трогал, существовал почти что в параллельном пространстве. Нет, он конечно обращался время от времени с вопросами: устроит ли Катце меню, которое он составил для кухонного агрегарата из расчета на два месяца, или температура +19 в доме. Да, еще принес на утверждение эскиз оформления спальни, куда рыжий затащил для себя первые попавшиеся кровать с тумбочкой, платяной шкаф и терминал, при виде которого у людей, понимающих в таких вещах, перехватило бы дух от восторга – эта комната действительно нуждалась в ремонте. Рыжему понравился цвет стен, неуловимыми волнами переходящий снизу вверх от темно-серого к серо-зеленому и опять к серому, но уже более светлому. Позже он узнал, что это была первая дизайнерская разработка в жизни Эма. Если не считать пэтских фенотипов, конечно…

Катце в который раз полез в биржевые сводки, нимало не изменившиеся за последние полчаса. Почему работы нет именно тогда, когда она нужна? Он потянулся за лежащей рядом пачкой, рассеяно глянул на свои пальцы, выуживающие из нее сигарету, равномерным движением рассеянного зомби затолкнул назад, и смяв дорогую упаковку вместе с содержимым, отшвырнул в угол. Какой смысл? В столе есть уже начавший покрываться пылью запас нормальных, крепких, таких, как он любил, ему совершенно ни к чему этот навороченный эрзац «с пониженным содержанием». Страшно не хотелось возвращаться рано – в пустой дом. Предположительно пустой…

В первые же недели совместного существования, поймав себя на том, что срабатывают давно, казалось бы, позабытые фурнитурские рефлексы – он непроизвольно старается быть незаметным в собственном доме, постоянно следит за тем, как выглядит, избегает поднимать глаза на блонди – Катце пришел в состояние, близкое к тихой ярости. В конце концов, он у себя дома! Это он взял Рауля к себе жить, а не наоборот. Да еще отдал в полное распоряжение блонди большую часть дома. С чего ради он должен жаться по углам в угоду этой заносчивой кукле?
Незамедлительно был принят новый распорядок жизни: хожу как хочу, где хочу и в чем хочу; встаю, ложусь, питаюсь, ухожу и возвращаюсь тогда, когда это надо мне
Однако в первое же утро, как рыжий выполз на прямую «спальня – санузел» в полном неглиже, состоящем из плавок, сигареты и «вороньего гнезда» на голове, на блонди это не произвело ровно никакого впечатления. Видимого невооруженным глазом, в смысле. Катце потом долго гадал, ожидал ли Рауль заранее чего-то подобного, или сработало хваленое элитное самообладание. Мысли, что господин Эм не заметил вопиющего факта, рыжий не допускал; он не сомневался в наблюдательности высшей элиты в целом и данного конкретного Рауля в особенности.
В итоге Катце решил, что, видимо четыре года жизни в нормальном человеческом социуме, отнюдь не среди сливок общества, пообломали снобизм и заносчивость Идеального Блонди и кое-чему его научили. Он ведь был вынужден беспокоиться не только о своей безопасности, но и о том, чтобы Джейсон чувствовал себя комфортно в этом мире. Рыжий уже не удивлялся ни тому, что слышит от Рауля несколько раз на дню «спасибо, Катце», звучащее, впрочем, вполне формально; ни предложению обращаться к нему на «ты», которое рыжий, разумеется, гордо проигнорировал; ни тому, что блонди не только взял на себя все домашние заботы, но и вел хозяйство очень экономно, фактически снимая со счета только проценты, набегавшие за месяц. И все же блонди удалось снова поразить рыжего, да так, что после этого Катце пришел к твердому убеждению: элита способна выкинуть любой фортель, нет границ их гениальной фантазии.

Рыжий поерзал в кресле, приспосабливая трансформирующуюся спинку так, чтобы меньше чувствовалась боль в верней части позвоночника и над лопатками. В тот день у него вот так же болела спина; все раздражало, никого не хотелось видеть. И он вздохнул с облегчением, когда удалось, вернувшись домой, не встретиться в холле с Раулем, добраться до своей комнаты, упасть в такое же почти кресло за терминалом и стребовать с андроида сразу тройную порцию кофе.
Но, наверное, блонди обнаружил его экстренный заказ, потому что заглянул в комнату, когда еще не была допита и первая чашка. Говорить, правда, ничего не стал, и это уже давало надежду, что если сделать вид, будто Катце его не заметил, с головой закопавшись в изучение потенциального контракта, то Рауль благополучно уйдет, откуда пришел.
Однако, постояв немного в дверях – Катце все это время затылком чувствовал его взгляд – блонди двинулся совсем в другую сторону. Подошел сзади и сделал то, от чего рыжий едва не подпрыгнул на месте: стал осторожно ощупывать его шею, основание черепа и спину – прямо через свитер, который у него не хватило сил снять, пропылившийся и прокуренный, в котором Катце мотался с утра, как соленый заяц, а потом сидел в душном офисе со сломанным кондиционером.
- Тихо, - почувствовав, как он дернулся, велел Рауль, и впервые за время их совместной жизни в этом доме его слова прозвучали как приказ. Ловкие, внимательные и сильные пальцы изучали, гладили, осторожно «разогревали» и разминали сведенные усталостью мышцы, и рыжий едва не застонал от облегчения, которое дарили ему эти прикосновения.

Как он быстро привык к хорошему! Вообще слишком быстро привык к блонди, несмотря даже на то, что старался думать об отношениях с ним как можно меньше: достаточно, что эти отношения надо было как-то выстраивать. Незаметно для себя стал считать неотъемлемой частью своей жизни. Привык к умиротворяющей обстановке в доме, к этим сеансам массажа, о которых даже просить не приходилось – блонди по каким-то одному ему понятным признакам всегда точно знал, когда рыжий в нем нуждается, – к спокойным разговорам за шахматами и без. Тот набор, дорогую имитацию под терранский антиквариат, сделанную из натурального дерева, и такой же шахматный столик к нему, Катце, поддавшись импульсу, притащил домой сам, после того как однажды застал Рауля в гостиной, лежащим животом на широкой низкой софе и увлеченно переставляющим виртуальные фигуры на экране разложенного прямо на полу ноута… А привыкать было нельзя. Нельзя, даже здесь, вдали от Амои, забывать, что блонди есть блонди, они не бывают ручными и домашними, они всегда сами по себе, опасны или, как минимум, непредсказуемы, у них собственные цели, собственные интересы, и отношение к какому-нибудь бывшему фурнитуру всегда будет ровно таким, какое соответствует их планам на данный момент.

Катце так и не решился спросить, где блонди познакомился с этим… существом. Вроде постоянно торчал дома, заглатывая с экрана терминала какой-то зубодробительный учебный курс. Однако, видимо, и сам куда-то выбирался. Потому что в один прекрасный день, вернее, вечер, и наверное, все-таки не совсем прекрасный, одновременно с каром Катце, возвратившегося домой после трудов праведных, у моста через мелкую речку, где начинались его частные владения, отгороженные мощным силовым полем, остановилась чужая спортивная тачка. И из нее как ни в чем не бывало, вышел Рауль Эм собственной персоной.
Рыжий даже не сразу понял, что не так. На блонди было что-то модно-элегантное с едва заметным оттенком вызова; длинная челка, с которой он так и не расстался, изрядно укоротив прическу в целом, но которую обычно убирал за ухо, сейчас снова закрывала большую часть лица. Но все это Катце разглядел чуть позже, а в первый момент увидел лишь улыбку – неуловимо и невыносимо напомнившую Ясона: тонкую, манящую, опасную, от которой невесть почему голова шла кругом. И эта улыбка была адресована сидящему в спортивном каре человеку, с которым Эм попрощался легким фривольным кивком, прежде чем почти так же кивнуть Катце и направиться через мостик к дому плавной походкой уверенного в себе хищника.
Потом уже, пару раз столкнувшись с владельцем черной с серебром спортивной тачки и узнав его имя – Ленни, Катце смог разглядеть его как следует. Относительно юное еще существо, невысокое, но довольно изящное и со вкусом одетое; определенно сексапильное, даже очень – притягательность и привлекательность налицо. Но самой яркой особенностью, при вполне приятных, хотя ничего особенного не представляющих собой чертах лица, была полная невозможность определить по внешним признакам пол этого человека. Он с одинаковой долей вероятности мог быть и юношей, и девушкой. И даже гермафродитом, думалось Катце. Эта неопределенность раздражала рыжего. А может и не она, а что-то другое, но тогда он думал, что раздражение вызвано этим.
Разумеется, допускать, чтобы его неприязнь была замечена, Катце не собирался. Проще было сделать вид, будто все это вообще ему неинтересно.
Впрочем, вскоре на нервы стало действовать и то, что он раз за разом возвращался вечером в пустой дом и лишь через час-другой имел удовольствие лицезреть Рауля – нарядного, цветущего, явно довольного жизнью. Правда, в остальном все вроде бы осталось по-прежнему: Рауль следил за домом и исправностью андроида, делал свои учебные работы – по психологии, как потом выяснилось. Кроме того, Катце на какой-то волне просветления между не слишком радующей обстановкой дома и очередной неудачей на профессиональном поприще (бизнес, как назло, налаживался с трудом) предложил ему все же заняться по старой памяти биотехнологиями. Сектор, в котором находилась их планета, оказался довольно густонаселенным, можно было нелегально продавать разработки, источник в оживленной сфере теневой экономики обнаружить было бы весьма сложно. По-быстрому соорудили лабораторию на заднем дворе, и Рауль копался там, а рыжему приходилось изыскивать различные недоступные на этой планете материалы и химические соединения, из-за чего понадобилось снова вспомнить контрабандный бизнес. Он говорил себе, что в благодарность за то, что на свете есть малыш Джейсон, это не так уж много. Но теперь и необходимость заниматься всем этим, вникать, где можно раздобыть такой вот штучный товар, приносящий вместо прибыли лишь расходы и хлопоты, то, как его заполучить и доставить, казалось навязчивой обременительной необходимостью. Катце стал избегать шахматных партий с блонди, прежде очень привлекавших тем, что иногда, будучи в ударе и приложив максимум усилий, удавалось выиграть – испытать бесшабашный азарт, какого не приносила ни одна самая рискованная операция на рынке, и торжество победы, глядя в прекрасные глаза по другую сторону доски, выражение которых становилось в этот момент удивительно мягким и кротким.
Теперь ничего этого не хотелось, Катце чувствовал лишь бесконечную усталость и желание ни о чем не думать – особенно о блонди. Однако встречаться с ним так или иначе приходилось, поскольку рыжий время от времени все же вынужден был нормально обедать и ужинать, а изредка даже завтракать, ляпать же едой на свой великолепный терминал казалось педантично аккуратному Катце чуть ли не кощунством. И их неизбежные встречи, необходимость перекидываться хотя бы вежливыми фразами – не мог же он молчать с надутым видом – а того паче, все такое же неустанное внимание к его спинным мышцам, причиняли рыжему почти физическую боль. Потому что очень отчетливо и остро ощущал разницу, которой прежде и предположить не мог: раньше Рауль был рядом, здесь, с ним. Теперь же, присутствуя физически, господин Эм находился где-то далеко-далеко, в собственных мыслях и ощущениях, полностью закрытых для Катце. А ведь еще так недавно ему казалось…

 Отправлено: 29.08.10 22:13. Заголовок: Последней каплей, о..

Последней каплей, окончательно разрушившей душевное равновесие Катце, стал тот вечер, когда придя домой, он обнаружил Рауля, в расслабленной элегантной позе полулежащего на софе. На нем снова был один из тех простых и запредельно дорогих костюмов, в которых Катце привык видеть его последнее время; белые пальцы без перчатки держали за самый конец длинного стебля ядовитых оттенков орхидею – лимонно-кремовую с ярко-зеленой сердцевиной и россыпью едко-лиловых крапин по краям лепестков. Низ стебля обвивал светящийся шнурок-голограмма – своего рода подарочная упаковка.
- Ваша пассия дарит вам цветы? – налюбовавшись на картину маслом, вместо приветствия спросил Катце.
Рауль задумчиво кивнул, продолжая созерцать цветок, по губам скользнула странная улыбка. Рыжий подумал, что не для слабонервных это зрелище – улыбающийся блонди. Когда улыбка сопровождает какой-нибудь язвительный выпад, еще куда ни шло. Но вот так, в задумчиво-идиллическом настроении, глядя на цветок, так напоминающий его собственную проникающую в кровь красоту…
И Катце впервые подумал, что Рауль ведь позер, да еще какой. Просто это никогда не бросалось в глаза, потому что Идеальный Блонди и тут был идеален, экспонируя себя настолько элегантно и ненавязчиво, с той точно отмеренной микродозой демонстративности, какая требовалась, чтобы производить на окружающих впечатление, которого он хотел добиться. Все эти изысканные сьюты с едва заметным оттенком дисгармонии, его прическа, скрывающая пол лица, так что порой казалось, будто он страдает застенчивостью – все это было из той же оперы.
- Какого это… этот человек вообще пола? – Катце вдруг до ломоты в зубах захотелось узнать, кто и исходя из чего мог бы преподнести Раулю цветок, настолько соответствующий его натуре.
Блонди безразлично пожал плечами:
- Откуда мне знать? Феромонный фон у Ленни вполне соответствует внешности, примерно те же пятьдесят на пятьдесят.
- Вам виднее, конечно, - невольно копируя его жест, пожал плечами и рыжий. – Просто у людей-то обычно предпочтения бывают…
В ответ Рауль наконец поднял голову и в упор глянул на Катце. Лицо его почти не изменилось, но в глазах была такая насмешка – оскорбительная, затягивающая, словно водоворот, парализующая. Она не замораживала, как Ясоновская, а прожигала внутренности тончайшей ядовитой иглой.
Однако Катце не принял вызова – запретил себе это, понимая, что блонди вполне в состоянии не только легко переглядеть его, но, судя по выражению глаз – и съесть. Опустив взгляд и постаравшись сохранить как можно более наглую мину, Катце прошествовал в свою комнату.
То, что у Рауля с этим существом пока ничего не было, мало что меняло для Катце. Кто на Амои не знает, что секс – вообще не повод для романа?
Имело значение другое: у блонди была собственная жизнь, большая часть которой больше не протекала у него на виду, как прежде. Жизнь, которая вообще не имела к нему никакого отношения.
Рыжий чувствовал себя лишним.

Катце прикусил фильтр уже полностью скуренной сигареты, насильно изгоняя из памяти моменты, от которых даже сейчас бледные скулы обжигал румянец. Захотелось иметь в своей полной власти живого человека? Все равно ведь живого, и все равно человека, хоть и блонди. Ну вот и получил. Нет у него никаких прав на Рауля. Даже права обзывать сволочью нет.
В те дни он особенно сильно тосковал по Джейсону. Заезжал по пути домой в какое-нибудь кафе или отель, где был общедоступный терминал, связывался с Морин, расспрашивал, выпрашивал свежие фото Джея, долго разглядывал, потом удалял. То, что Раулю не суждено было увидеть эти снимки, являлось своего рода местью – на которую у него тоже в общем-то не было никакого права. Но тем слаще было сознавать ее.
А еще очень хотелось бросить все и улететь туда, к ним.

В конце концов Катце понял: если будет продолжать в том же духе, то просто сорвется по-крупному. И решил, «пока не началось», разрешить эту проблему самым простым и незатейливым способом, к которому, однако, не прибегал уже много лет: надраться.
Следовало пойти в кабак. Вместо этого рыжий принял душ в микроскопической кабинке, тут же, в офисе, надел один из двух имевшихся в запасе «на экстренный случай» костюмов и направился в дорогой ресторан, с холодной горечью думая про себя, что даже тут проклятые блонди, сами того не зная, продолжают тянуть за ниточки и заставляют его задирать свою личную планку – чтобы хоть немного пригасить чувство ущербности. Да с какой стати он возомнил, будто может что-то значить для одного из них?
Рауль всего лишь играл с ним, пока имелась у него такая блажь, заставил поверить, что готов чуть ли не у ног сидеть, а когда эта игра приелась, просто нашел себе другую игрушку.
Его казавшийся совершенно прозрачным, почти наивным, ход, когда он повернул дело так, будто Катце сам пригласил его разделить кров, как оказалось на поверку, имел второе дно, задевая куда более тонкие струны в его, Катце, душе. Ситуация была схожа с той, когда Ясон вроде бы обманывая сам себя, заставил Рики вернуться и без конца повторял «Он сам возвратился ко мне», что по сути связало Дарку руки, заставив поддерживать эту нелепую версию и вести себя так, словно в самом деле в ответе за свое решение вернуться, и дороги назад нет. Вот так же точно и Рауль заставил рыжего чувствовать ответственность за «бедную куклу», заботиться о блонди и благодаря этой заботе все сильнее и крепче привязываться к нему…
С ним сыграло злую шутку то, что Эм вел себя так, будто нуждается в Катце. Рыжий раз за разом напоминал себе, что для элиты не писаны многие законы человеческого поведения, что их мотивы могут в корне отличаться от людских, что если блонди и нуждается в нем, то лишь как в функциональной единице, из которой можно извлечь немало пользы. Но приходил в дымке усталости очередной вечер, одеревеневшей спины касались сильные, почти ласковые руки, и Катце ничего не мог поделать: жадное ревнивое чувство собственности снова напоминало о себе.
Катце знал себе цену. Он был не последним человеком на Амои, и не сомневался, что если бы не жесткая социальная система этой планеты, смог бы достичь еще не таких высот. Но по какой-то безумной иронии, для тех, в ком он был заинтересован больше всего, он не значил ровным счетом ничего. И по сравнению с ними – ничего не стоил.
Теперь история повторялась: на голову нереально крутого, влиятельного, вызывающего трепет у подчиненных и конкурентов Катце свалился блонди Рауль Эм, которому рыжий в подметки не годился. А Катце не хотел повторения, не хотел снова пережить ту боль, что причинили ему Ясон и Рики.
Так сложилось, что единственной настоящей его привязанностью в прежней жизни был темноглазый монгрел, и свои чувства к нему Катце списал на притягательность самого Рики. Оказалось, все гораздо хуже – к занудному и твердолобому снобу-генетику он привязался ничуть не меньше, и, как ни возмутительно, но, кажется, сильнее даже, чем к Джейсону.

Эти горькие мысли не оставляли его и после второй бутылки самой дорогой в ресторане выпивки, и рыжий заказал третью, не обращая внимания на страдания официанта, глаза которого даже не пытались уже вернуться в родные орбиты. В самом начале парень еще попробовал заикнуться, что это не по правилам, у них не заказывают одно лишь спиртное безо всего. Однако Катце, обдав официанта своим фирменным высокомерием, от которого окружающие обычно начинали верить, что весь мир делится на кроликов и удава, и притом сами они явно принадлежат не ко второй категории, сверху вниз поинтересовался, считает ли парень, что с его костюмом или поведением что-то не так. Продемонстрировал, что с содержимым бумажника тоже все абсолютно «так», после чего окончательно деморализованному официанту оставалось лишь выполнять заказ, вернее заказы, да в муках душевных наблюдать, как импозантный клиент методично отправляет в себя бокал за бокалом мерцающую темно-рубиновую жидкость.
Интересно, а Рауль со своей пассией бывал в этом ресторане, или может в каком-нибудь другом? Между прочим, не составляло особой проблемы выяснить это, и, неожиданно появившись, нарушить их тет-а-тет, подсев за столик, вежливо посоветовать этому «не мышонку, не лягушке, а неведомой зверушке» исчезнуть из жизни Рауля. Доходчиво объяснить странному явлению природы, что этот блонди – неотторжимая собственность Катце, а оно, если хочет, может отправляться на Амои и раздобыть там себе другого. И почему только ни разу не пришла в голову такая простая и гениальная мысль?
Потому что был трезвый, ответил сам себе Катце. И трезво смотрел на тот факт, что Рауль Эм – вполне себе самостоятельная личность, никому не принадлежащая, имеет право идти, куда хочет, водить знакомство с кем хочет, и рыжий не может ему этого запретить. А сейчас он пьяный в сопли и может никого не стесняться… себя, в том числе. Признать, что охотно запер бы блонди в его же лаборатории, на цепь бы посадил… Да-а, кого-то это все напоминает… долгое общение с Минком сказалось, видимо.
Но хотя Катце выглядел со стороны абсолютно индифферентным, на самом деле он продолжал, глядя в одну точку, все сильнее и сильнее растравлять себя. А хмель, вместо того, чтобы нейтрализовать недостойные чувства, неожиданно выступил катализатором. К тому же его стала раздражать окружающая обстановка: идеальные линии интерьера, драпировки благородных тонов и дразнящие изумрудной зеленью растения в вазонах упорно ассоциировались у него с господином Эмом, равно как и ненавязчивая «живая» музыка, как раз во вкусе Рауля. Определенно, надо было идти в кабак. Нет, не так. Не надо было вообще никуда идти, ему плохо везде, единственное теплое и уютное место в мире – это личный терминал у себя в спальне, туда он хочет и туда пойдет, и там напьется в гордом одиночестве, благо, блонди в этот час дома все равно теперь не бывает; заодно и не увидит его никто чужой, когда г-н Редмонд Кейтс свалится, вырубившись, под стол.
Кто-то попытался подсесть к нему за столик, привлеченный, видимо, экзотической внешностью рыжего:
- Вы позволите к вам присоединиться?
- Сожалею, но вам придется присоединяться без меня, - и Катце, даже не глянув на обратившегося к нему, поднялся, прихватив початую бутылку. Так же, не глядя, бросил нервно подскочившему официанту почти все содержимое бумажника и направился к выходу.
По дороге, в такси, его порядком развезло, и если миновать расстояние до входной двери, соблюдая достойный вид, еще удалось, то, едва захлопнув ее за собой, он принялся натыкаться на стены и косяки, сшибать попавшиеся по дороге предметы, матом призывая андроида, на что тот, естественно, никоим образом не реагировал, не будучи знаком с такого рода терминами. Продолжая орать на весь дом все, что вздумается, и в тех выражениях, какие приходили в его затуманенный алкоголем ум, рыжий вломился в родной стерильно аккуратный кабинет-спальню, где тут же неаккуратно плюхнулся на кровать, при этом выплеснув на покрывало часть содержимого бутылки, с которой так и не расстался от самого ресторана.
Хреново было – дальше некуда. А блонди похер, наверняка опять дома нет, и в лаборатории тоже… Правильно, какое дело его блондиевскому величеству до бывшего фурнитура? До того, что рыжий не хочет, чтобы он встречался с этим неразбери-поймешь каким Ли… Ле… К рагону его вообще! Ему в таком случае тоже похеру, пускай Рауль убирается к этому своему полупэту, раз он ему так нужен, или вообще на все четыре стороны, какое ему-то дело? Даже если, закрыв за блонди дверь, останется только сесть посреди опустевшего дома и завыть на четыре стены – ему все равно!
- Ты слышишь, блонди?... – заорал он в той же тональности, в какой до этого крыл матом андроида. - Мне похеру! Ясно тебе: по-хе-ру!
- Что именно?
Рыжый вздрогнул, пролив при этом еще немного вина: на него из дверного проема глядели округлившиеся от изумления зеленые глаза Рауля.
- Я спрашиваю: что тебе похеру, Катце?
Рыжий обалдело уставился на него: в устах Рауля бранное слово звучало странно, чужеродно. Нет, выражаться Эм умел, Катце помнил это еще со дня взрыва в Дана Бан, когда подвергся со стороны Ясонова друга неслабому допросу с пристрастием. Но все-таки у него был несколько иной лексикон.
«Вот, оказывается, элита из элиты тоже умеет задавать идиотские вопросы, и ничуть не хуже простых смертных», - мелькнула у рыжего ехидная пьяная мысль, и лишь мгновением позже до него дошло, что он тоже должен бы быть изумлен, поскольку Рауля здесь и сейчас наличествовать не должно.
- Господин Эм? – вырвалось у него на полуавтомате. – Вы дома?
Это «господин Эм» было вызвано вовсе не пробудившейся внезапно фурнитурской памятью, а тем, что во хмелю Катце называл так Рауля про себя, издеваясь не столько над блонди, сколько над собой.
- Как видишь, - уже оправившись от удивления и легкого замешательства, вызванного сперва пьяными криками, а потом пьяным видом рыжего, ответствовал генетик. После чего, решительно отобрав у Катце бутылку, исчез вместе с ней из поля зрения. Однако очень быстро вернулся назад, уже с инъектором наизготовку. Содержимое инъектора он тут же вколол даже не пытавшемуся сопротивляться рыжему в запястье, где вены хотя и были тонкими, зато отчетливо просвечивали через нежную молочную кожу, а уж попасть в сосуд, при элитном глазомере и нечеловечески твердой руке для Рауля сложности не составляло. Не дав рыжему опомниться, блонди схватил его за руку и потащил за собой, чуть ли не по пути раздев и, не слушая возражений, запихав под душ. Выкупал, вытер, и, можно сказать, на руках унес закутанного в полотенце обратно в спальню. Дальше было заботливо подоткнутое одеяло и чашка чего-то приятно теплого, с травяным запахом, с легкой кислинкой.
В голове у Катце от всех этих процедур несколько прояснилось, на душе же стало еще муторнее.
- Ну и?... – забирая у него из рук чашку и одновременно окидывая жертву своих забот внимательным «сканирующим» взглядом, потребовал Эм. – Может теперь объяснишь, что за балаган ты тут устроил?
Сказать Катце, ясное дело, было нечего, поэтому он лишь молча смотрел на блонди, постаравшись придать лицу максимально непроницаемое и независимое выражение. В процессе этого занятия он с некоторым удивлением обнаружил, что одет Рауль во что-то уютно-серо-зеленое и взирает на него обоими глазами, заправив пряди длинной челки за ухо. Такой домашний, привычный, свой, что у рыжего внезапно передавило горло. Когда он успел переодеться? Еще до того, как потащил Катце в душ, судя по обширным мокрым пятнам на одежде.
- Давно вы вернулись? – Вопрос, прямо скажем, не блещет остроумием. Но молчать перед ожидающим ответа элитником, когда его требование объяснить происходящее прямо-таки висит в воздухе, сгущая и нагнетая атмосферу в комнате, еще хуже.
- Я никуда не уходил.
Катце пришлось удивленно выгнуть бровь: это несложное движение порой очень помогает удерживать челюсть в правильном положении. Не уходил! А он, как идиот, даже не удосужившись завернуть домой, поперся «получать разрядку»… От этого открытия задремавшая, но никуда не девшаяся злость на самого себя вспыхнула с новой силой, и рыжий не придумал ничего лучше, как только вылить ее на блонди в виде ехидного вопроса:
- А что, ваша пассия без вас не скучает?
- Почему это должно меня волновать? – Рауль пожал плечами, и, возможно, оттого, что эти плечи покрывал мягкий по тону и фактуре трикотаж, жест тоже показался Катце таким простым и домашним…
- Или это волнует тебя? – в тоне блонди мелькнули какие-то подозрительные нотки – не то хищные, не то язвительные.
Говорить, что нет, не волнует, бесполезно — блонди не поверит. Поэтому рыжий ответил в тон Раулю:
- А как же. Вы ведь явно им дорожите, обычно столько времени проводите вместе. Если он заболеет от тоски, вам будет огорчение.
- Допустим, что так. Но я пока не понимаю, почему все это беспокоит тебя.
- Так я о вас забочусь, господин Эм, - на сей раз в почтительное обращение была вложена максимальная доза монгрельского яда.
- Можешь не беспокоиться. Чем бы ни было в действительности вызвано твое беспокойство. К тому же я вовсе не проводил с ним столько времени; максимум три – три с половиной часа, да и то не каждый день.
Рыжий хотя не уронил ни челюсти, ни своего достоинства, скрыть удивление на этот раз не мог, и наблюдательный Рауль это тут же заметил, снова пожал плечами:
- Просто решил немного сменить образ жизни, поближе изучить город. Попрактиковаться в свободном общении с людьми, потому что уже начал отвыкать. К тому же я видел, что мое общество раздражает тебя все больше, и решил не проявлять навязчивость, дать тебе отдохнуть от меня. Тем более, что никакой информации, позволявшей определить причины твоей неприязни, ты мне не давал, пришлось занять выжидательную позицию и смотреть, чем все закончится.
- Надо было вам поместить меня в лабораторию и прикрепить таймер для удобства наблюдения, - хмыкнул Катце.
- Не юродствуй, тебе не идет. К тому же ты так и не ответил на мой вопрос.
- Какой?
- Что именно тебе похеру.
Катце почувствовал, как разом стало жарко лицу и ушам.
- Не помню, - соврал он. – Мало ли что по пьяни вылезет? Был бы и дальше пьяный, может, смог бы сказать, так вы ведь сами привели меня в человеческий вид…
- Да, тут я допустил ошибку, - согласился блонди. – Очень уж неприятно было видеть тебя напившимся до такого безобразного состояния. Но это ничего, в конце концов, можно ведь просто вколоть тебе сыворотку правды.
- Нет у вас никакой сыворотки, и взять без меня негде, - парировал рыжий.
- Зато есть соединение, которое в сочетании с количеством алкоголя у тебя в крови вполне может ее заменить.
- Опять блефуете, - покачал головой Катце, попутно обнаружив, что она все еще не в полной норме – будто центр тяжести сместился.
- Даже если так. – Неуловимым движением Рауль переместился вплотную к рыжему, приобняв одной рукой таким образом, что Катце не мог двинуться с места, а другой задрал ему подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза. – Существует много различных способов заставить тебя говорить.
- Кресло нейрокоррекции, например, - зло фыркнул Катце, одновременно мотнув головой в попытке стряхнуть со своей челюсти твердокаменную ручку – безрезультатно, разумеется. -- Оно вам вообще надо – выяснять причину пьяных воплей? Не проще замять для ясности?
- Можно было бы, - кивнул Рауль, даже не думая ослаблять хватку. – Но твои, как ты выразился, пьяные вопли были вполне конкретно адресованы мне лично, и я хочу знать, чем их заслужил.
Катце устало вздохнул.
- Я конечно могу вам сказать, вы правы. Но только тогда, с вашего позволения, сменю квартиру. Оставаться с вами под одной крышей после того, как вы выпотрошите мое внутреннее личное пространство, я не смогу.
Он не сразу понял, что железный захват исчез, а зеленые глаза Рауля смотрят на него с таким выражением, что кажется – снизу вверх.
- Чем я тебя обидел? – очень тихо спросил блонди. – Мне казалось, мы неплохо уживаемся и прекрасно понимаем друг друга.
«Да, понимаем, - подумал рыжий. – Во всем, кроме наших с тобой совершенно идиотских взаимоотношений». Сказать «Ничем не обидели» или «А с чего вы вообще взяли, будто я обижен» - не поворачивался язык. Отталкивать блонди в этот момент, когда он был полностью открыт, не хотелось. И врать – по-настоящему, так, чтобы Рауль поверил вранью – не хотелось тоже. Но что поделаешь – придется, у него только два варианта: либо дать понять, что на объяснения рассчитывать нечего, либо по возможности заморочить златокудрую голову, хоть немного успокоить, разрешить его обиженное недоумение.
- Это совсем не то, что может показаться, Рауль. У всех людей бывают порой срывы на пустом месте. Каким бы полным не было взаимопонимание, абсолютно все о себе не рассказывает никто, не надо этому удивляться. Вы ведь тоже не станете выкладывать мне свою жизнь полностью, есть какие-то закрытые темы.
- Нет, - покачал головой блонди. – Для меня не существует тем, закрытых от тебя.
- Так не бывает. Все равно есть что-то интимное, о чем вы не станете говорить. О своих личных отношениях, например…
- О личных отношениях? – На миг Катце показалось, что блонди сейчас рассмеется. – С Ленни, ты имеешь в виду? Вроде бы других личных отношений в моей жизни не случалось…
- Что вы вообще в нем нашли? – Катце с трудом удалось скрыть изумление, а неприязнь, которую вызывал у него гермафродит, он скрыть не смог.
- А ты разве не заметил?... Общее не во внешности, конечно, но я думал, уж ты-то должен увидеть. Хотя… наверное, тебе было просто неинтересно, что это за человек, ты обратил внимание только на андрогинную внешность… Меня привлекло сходство с Ясоновым Рики.
- А я полагал, оно вам нравится, - неопределенно хмыкнул рыжий.
Он очень не любил, когда Рауль за раз вываливал на него столько неожиданных вещей, это напрягало. Да, с блонди было интересно благодаря этому его сочетанию непредсказуемости со способностью объяснить все так, что любые безумные парадоксы становились полностью понятны и воспринимались как должное. Но не в таких же количествах, рагон его раздери!
- Разумеется, нравилось, иначе какой смысл был поддерживать знакомство? Знаешь, у меня была одна теория… Тебе ведь известно, что блонди, и вообще элита, нечувствительны к эмоциональному полю окружающих? Поэтому они не подвержены, например, психозу толпы, не поддаются коллективным приступам паники в критических ситуациях.
«И наверное по этой же причине элитника гораздо легче отличить от человека, чем от андроида; дело, оказывается, не во внешности и не в мимике. Во всяком случае, не только в них», - подумал Катце.
- Чужие эмоции воспринимаются элитой только опосредованно – визуально, вербально, через звук и так далее, насчет пяти органов чувств тебе объяснять не нужно, я думаю. У Рики же было либо настолько сильное эмоциональное и энергетическое поле, что он сумел пробить все блоки Минка, либо Ясон воспринимал своего монгрела обычным порядком, но тот и на таком уровне оказался слишком выразителен.
- И вы тоже решили завести себе игрушку?
- Да.
- А не боялись заиграться, как вышло у Минка с Рики?
- По некоторым причинам - не боялся. Во-первых, я не Ясон..
- А во-вторых?
- Вполне достаточно и «во-первых», - спокойно, но очень веско, будто ставя точку, сказал Рауль – Однако попробовать стоило.
- Что именно?
- Не заиграюсь ли.
- Значит, вы решили попробовать испытать на себе подобное воздействие? Ну и как успехи?
- Вряд ли это можно назвать успехами. – Катце послышалась насмешка в голосе блонди. – Хотя отсутствие результата – тоже результат. Возможно, сказалась способность видеть глубже того, что лежит на поверхности, из-за чего всякие внешние проявления вроде эмоций уже не кажутся такими уж важными и интересными, какими они, видимо, казались Ясону. Все это было забавно, но не более того.
- «Было»?
- Да – было. Что тебя удивляет?
- И давно оно… было?
- Тебя интересует точный срок давности?
- Да нет, в общем-то. – В свете последних своих радикальных действий рыжий почувствовал себя дураком. Но, кажется, вполне счастливым дураком.
- Быстро вы свернули свой эксперимент.
- Все, что меня интересовало, я узнал.
- Да? И какого же оно оказалось пола?
- Я же сказал: то, что интересовало.
- То есть, вы даже не испытали на себе всю силу монгрельской страсти? – Катце уже откровенно издевался, однако Рауля это, похоже, не особо трогало.
- Чего ради? Ясон дошел до таких отношений со своим пэтом потому, что не смог устоять. Для меня в них не было смысла, поскольку я не испытывал даже намека на потребность.
- Чем же вы в таком случае занимались? Целовались в каре? Играли в шахматы? – Катце чувствовал, что его понесло, но останавливаться не хотелось.
- Целовались, - подтвердил Рауль. – Но шахматы – не его стихия, Ленни больше тяготеет к боулингу и гонкам на выживание.
У Катце чуть заметно дернулся уголок рта, и он поспешил запрятать подальше довольную улыбку: узнать, что в шахматах пассия Рауля – пусть в прошедшем времени – ему не конкурент, было приятно.
- Значит, вы просто взяли и бросили его?
- Смотря, с какой точки зрения. Ленни полагает, что я ушел с разбитым сердцем.
Катце так и уставился на безмятежного Рауля :
- Он… оно считает, что вы его любите?
- Я сам не раз говорил ему об этом.
- Но это не было правдой?
Блонди все так же легко пожал плечами:
- Мне нравилось говорить это… - на красивом лице Рауля снова появилось выражение блаженно замечтавшегося хищника.
- Похоже, вы поимели его по полной, - усмехнулся Катце, пытаясь подавить вновь поднимающееся раздражение. Невольно вспомнился старый анекдот про сволочь обыкновенную и сволочь необыкновенную, слышанный где-то и когда-то. Рауль, безусловно, был весьма неординарной сволочью даже для блонди, которым, как известно, по штату положено.
Эм покосился на него, явно забавляясь:
- Что ты имеешь в виду под выражением «поиметь»? Проявить свою власть над кем-то, заставив его испытывать те чувства, которых ты хочешь от него добиться? Если так, то ты абсолютно прав: идеальный способ поиметь кого-то – приучить зависеть от твоего отношения к нему.
Приучить зависеть от твоего отношения к нему.
Эта фраза заставила Катце почувствовать себя полностью раздетым и использованным не по назначению. Именно то, что сделал с ним Рауль. Интересно, сам-то блонди это понимает? А если понимает, о ком он сейчас говорил – об этом своем Ленни или…
Наверное, ни к кому и никогда не испытывал Катце такой ненависти – разве что Гай удостоился. На какой-то момент захотелось задушить блонди и смотреть, как тот умирает, превращаясь в прекрасное беспомощное изваяние – такое, каким Катце увидел его, когда вернулся, оставив Джейсона на попечение Морин и Гая. Собственно, эта картина, всплыв в памяти, и привела его в чувство. Потом он постарается как-то нейтрализовать вот это самое – зависимость от отношения блонди к своей монгрельской персоне. А на данный момент нужно постараться не дать Раулю в руки никаких козырей, которые тот мог бы использовать против Катце в этой идиотской игре «поимей ближнего своего». В первую очередь – не показать, что это его задевает, что вообще может иметь к нему какое-то отношение.
- Как же вам при всем этом удалось изобразить разбитое сердце? – небрежно поинтересовался он у блонди. – Судя по вашему рассказу, пострадавшей стороной скорее оказался он.
- В таком случае, ему некого винить в своих страданиях, кроме самого себя, - тряхнул головой Эм, словно бы с легкостью стряхивая обвинение, прозвучавшее в едком тоне рыжего. – Ленни из тех, кто пережил за свою жизнь столько интрижек и связей, что это стало дурной привычкой. Его и любовь Прекрасной Елены уже неспособна удержать от того, чтобы всерьез увлечься кем-нибудь еще. Это как наркотик – постоянная потребность охотиться за новыми и новыми партнерами – не обязательно в физическом отношении, главное, пережить определенную последовательность ощущений и эмоций. Об этой особенности сердцеедов ты можешь прочитать в любой мало-мальски приличной учебной программе по психологии. Мне не стоило особого труда застать его на месте преступления и изобразить оскорбленную невинность.
Катце поневоле стало любопытно – все же быть брошенным блонди в его понятии являлось серьезной потерей: пусть либидо у рыжего давным-давно отняли, но глаза-то остались.
- И он так легко вас отпустил? - Ему казалось, что никто не захочет добровольно расстаться с такой красотой – независимо от того, что сам он привязался к Раулю совершенно по другим причинам. Возможно, дело было в том, что Катце слишком долго прожил в мире, где физической красоте придавалось едва ли не первостепенное значение.
- Скажем так: он не стал опускаться до того, чтобы отрицать очевидное, - пожал плечами Рауль. – Как и до того, чтобы звонить мне после этого. Если Ясонов монгрел и в этом отношении был похож на Ленни, то это говорит в его пользу.
И снова Катце испытал невольное облегчение: неважно, по какой причине этот Ленни не делает попыток вернуть благорасположение блонди. Главное, Эм не настолько необходим ему, чтобы он снова пытался покушаться на то, что рыжий не желает делить ни с ним, ни с кем-либо другим.
Он мог бы сказать Раулю, что в отличие от его пассии у Рики было сердце – живое, беспокойное, полное стремления к справедливости и неистребимой веры в человеческое достоинство – притом не только в собственное, -- и преданное. И именно это так привлекало Ясона и так привязало его к Рики; одной только эмоциональности и темперамента было бы недостаточно. Минк просто устал бы от них и наигрался бы так же быстро, как наигрался в свой роман сам Рауль. Однако Катце не хотелось обижать эту красивую куклу с запредельным интеллектом, но с психикой ребенка, которому не суждено повзрослеть, потому что у него никогда не было детства. Впрочем, ничто ведь не мешало ему высказаться во вполне необидной форме, рассеять некоторые заблуждения Рауля.
- Значит, ты находишь его больше схожим с Кирие? – выслушав версию рыжего, с любопытством переспросил блонди. В глазах Эма зажегся тот мягкий огонек, который всегда там появлялся, когда Рауль видел интересную для себя задачку, казавшуюся ему забавной, и который делал его почти хорошеньким. – Мне трудно судить, я не видел этого маленького монгрела до того, как он получил необратимые повреждения психики. Если можно, подробнее, Катце.
Можно и подробнее, рыжему не жалко. Как мог, на примерах, он постарался объяснить Раулю разницу между Рики и его «дубликатом».
- Это как подделка, Рауль: на первый взгляд все то же самое, а когда приглядишься повнимательнее, понимаешь, что она ничего не стоит.
Большие зеленые глаза стали на самую малость больше обычного.
Катц ...

 Отправлено: 29.08.10 22:13. Заголовок: Последней каплей, о..

... е поневоле забавляло, как может блонди иной раз в один миг превратиться из спокойного, уверенного в себе до давящей на мозги властности, циничного – истинного элитника, в недоумевающего ребенка, которому обещали, что все будет хорошо и правильно – и обманули. Была какая-то жуткая ирония в том, что даже по сравнению с бесправными монгрелами любимые дети Юпитер оказались обделены: у каждого потомственного обитателя Кереса были по крайней мере тринадцать первых лет жизни, проведенные в Гардиан, словно в раю, отгороженном от бед мира. И пусть рай этот был фальшивый и порочный, но след, который он оставлял в памяти и жизни воспитанников, все равно был настоящий. Да что сравнивать с монгрелами, даже по сравнению с остальной элитой. У сильверов, ониксов, руби, сапфиров и джейдов место, где они находились лишь до трех лет, до начала обучения, называлось «инкубатором». Там им еще позволялось быть детьми, играть в игры, не несущие никакого практического смысла, только радость и веселье, - вроде, пока малыши не заняты усвоением полезных знаний, они все равно что эмбрионы неразумные. Была бы воля Юпитер, она бы загрузила элитников учебой с самого рождения, да вот незадача: это плохо отражалось на психике элиты и, как следствие, – на будущем выполнении функций, ради которых она выращивалась. Однако любимые создания ИскИна – блонди – были лишены даже такой малости. Каждого представителя амойской высшей расы собирали словно из конструктора не только на генетическом уровне, но и на физиологическом, по выражению самого же Эма. Вот уж воистину создания Юпитер, по ее образу и подобию: сконструировали корпус с «начинкой», воткнули отдельно выращенный и запредельно навороченный мозг, словно жесткий диск вместе с процессором. Потом недолгий курс в академии, где происходило не столько обучение, сколько своего рода тестирование на функциональность уже обеспеченного необходимым объемом знаний мозга и других частей блондиевского организма – синхронизация установленных программ; и все, иди работай, комп. А чтоб не вздумали, будто их в чем-то обделили по сравнению с гражданами, любой элитник вплоть до последнего оникса получал на руки все самое лучшее, на что граждане могли лишь облизываться: прекрасные апартаменты, одежду, пэтов, и вообще все, что только может быть душе угодно.
Впрочем, возможно, что в те моменты, когда Рауль вот так открывался, позволяя видеть все свои чувства, для него просто переставало иметь значение, как он выглядит и что о нем подумает Катце, либо его вообще мало интересовало, что может прочитать рыжий по его лицу. В конце концов, он ведь не был Минком, и никогда не пытался за ним угнаться в чем-либо. Ни соревнования, ни зависти между ними не было.
- Почему же тогда я не увидел разницы, о которой ты говоришь? – спросил Рауль, хмурясь все так же по-детски серьезно. -- Уж на Рики-то я нагляделся достаточно, настолько, что мог предсказать любую его реакцию на поведение Ясона и окружающих.
Катце пожал плечами. Дальше жалеть блонди и уходить от прямого ответа было бессмысленно, дотошный элитник все равно не оставит его в покое, пока не выяснит то, что хочет.
- Некоторые вещи просто нужно чувствовать, Рауль. Словами их не передашь. Если бы вы могли любить Рики хотя бы настолько, насколько любили его друзья из его банды, то, наверное, сумели бы уловить разницу. А без этого… - Он снова пожал плечами. Стыдливое робкое счастье от того, что блонди никуда от него не делся и не собирается, предпочитая его общество чьему бы то ни было еще, боролось в душе рыжего с горечью понимания: он намертво привязан к существу, скорее всего неспособному ни понять, ни оценить его чувства. Неспособному почувствовать и пережить тепло любви.
И он вздрогнул, когда услышал слова блонди, словно отвечающие на его мысли:
- Возможно, я не способен понять и оценить многие из тех чувств, которым люди привыкли придавать важное значение, но ведь существуют же гораздо более ценные и значимые вещи – верность, взаимопонимание, возможность полностью доверять…
- Доверять? – рыжий сам не понял, с чего его прорвало: то ли так сильно задели слова Рауля, то ли это выражение на безупречном лице –почти живое и теплое, а может, сыграло роль то, что Эм «подслушал» его сокровенные мысли. Впрочем, он вовсе не орал и не выходил из себя, всего лишь позволил себе выплеснуть на Рауля весь яд, на который был способен. Который накопил персонально для него.
- Это вы говорите про доверие? Или, может быть, вам можно доверять? Вам, прирожденному манипулятору, вполне способному поставить над любым, кто под руку подвернется, какой угодно эксперимент от выращивания хвоста до воздействия какого-нибудь ультразвука на функциональность двенадцатиперстной кишки.
- Ты еще забыл упомянуть мою склонность постоянно анализировать все твои слова и поступки и выявлять таким образом твои подсознательные мотивы, - блонди вроде бы не обиделся и не смутился, но выражение его лица как-то неуловимо изменилось, что вызвало у Катце смутное разочарование. – Кстати, оба твои примера потенциальных опытов, что называется, ниже пояса; пожалуй, тебе все же стоит подумать о курсе восстановительного лечения… И ты несправедлив, я никогда не ставил никаких экспериментов на тебе. Никогда не стал бы этого делать, разве только испросив твоего разрешения и получив его.
«Не дождешься», - мстительно усмехнулся про себя Катце,. Вылез из-под одеяла, демонстративно «забывая» о присутствии Рауля, поплотней обвязал бедра полотенцем, уселся спиной к блонди за терминал, прикуривая от зажигалки и с удовольствием затягиваясь.

Пока конец )

 Отправлено: 31.08.10 00:03. Заголовок: (радостно утащщила в..

(радостно утащщила в коллекцию) Спасибо!

 Отправлено: 31.08.10 17:13. Заголовок: А.М. :sm47: ..

А.М.

 Отправлено: 24.09.10 19:57. Заголовок: А.М. Только я собрал..

А.М. Только я собралась прочитать все части сразу и вдруг:

Пока конец )
Так неожиданно, на полуслове....а дальше? Чем там все закончилось?

 Отправлено: 17.10.10 09:07. Заголовок: Линнел, Конвалия, с..

Линнел, Конвалия, спасибо )

kuraga petrovna, сейчас будет дальше, хотя тоже еще не самый конец )

 Отправлено: 17.10.10 09:10. Заголовок: Название: О тупиках ..

Название: О тупиках формальной логики
Автор: А.М.
Бета: Март
Персонажи: Катце, Рауль, упоминаются Гай и ОП
Жанр: агнст
Рейтинг: небольшой
Статус: закончен
Дисклаймер: все персонажи принадлежат своим создателям
Предупреждение: АU, ООС, постканон. Аффтар неостроумно развлекался.

 Отправлено: 17.10.10 09:14. Заголовок: Такая странность – в..

Такая странность – возвращаться домой. Странно думать так о себе, пусть не в первый раз; когда-то давно слово «домой» означало для рыжего вернуться на Амои. Было в начале его теневой деятельности два-три межпланетных путешествия, и возвращений, соответственно, столько же… Все остальное – комнатушка в апартаментах Ясона, съемные квартиры в дрянных районах Мидаса, едва пригодные для жизни бункера – всегда воспринимались Катце как места обитания, не вызывая никаких родственных чувств. То же самое и с дорогими квартирами на Оксте, покинутой им несколько месяцев назад. И вот теперь, имея целью маленький коттедж за городом, он думал: «домой».
Непривычно.
Тем более, не ждет его там ничего светлого и радостного. В багаже Катце, среди всего прочего, ехали лицензионные права на технологию и производство тех самых ламп, что приглянулись ему когда-то в доме у Морин. При других обстоятельствах это бы, наверное, в какой-то степени грело … Но сейчас все плюсы казались минусами, и все, что он в этой жизни имел, на данный момент безжалостно и недвусмысленно имело его.
Несмотря на отношение к месту своего нынешнего постоянного проживания именно как к дому, было сильное желание обойти его стороной. Или хотя бы попасть туда незаметно… мебелью прикинуться по старой памяти, ага. Задумчиво шелестящие рощи и ухоженные ландшафты недавно покинутой планеты все еще манили к себе – обещанием нереального в жизни Катце покоя, остановившегося времени, где не требуется решать никакие проблемы, продираться сквозь противоречия…
Он сделал ошибку с самого начала: надо было поговорить с Раулем, а рыжий промолчал, не смог переступить в себе какую-то грань, прочерченную там прошлой жизнью. До последнего надеялся, что ситуация окажется в итоге не настолько сложной, что при ближайшем рассмотрении обнаружится в ней какая-нибудь лазейка, сможет он найти приемлемый выход. И сам не верил, просто тянул время. Видимо, сработал его личный стереотип: Рауль – блонди, как и Ясон, а Ясона редко интересовало, есть ли в распоряжении его доверенного лица на черном рынке необходимые средства, или какие перед ним могут возникнуть затруднения. Минк ставил задачу, а уж как ее решать, было целиком и полностью заботой рыжего. Но черный рынок в каком-то смысле проще и непритязательнее, там всегда можно найти, чем пожертвовать, кого подставить, стараясь не вспоминать лишний раз, что этот привычный для Амои «расходный материал» – живые люди. А кем жертвовать сейчас? Джейсоном, Морин, Гаем?
Раулем?...
Безжалостный опыт подсказывал, что именно Раулем – всегда рациональнее жертвовать слабым звеном. Тем более, звеном, которым обусловлена твоя собственная слабость. Катце избрал бы жертвой себя, если бы это могло решить проблему, но равнодушные обстоятельства не были заинтересованы в этой жертве, требовали другую.
Рауль. Перед глазами встало безмятежно спокойное лицо с упавшей на беломраморный лоб волнистой прядью. Ощущение скрытой силы в размеренных движениях. Смягченный золотисто-русыми ресницами взгляд – глаза, в которые лучше бы лишний раз не заглядывать. По крайней мере, у Катце было полное ощущение, что они могут вытянуть из человека всю подноготную не хуже нейросканера.
И сразу, без всякого перехода вспомнились пронизанные предзакатным светом заросли над ручьем, где им с Джейсоном нравилось бродить, прыгая с кочки на кочку, с камня на камень. Скорей всего, просто цветовые ассоциации – золотое, зеленое и бледное молочное небо… А блонди неплохо бы там смотрелся: привезти, посадить под тенистые ивы вместо наяды. Лабораторию подземную построить, чтобы и окружающий пейзаж не портить, и Рауль не страдал от безделья. Сухие губы Катце тронула невольная улыбка, когда он представил себе глаза Морин, округлившиеся при виде такого нечеловечески прекрасного чуда у нее на участке.
Едва родившись, улыбка сразу угасла. Не впишется Рауль в это место, он не наяда и не фэйри, не часть природы – гораздо хуже, деструктивный элемент в каком-то смысле. С таким же успехом можно строительный кран загнать в цветущий сад – вещь полезная, но кроме вреда ничего не выйдет.
И где выход? Тем более теперь, когда уже сделан и шаг, и другой? И, в принципе, третий тоже: смалодушничал, из космопорта позвонил Раулю и сообщил, что вернулся без Джея.
- В чем дело? – Такое ожидаемое, невозмутимое спокойствие, за которым Катце уже научился угадывать напряжение. – Что случилось?
- Ничего не случилось, все в полном порядке. Именно поэтому я возвращаюсь один.
И дал отбой. А собственный мобильник предусмотрительно отключил еще раньше.
Нет, не верил он, что судьба предоставит ему ту самую лазейку, на которую рыжий возлагал свою последнюю – и единственную – призрачную надежду. Когда он появился на ферме, его встретили как долгожданного и желанного гостя, Гай устроил натуральный допрос, что и как, а Морин слушала, почти не вмешиваясь в разговор, и светилась изнутри… Катце даже не мог сказать, что она как-то явно выражала свою радость, это просто было, не оставляло сомнений. Казалось, здесь действительно рады приезду Катце. И не рады. Второе было вполне понятно, его появление означало конец маленькой сказки про необычного мальчика, жизнь без которого уже трудно себе представить.
А еще – напряженный, с отчаянием в серых глазах, вопрос незадолго до его отъезда:
- Может, все-таки останешься?
Катце знал, Морин хочет, в самом деле хочет, чтобы он остался на Мирейте. И одновременно понимал: если он вдруг исчезнет, как в тот первый раз, не попрощавшись, но оставив им Джея, девушка вздохнет с облегчением. И что если бы не мальчик, этого вопроса и этих почти умоляющих глаз вообще не было бы; все было бы иначе.
Чудную ты кашу заварил, рыжий. Всем вместе расхлебывать – не расхлебать
Из космопорта он доехал на аэротакси только до города, а там, недалеко от центра, расплатился и пошел пешком вдоль набережной канала, глядя на тяжело перекатывающиеся волны темной воды. Погода была странная: холодный ветер и сочащееся тонкими бледными лучами из синеватых туч солнце. Ничего не хотелось, ничего не видно было впереди. Хотя и позади, наверное, тоже… Лучше не оглядываться.
Джейсон на ферме абсолютно в своей тарелке, ему там широкое поле деятельности, он впитывает окружающее, словно губка, и окружающее, по счастью, этого стоит. После очередного разговора с Морин по сети Катце предложил Раулю написать программу по мотивам энциклопедических сведений о Мирейте, которая и была отправлена не в меру любознательному блонденку – чтобы мог сам узнать ответы на бесконечные вопросы, которыми забрасывал девушку и Гая. Потом было еще несколько подобных программ, уже на другие темы. Рыжий принимал участие и в их создании как программист и знаток самых привлекательных нюансов сетевых игр.
За их совместные прогулки по закоулкам фермы, которые давали хозяйке передышку, Джей вываливал на своего законного опекуна столько информации, что тот только диву давался. Впрочем, Морин утверждала, что мальчишка ей совершенно не в тягость. А Гай смеялся: «Я с ним скоро сам профессором стану».
В последний вечер, когда он уложил усталого от впечатлений Джейсона в постель и вышел на веранду курить, там сидел кот. Словно и не исчезал никуда, поджидает… и не было никаких четырех с половиной лет.
Рыжий присел на корточки, впервые за время их знакомства погладил пеструю «паленую» шкурку:
- Что ж ты раньше не приходил?
Поднявшись, кивком позвал за собой, потом передумал и, не дожидаясь реакции, взял на руки, отнес в спальню, где плыли в слабом оранжевом свете ночника первые сны маленького блонди.
- Вот, присматривай за ним. Все лучше, чем шляться где попало, - сказал он, всеми четырьмя лапами опуская на край постели.
Кот покосился на него – мол, не учи ученого, без тебя знаю, что лучше. И двинулся вперед, обнюхивая набивные цветы на пододеяльнике, выбирая место под боком у мальчика.
Джей открыл глаза, спросил: «Уже ночь?» - и сел, чтобы лучше разглядеть хвостатого.
- Это кот, - пряча улыбку-воспоминание, сказал Катце.
- Лааапочка, - резюмировал блонденок, сгреб и прижал к себе здоровенную костистую зверюгу. Кот индифферентно повис в его объятьях.
Катце закашлялся от неожиданного смеха. Унять приступ никак не удавалось, он вышел за дверь, а потом и вовсе вернулся на веранду, где кашель, наконец, отпустил его. Закурил, отрешенно глядя на луну в темных ветвях. И только когда провел пальцами вдоль шрама, смахивая что-то неприятно ползущее по коже, с удивлением понял, что это слезы.
Спустя два часа он покинул Мирейт, через силу заставив себя попрощаться с Морин. Гаю пришлось передать привет: с базы его не отпустили - дежурство …
Набережная заканчивалась вместе с каналом, который дальше протекал в подземном тоннеле. Словно потеряв ориентир, куда идти, рыжий огляделся и, помедлив, зашел в магазинчик под стильной вывеской «Оружие». Внутри красовались витрины с ненужными ему пистолетами, шокерами и прочим воинственным товаром; с другой стороны было подарочные и спортивное оружие, охотничьи арбалеты, рыболовные снасти и другая подобная экзотика. Рыжий без интереса скользил взглядом по этому великолепию, лениво пережевывая философский вопрос, является ли паранойей привычка постоянно думать и беспокоиться о своей безопасности. Пришел к выводу, что является, однозначно. И только внешние обстоятельства решают, поможет она сохранить жизнь или доведет до психушки. Постоял еще немного и вышел, напоследок поинтересовавшись у продавца насчет некоего общественного места.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дома, в полном соответствии со сценарием, его поджидал огнедышащий Рауль.
Нет, по человеческим меркам блонди был вполне сдержан, лишь не соизволил поздороваться и не пытался пригасить жестких интонаций, когда потребовал у него, едва прикрывшего за собой дверь:
- В чем дело, Катце?
Да еще глаза на безупречном лице полыхали так, что рыжий подумал: сравнение с Горгоной было бы вернее.
- Сперва я выпью кофе, приму душ и переоденусь с дороги, потом поговорим.
- Нет, Катце. – Блонди отрицательно качнул головой, и Катце только сейчас заметил, что золотая волна, качнувшаяся в такт движению, спутана, словно к ней невесть сколько не прикасались расческой. - Ты и так заставил меня ждать.
Так. Идеальный Блонди, по какой-то причине не изволивший привести в идеальное состояние свою прекрасную волнистую гриву. Неужели все настолько плохо? Хотя – а чего он ожидал? Теплого дружественного приема?
- Ну хорошо, - сдался Катце, усаживаясь на телефонный столик у двери и закуривая. В конце концов, во всем этом есть даже свой плюс: неприятный разговор быстрее останется позади… чем бы он ни закончился.
Это был один из тех редких случаев, когда рыжий никаким боком не представлял, чего ожидать, и насколько эти «чего» могут быть серьезны. В конце концов, все эти месяцы они жили с блонди, существом по определению не слишком уживчивым, так спокойно и тихо… Слишком спокойно, слишком тихо. Но в нынешней вывихнутой ситуации рыжему некого винить, кроме себя. И лучше не расслабляться.
- Рауль, мне кажется, я вполне доходчиво все объяснил по телефону: Джейсон в полном порядке, лучшего и желать не приходится. И именно поэтому он останется там, где есть.
- Это ты так считаешь. Но у тебя нет права решать, какие условия являются для него наилучшими. – От Рауля исходила сила готовой обрушиться ледяной лавины. И ничто ее не остановит.
Катце это неожиданно разозлило. Перед ним стоял все тот же господин нейрокорректор, который способен был на нейроны разложить его мозги, чтобы получить сведения о пропавшем в Дана Бан Ясоне. Не изменился, не смягчился – да и как может измениться искусственное создание Юпитер.?... А он пустил ЭТО в свою душу.
- Какого права? – Рыжий прищурился, напряженный, как хищник перед врагом. – Все официальные права на опеку у меня. И мы оба знаем, что это было оптимальным решением. А если вы о моральном праве, то не вам о нем говорить. Элита Танагуры никогда не считала чьи бы то ни было моральные права аргументом, достойным внимания. На первом месте у вас и вам подобных – ее величество целесообразность. Так что я поступил в полном соответствии с вашими же собственными приоритетами – сделал для Джейсона то, что для него лучше.
Зеленые глаза Рауля нехорошо блеснули, однако он «дал задний ход» и спросил уже гораздо спокойнее, отрезвленный, видимо, отповедью рыжего:
- Катце, где он? Меня не интересуют твои рассуждения на тему морали и целесообразности, мне нужно, чтобы ты привез Джейсона сюда.
Рыжий покачал головой:
- Нет.
- Да, Катце. Из нас двоих только я могу судить, что необходимо для нормального роста и развития элиты. Или ты сегодня же отправишься за ним, или…
- Что – или? Вы прекрасно знаете, я могу сейчас развернуться и уйти, и вам придется истратить все мои деньги, да плюс еще те, которые вы способны заработать в своем экологическом центре, чтобы только отыскать меня, не говоря уже о большем. И даже если сейчас вы возьмете меня за горло и никуда не отпустите… Неужели вы думаете, Ясон сделал бы меня своим доверенным лицом, если бы сомневался в моем умении хранить секреты? Если бы у него были хоть малейшие подозрения, что я могу расколоться под давлением федералов или его личных врагов? А аппаратуры для копания в мозгах у вас при себе нет, и взять негде. Разве что вернетесь на Амои, вежливо попросите у мамы Юпы. Так что давайте…
Он успел увидеть вновь блеснувший во взгляде Рауля недобрый огонь и понять, что фразу закончить не успеет -- но и только. Как получилось, что перед носом оказалась стена, и рыжий со всей силы впечатался в нее, чувствуя резкую боль в суставах и мышцах вывернутой за спину руки, он уже отследить не смог. И прежде, чем придумал, как быть, обнаружил еще одно ощущение: те самые пальцы, что почти с лаской разглаживали по вечерам его сведенную усталостью спину, сейчас жестко и методично нащупывали какие-то точки на шее, позади и пониже ушей.
И почти одновременно услышал сказанное в затылок:
- Ты мне без всякой аппаратуры объяснишь, что за дурь пришла в твою рыжую голову, а потом мы закажем билеты и отправимся на Мирейт. Вместе.
Захотелось возразить – просто ради того, чтобы выплеснуть подступающую злость. Кто бы мог подумать, что он так заведется от нелепых действий и слов разъяренного блонди. Но прежде, чем язвительная реплика успела сорваться с враз пересохших губ, он понял: да, сейчас действительно расскажет все, что Рауль захочет услышать. И сделает все, что тому заблагорассудится – сил и желания сопротивляться с каждой секундой оставалось все меньше.
- Хорошо, - тяжело выдавил Катце. – Отпустите… все будет, как вы скажете.
В следующий момент он смог повернуться лицом к созданию, которое так хотелось придушить. За все. И еще за то, что стал так нужен… необходим.
Рауль ждал. У Катце возникло полное ощущение, что промедли он чуть дольше – снова возьмет за горло.
- Я закурю, не возражаете?
Деловой кивок – ничего личного - задавленное рассудком нетерпение – поворот к окну на полкорпуса – поворот головы, так что Катце видит красиво очерченные под водолазкой мускулы левого плеча, темно-золотые завитки на затылке и совсем чуть-чуть выступающую из-за них скулу.
Откуда-то он знал, что так будет. Интуиция? Или просто уже до мелочей впитал в себя все связанное с Раулем?...
Блонди развернулся стремительно, едва уловимо для человеческого глаза, но больше уже сделать ничего не смог, даже шага: парализатор, извлеченный из-под полупальто вместо пачки сигарет – тот самый, что Катце забрал из камеры хранения космопорта и лишний раз проверил в туалете магазинчика – остановил его в самом начале движения. Пальцы, не дрожа, моментально сдвинули регулятор на максимум – словно только этого и ждали, а потом сами нажали на спуск второй раз. В следующий миг Катце проклял себя, видя, как рухнула на ковровое покрытие прекрасная статуя.
Отшвырнув оружие, наплевав на отчаянные сигналы инстинкта самосохранения, он упал на колени рядом с распростертым телом. Проверил пульс, дыхание.
Вроде в порядке, только полностью обездвижен.
Не теряя времени, рыжий схватил с софы в гостиной подушку-валик и попытался подсунуть под голову Рауля. Но темно-зеленый бархатный цилиндр оказался слишком большим, тяжелое тело сползало с него, и Катце едва успел предотвратить «поцелуй» пола с блондячьим затылком. Пришлось уложить Рауля верхней частью спины себе поперек бедер, при таком положении его голова уже не съезжала с подушки.
Катце осторожно отвел от лица поверженного блонди спутанные медовые пряди. Рауль с видимым трудом поднял веки, уставился на него с неподдельным детским недоумением, почти с обидой. И рыжего, словно пьяняще сильным встречным ветром, ударило адреналиновой волной: он плохо понимал, что за чувства испытывает, придерживая на коленях тяжелое беспомощное тело – в полной своей власти, сознание которой переворачивало весь мир вверх тормашками. С трудом удержавшись, чтобы еще раз не провести ладонью по его лицу и волосам, Катце постарался абстрагироваться от ощущений, спросил:
- Ты меня слышишь, Рауль? Сможешь понять, что я скажу? – Рагон его знает – даже если парализаторы когда-нибудь испытывали на элите, результаты простым смертным не показывали. Так что неизвестно, как их организм реагирует на разряд, рассчитанный на крупного слона.
Соответственно, никто не может сказать, сколько у Катце времени в запасе, чтобы наконец все выяснить и расставить по своим местам.
И приготовиться к худшему.
Длинные ресницы опустились и поднялись – медленно, тяжело – в знак того, что он услышан.
- Нельзя забирать оттуда Джейсона, Рауль. Он там на своем месте, ощущает свою связь с тем миром, и порвать ее значило бы нанести вред прежде всего ему самому. Ему и так досталось чересчур, даже для элиты: взрыв, разлука с тобой… Мальчик всего месяц-полтора, как начал засыпать без слез. Да и рос он не в таких стабильных условиях, как элита Танагуры, ему пришлось вместе с тобой пережить все стрессы и неурядицы, пока ты был в бегах, мотаясь с планеты на планету.
Катце знал, о чем говорил. Как куратору Гардиан, ему не раз приходилось видеть отчеты по рождаемости с пояснительными записями типа: «Родовая травма из-за стресса, родился мертвым» или «Родовая травма, предотвратить стресс не представлялось возможным. Родился с серьезными отклонениями, подлежит эвтаназии».
- Нельзя было увозить его силой. Я мог бы пустить в ход последнее средство – сказать, что мы летим к тебе. Но это значило заставить его делать выбор, отказаться от чего-то, что для него как земля под ногами. Джейсон спрашивал о тебе, много раз. Но всегда – когда ты сможешь приехать к нему. Ему нравится путешествовать. Но он не хочет уезжать с Мирейта, даже ради тебя.
Рауль прикрыл глаза – словно безумно устал. Катце напомнил себе, что надо продолжать; страдать, сожалеть о содеянном – и потерянном – у него еще будет время. Даже с избытком, наверное.
Либо он уже ни о чем не сможет сожалеть.
Рыжий говорил и говорил, ни на миг не останавливаясь, боясь не столько того, что не хватит времени, сколько подступающего отчаяния – стылого, бездонного. Объяснял, разжевывал как ребенку, какое значение для мальчика имеет связь с близкими людьми, место в социуме, и как трудно им с Раулем было бы создать для Джейсона нормальные условия.
Да, Рауль, да. Ему ведь предстоит жить не в техногенном раю Танагуры, а в обычном мире, не слишком радостном и доброжелательном, и малышу необходимо с самого начала почувствовать, что этот мир не отторгает его. Иначе он может вырасти слишком похожим на нас... Ты не можешь этого не понимать, блонди.
Одно хорошо: рыжий был уверен в каждом слове, не приходилось ничего придумывать – передумал на сто рядов еще до злополучной поездки на Мирейт. Слова текли сами, не претыкаясь о вопрос, насколько убедительны они могут быть для Рауля.
- Пусть все остается, как есть, я прошу тебя. По крайней мере, пока Джейсон не станет достаточно взрослым и не научится понимать, что существуют вещи взаимоисключающие, и к этому просто нужно привыкнуть.
Когда он умолк, блонди наконец пошевелился, с судорожным вздохом сел и сразу поднялся на ноги. Катце, все еще утопая коленями в ковровом покрытии, снизу вверх наблюдал, как Рауль неловко и отрешенно приваливается плечом к стене, не глядя в его сторону.
И тогда рыжий отчетливо понял, что репрессий не будет. Вообще ничего не будет. Появилось даже ощущение, что они так и останутся навсегда здесь, в этих четырех стенах на перекрестье тусклого света бра с таким же тусклым и серым дневным из окон. Обречены быть рядом без возможности слышать и даже толком видеть друг друга.
- Я ведь доверял тебе. Полностью…
Катце почти обрадовался звуку усталого голоса, разбивающему оцепенение. Пусть уже все закончится, и хотя бы этот круг ада останется позади. Он поднялся на ноги:
- Рауль, ты с самого начала знал, что для меня на первом месте интересы мальчика. В этом я твоего доверия не предавал, сделал, что мог. – Он незаметно перевел дыхание. - И не стал бы стрелять, если бы ты не пытался превратить меня в куклу на веревочке.
- Эффект ограничен во времени, - как-то рассеяно сообщил Рауль. – Через два часа ты уже вернулся бы в обычное состояние.
Унизительное прозрение.
- Откуда мне было знать?
Сквозь подкативший к горлу тошнотворный стыд, как чужая, пробилась мысль: ну и кто из них двоих больший кретин? И следом другая: блонди порой могут вести себя еще более глупо и нелепо, чем люди, ему это давно известно – с тех пор, как посчастливилось наблюдать развитие отношений Ясона и Рики. Но каждый раз то ли забывает, то ли не может до конца поверить. И то сказать: глядя на величественную высокоразумную элиту, верится с трудом.
Рауль, наконец, взглянул на него – словно проснулся:
- Действительно, ты не мог знать. Я потерял контроль над собой. Прости.
Прости? Разве в лексиконе блонди бывают такие слова?
- Прости, - собственным эхом повторил Рауль. – Мне трудно понять мотивы и цели некоторых твоих действий. Неудивительно, что тебе удалось бежать с Амои и достаточно успешно скрываться.
- Теперь понимаешь. - Реальность зависает, как программа, давшая сбой.
- Ты мог сказать мне раньше. Не было бы бессмысленного экстрима.
Не было бы. Не-было-бы, небылобы.
Рука сама тянется теперь уже действительно за сигаретами. В голове никаких мыслей, из пустоты само по себе рождается шаблонное:
- Я надеялся, что все не так плохо.
- Тем более мог сказать.
- Чтобы ты использовал сказанное мной для давления на меня же?
И холодно в этой пустоте, душа выстывает. По крайней мере, он понимает теперь, что чувствует Рауль.
- Я ведь обещал, что не стану ни к чему тебя принуждать.
Катце не сразу сообразил, о чем он, потом вспомнил: еще перед их с Джеем экстренным отлетом с Оксты, на той квартире, где блонди почти не вставал с длинного узкого дивана.
- У меня не абсолютная память, - вместе с сигаретным дымом Катце выпускает наружу холод. - И я считал, что твои слова относятся лишь к тем событиям.
Рауль несколько озадаченно хмурит брови, но произносит только одно слово:
- Напрасно.
И хотя в его голосе нет ни упрека, ни превосходства, рыжего прорывает:
- Даже если бы я понял правильно и запомнил – что это меняет? Что помешало бы тебе при необходимости отказаться от данного слова? Разве нет?... Обстоятельства требуют, чтобы вы пересмотрели свою позицию – и элита ее пересматривает, обещание больше ничего не значит.
- С чего ты это взял? – В зеленых глазах – новая волна недоумения. – Представители элиты часто давали тебе обещания и не выполняли их? Потому что я не верю, чтобы Ясон мог так поступить.
- Это вполне соответствует вашей элитной линии поведения, - парировал Катце.
Эм покачал головой:
- Обещания даются с учетом возможных вариантов развития событий. Если есть сомнения, зачем обещать?
Катце ничего не ответил: какой смысл? Угасающий день лежал в руинах Раулевых радужных надежд, дом казался опустевшим и выстуженным. Блонди – умница, на самом деле, на него не потребовалось тратить лишних слов, повторять по десять раз одно и то же. По сути, все закончилось быстро и просто.
И как же теперь муторно.
Невозможно смотреть в эти грустные усталые глаза. Вот, оказывается, какого цвета боль – глубокого серовато-зеленого. Он вспомнил про затухающую в пальцах сигарету, жадно втянул и выдохнул дым. И непроизвольно, зеркальным отражением Рауля, подпер стену, хотя рядом было, на что сесть.
Улетая с Мирейта, он понимал, что летит разбивать вдребезги свою жизнь, убивать едва зародившееся взаимопонимание и корявые странные отношения, которыми, тем не менее, дорожил как… Чем?
Сравнивать не с чем, они оказались первыми и последними в его жизни. И как ты ни готовься, видеть осколки порушенного - невыносимо.

 Отправлено: 17.10.10 09:15. Заголовок: - Рауль, - тихо позв..

- Рауль, - тихо позвал он, чувствуя себя обязанным поставить хоть какую-то точку. – Что мне делать теперь?
- Я не знаю, Катце. – Блонди вздохнул – совсем по-человечески. - Единственное, о чем прошу: не играй больше со мной в прятки: будет намного проще договориться и избежать недоразумений. Мое обещание в силе, я не стану давить на тебя… И я принял к сведению твою позицию относительно Джейсона, постараюсь разобраться; почему-то это трудно. Думаю, я все же поеду туда, вопрос только – когда. Когда это лучше сделать.
Он замолчал и замер, не меняя положения, у своей стены. Рыжему захотелось отодвинуть его оттуда: неизвестно, насколько он так завис, а видеть час за часом это неизменное олицетворение тоски и обреченности – приятного мало.
Обычной человек на месте Рауля мог бы просто потребовать: это мой ребенок, с самого начала был со мной, я его растил и не способен причинить ему вред. В конце концов, я люблю его. Этого достаточно, чтобы все твои замечательные аргументы оказались равны нулю.
И Катце до последнего момента опасался, что так может случиться, потому что возразить было бы нечего.
Но для Рауля во главе угла всегда стояла и будет стоять логика, рациональность, даже если под напором очевидной, объективно существующей за пределами Танагуры закономерности пришлось включить в логическую схему мира эмоциональную составляющую. Все-таки элита, при всем своем совершенстве, намного уязвимее людей. Несовершенству куда легче приспособиться и выжить в несовершенном мире, чем им, со всеми имеющимися у них сверхспособностями; но Юпитер этого никогда не понять. Сам же Рауль и объяснил как-то рыжему, что ИскИн не может быть непогрешимым, поскольку базовые установки заложены в нее создателями – людьми, которым, как известно, свойственно заблуждаться, всем без исключения. И потому некоторых собственных просчетов ей не увидеть и не исправить. Она обречена до конца своей функциональности повторять ошибки, сделанные создавшими ее идеалистами и перфекционистами, которые наивно стремились к недостижимому.
А ее «детям» платить за эти ошибки.
- Как ты себя чувствуешь? – невпопад спросил рыжий, стараясь, чтобы голос звучал ровно, и давя в ладони почти докуренную сигарету.
Рауль, словно думая о другом, зябко повел плечами:
- Все в норме. Для меня такой разряд не представляет опасности, если ты об этом. Можешь стрелять и не беспокоиться в следующий раз.
Это был удар ниже пояса. Катце даже не пытался понять, сарказм это, или блонди говорит серьезно. Какая разница?
Только сейчас до рыжего по-настоящему, до печенок, дошло, что блонди простил – все, полностью, без разборок и без условий, неизвестно почему и каким образом, но это тоже не суть важно. Потому что прощение оказалось горше всякой расплаты.
И онемевшее, приглушенное неделями бесплодных сомнений чувство вины вернулось к Катце с удвоенной силой.
Это он должен был просить прощения. Но не мог. Чем меньше заслуживаешь, тем труднее просить. В ушах все еще звучали слова, произнесенные глубоким любимым голосом: «Я ведь доверял тебе…» Доверие блонди можно предать только раз в жизни. По сути, после этого вообще не живут.
Катце вновь прошелся взглядом по застывшей у стены фигуре, неестественно спокойному лицу, опущенным ресницам. Может быть, если бы хватило духу подойти, положить руку ему на плечо, снова поправить упавшую на глаза прядь – может быть, тогда его собственное «прости» сумело бы прорваться наружу через тяжелый ком в груди. Но Катце так не умел – никогда, – и сейчас не было сил переступить через себя, хотя в этот момент он точно знал, что Рауль не оттолкнет, не возмутится, даже не удивится.
Рыжий не мог...
Но это ведь его блонди, Катце сам столько раз мысленно предъявлял права на него. А теперь он ощущал лишь вину и бессилие что-то исправить, Рауль ведь не Джейсон, его не уболтать разговорами о море и не отвлечь плиткой шоколада, даже любимого его черного с миндалем, дорогого до неприличия.
Горе ты мое, блонди. И мое счастье – неправильное, перевернутое с ног на голову, такого никогда не понять нормальному человеку.
Потому что только благодаря тебе я чувствую себя живым. Без тебя, без того беспорядка, что ты навел в моей жизни, я бы сейчас заживо превращался в ничто, как ты сам когда-то выразился. Потому что хуже любой боли, даже той, которую я испытываю сейчас за себя и за тебя – чувствовать, как душа с течением дней стекленеет, словно глаза покойника. Я отнял у тебя почти все, а дать могу слишком мало. Но я постараюсь, пусть нелепо, пусть безрезультатно.
Мысли, словно совершенно отдельные от чувств, потекли в привычном направлении, планируя, рассчитывая, оценивая варианты: позвонить в ресторан, доплатить за особые условия доставки – тем более, что давно следовало купить хороший обеденный сервиз; можно выбрать по каталогу. И цветы. Нет, не дарить, я пока еще не вхожу в число твои воздыхателей. Просто поставить на стол что-нибудь необычное и изысканное, ты же у нас эстет, тебе нравятся такие вещи. Да, и скатерть еще…
- Рауль, давай я закажу тебе ужин из ресторана, и прими ванну; я наберу.
В ответ – лишь грустный взгляд потерянного ребенка. Потом невеселая улыбка, словно блонди мог знать его мысли:
- Ты бы мне еще конфет предложил.
Снова пауза. И, спустя несколько долгих секунд:
- Не беспокойся, ванну я и сам наберу… Поужинаешь со мной?
- Если ты хочешь.
Только короткий благодарный взмах темно-золотых ресниц в ответ.
Ужин ненастным осенним вечером, при свете камина… Можно еще свечи зажечь. Ужин в честь того, что мы остались одни, блонди, один на один с бесконечной, огромной ночью, заполнившей собой все необозримое пространство между крохотных звезд и планет, и мы затерялись в этой ночи.
Хотя, возможно, я неправ, и мы остались вдвоем. Если да – все действительно не так плохо.

Конец фика

 Отправлено: 17.10.10 12:18. Заголовок: А.М. :sm47: Всё-т..

А.М.
Всё-таки очень надеюсь, что когда-нибудь они научатся понимать друг друга.

 Отправлено: 18.10.10 09:57. Заголовок: А.М. , спасибо :sm5..

А.М. , спасибо

 Отправлено: 16.11.10 03:51. Заголовок: А.М., давно не была ..

А.М., давно не была в Сети, все на свете пропустила, сейчас сохраняю "Пересечение" к себе на комп и иду смотреть остальные кусочки - если я что-то не комментирую, это не значит, что я это что-то не читаю. :) Спасибо. :)

 Отправлено: 17.11.10 18:19. Заголовок: Конвалия, kuraga pet..

Конвалия, kuraga petrovna, Koshka-Varezhka, большое спасибо, что читаете )

 Отправлено: 17.11.10 19:05. Заголовок: Название: Личная соб..

Название: Личная собственность
Бета: Март
Персонажи: Катце, Рауль, различные ОП
Рейтинг: в районе R
Жанр: все в кучу
Статус: закончен
Дисклаймер: чужого не надо
Предупреждение: AU, ООС, пост Дана Бан; сиквел к фику «О тупиках формальной логики». Аффтара понесло.

 Отправлено: 17.11.10 19:07. Заголовок: Наверное, у всех бы..

Наверное, у всех бывают глупые тайны. Например, просыпаться с утра с мыслью, что у тебя есть собственный блонди. А потом гнать эту мысль, нелепую, навязчивую, но странно притягательную, куда подальше – чтобы не мешала нормально жить. Что с ним происходит? Всю жизнь был серьезным, ответственным. Предусмотрительным. Дальновидным. Теперь же проникнуться серьезностью положения не удавалось никакими силами. Можно хоть до посинения твердить себе, что держать в доме высшую элиту – удовольствие то еще, убедился на горьком опыте. Пусть и кажется оно по большей части необременительным, где-то даже приятным: все эти ненавязчивые заботы, мелочи, придающие жизни подобие уюта, беседы за шахматами и чашкой хорошего кофе в редко выпадающие свободные вечера…. Правда, беседа с Раулем легко может обернуться потоком занудства с его стороны, но к этому Катце уже как-то привык. Раньше прозвище «идеальный блонди» было для него не более чем словосочетанием, звукорядом. Теперь приходилось признать, что он действительно обитает под одной крышей с почти идеальным существом, способным при всей своей язвительности и прямоте обходить острые углы – если захочет, конечно, – не доводя дело до настоящего конфликта; проявлять внимание и заинтересованность без навязчивости. А то, что Рауль зануда, каких поискать – кто ж додумается вменить занудство блондям в недостаток?
Впрочем, у Катце уже мелькала светлая мысль какими-нибудь правдами или неправдами подбить Рауля вывести в своей лаборатории пета с относительно высоким уровнем интеллекта – чтобы господин биотехнолог мог более-менее сносно с ним общаться и задалбливал своей непререкаемой и непробиваемой логикой не одного только рыжего.
И все равно, глубоко-глубоко запрятанному, старательно игнорируемому самолюбию Катце льстило, что бывший Главный нейрокорректор и Второй консул Амои фактически ест с руки у него, монгрела и бывшего фурнитура, «мебели», которую этот самый блонди вряд ли замечал в бытность рыжего обитателем Эоса.
Как-то незаметно у Катце завелась даже привычка баловать своего затворника-блонди, притаскивая в дом всякие экзотические мелочи, способные заинтересовать и развлечь его. После выяснения отношений с помощью парализатора эта привычка и вовсе превратилась в потребность, сродни собственническому инстинкту. А что еще остается, раз позволил Раулю до такой степени пропитать собой всю его жизнь? Рыжий улыбался про себя, вспоминая странную сказку для взрослых детей и меланхолично забавляясь идиотизмом ситуации.
Угу – Лис, приручивший Маленького Принца.
* * *
Звонок раздался, когда Катце сидел в небольшом кафе с потенциальным клиентом, параллельно с ничего не значащей беседой обсуждая возможности поставки товара, в котором тот был заинтересован.
- Катце, мне жаль, если отвлекаю тебя от дел, но это срочно. И без посторонних ушей, рыжий.
Если бы еще со времен фурнитурской молодости Катце не натренировался владеть собой настолько, насколько вообще способен обычный человек, всеми силами старающийся подражать ледяной невозмутимости Первого Блонди, то в тот момент собеседник наверняка мог бы прочесть на его лице некоторое изумление и настороженность, как у почуявшего опасность хищника. Никогда прежде Рауль не называл его «рыжим», всегда обращался только по имени. Извинившись перед кандидатом в клиенты, Катце, не отключая связи, быстро вышел из зала и заговорил снова только в собственном каре:
- Что случилось, почему ты отключил изображение?
В ответ экран комма вспыхнул, демонстрируя гостиную в их с Раулем доме, и одновременно зазвучал голос блонди, привычно ровный и спокойный:
- У нас взломана система безопасности, в саду и в доме засада. Я видел восемь человек, наверняка снаружи еще столько же или больше. Могу описать главных действующих лиц, но не думаю, что это нужно. Не хотелось бы, чтобы звонок случайно засекли. Из их разговоров я понял, что ты должен очень большую сумму плюс моральный ущерб и проценты.
Рыжий едва смог вспомнить, как пользоваться собственными легкими.
- С тобой все в порядке? – сдерживаясь, чтоб не заорать, спросил он. – Как тебе вообще удалось позвонить, если они вломились в дом?
- Со мной все в порядке. Я дал тебе всю информацию, какая может быть полезна. За мной не следят, потому что считают трупом.

* * *
Полчаса на все – собрать подходящих людей из своих, добраться до места, оставить маленький аэрофургон в укрытии и по обрывистому берегу, продираясь через приречную растительность, со всей командой осторожно подобраться к собственным владениям. А до того, по дороге, фактически на пальцах объяснить людям план местности и план захвата участка над рекой, где стоит маленький светло-сиреневый коттедж. И все это время не позволять себе ни единой мысли кроме как о координировании действий для своих и прикидок по действиям противника.
Все-таки абсолютно неумная идея устраивать засаду на него в его же собственных владениях, которые он знает вдоль и поперек, поскольку сам разрабатывал систему безопасности, и установку тоже производили под его личным контролем. Более того, дом нарочно был куплен в таком месте, где можно обеспечить почти идеальную неприступность. Кто же знал, что попадется Катце настолько серьезный противник, располагающий услугами высококлассного хакера, и этот хакер сумеет вклиниться в автономную, никаким боком не связанную с Сетью систему охраны участка и нейтрализовать ее. Как выяснилось позже, разведка конкурирующей фирмы почти две недели лазила с датчиками в зарослях черемухи и ракитника, пока не разыскала выведенный за пределы охранного силового поля приемник домашнего телефона. Через него и добрались до управления охранной системой.
Пересечение с этими людьми было рыжему почти навязано. Клиент, кинувший Катцева могущественного конкурента, вышел на него сам, предложил довольно интересную комбинацию, так что рыжий, взвесив все «за» и «против», решил рискнуть. Неудивительно, что обойденный коллега по теневому бизнесу жаждал мести. Катце был вполне осведомлен о нем и его возможностях, но к тому времени имел уже достаточно сил и влияния, чтобы не слишком переживать за последствия. Осведомленность, впрочем, оказалась взаимной – иначе откуда бы вышедшим на тропу войны знать, что Катце вообще живет у рагона на куличках, а не в особняке в престижном дачном районе, где неплохо проводит свои дни его двойник-андроид. Не иначе, сдал кто-то из своих, а вот кто именно – предстояло еще разбираться…
Освобождение частной территории от непрошенных гостей заняло меньше десяти минут. Засевших в саду и во дворе застали врасплох настолько неожиданно, что сделано было всего три-четыре выстрела с обеих сторон. Впрочем, рыжий не сомневался, что ребята справятся, выполнят указания точно и без лишних вопросов: кого попало он в подручных не держал. Тем, кто засел в доме, Катце просто предложил сдаться, памятуя, что самую большую ценность, какая у него имелась, считают мертвой. Деваться им все равно некуда, к тому же на такой случай существовало немало гуманных и не очень гуманных способов выкуривания, осажденному противнику это было известно не хуже, чем самому рыжему.
Еще до того, как его люди успели проверить дом на предмет ловушек и засады, Катце почти бегом рванул в гостиную.
Рауль лежал в углу под растянутыми по декоративной решетке вьющимися растениями, названия которых рыжего никогда не интересовали, почти до самых глаз завернутый в стянутое с софы покрывало. Краем зрения рыжий видел кровь на пестром ковре под ногами, однако вид кокона, в который превратил себя блонди, насторожил его гораздо больше.
- Что…? – Катце смотрел на устремленные к нему снизу вверх припухшие зеленые глаза и не знал, как задать вопрос, с какого края вообще подойти к случившемуся. До такой степени не по себе ему не было даже тогда, когда первый раз увидел дыру, прожженную в спине блонди.
- Катце, ты мне нужен один и располагающий достаточным количеством времени. Поговорим, когда покончишь с более важным и отошлешь своих людей.
- Хорошо, - кивнул Катце, чувствуя сильную потребность сглотнуть тяжелый, мешающий дышать ком.
По его приказу подчиненные запихали все, что осталось от недавней засады, в аэрофургон и увезли далеко-далеко, в район космопорта, где находились старые склады, парочку из которых Катце арендовал. Там проигравшим предстояло дожидаться решения своей участи, пока победитель разберется с состоянием единственного имевшегося у него домочадца.
- Катце, надеюсь, ты видел достаточно изуродованных трупов, - менторским тоном начал Рауль, как только рыжий заверил его, что они одни и времени у них достаточно. – И тебе не станет плохо. Ты нужен мне во вменяемом состоянии, способный точно выполнить мои инструкции. Все, что нужно, можно найти в лаборатории…
- Хватит уже, - почти рявкнул Катце, совсем не воодушевленный таким вступлением. – Как я понимаю, тебя изрядно покалечили, и требуется помощь. А не лекции на тему. Давай уже!...
Однако, несмотря на решительность тона, покрывало он разворачивал очень медленно и осторожно. При первом же прикосновении к объемной, шоколадного цвета ткани, под пальцами захлюпала липкая влага. На Рауле места живого не оказалось в полном смысле этого выражения: в клочья изодранную домашнюю одежду всю пропитала кровь неестественного малинового цвета; но даже на таком фоне легко было заметить повреждения, применительно к которым словосочетание «рваные раны» было бы довольно мягким. Во многих местах был виден неприятный искристый блеск, происхождение которого не составляло для Катце загадки – такие следы оставляет оптоволокно. Рыжий подумал, что концентрация дэта-кварцевых частиц в крови блонди сейчас наверняка зашкаливает, обычному человеку, не элите, вполне хватило бы одного этого, чтобы загнуться в муках. Позже, освободив истерзанное тело от остатков одежды и осторожно стирая кровь мокрым полотенцем (влажные салфетки были почти бесполезны при таком ее количестве), он заметил в довершение ко всему крошки ржавчины. Очень давно, еще при первых поселенцах, в этих местах было какое-то баснословно богатое месторождение и куча перерабатывающих заводов, так что до по сию пору из земли можно было извлечь какую-нибудь железную арматурину, просто попинав в любом месте носком обуви. Перемазанное в крови подтверждение его догадки, впрочем, валялось тут же, в углу, растопырив кривые ржавые загогулины.
Потом он вкалывал в вену блонди дозу обезболивающих и стимуляторов, рассчитанную на средних размеров гиппопотама; стоял рядом, когда тот, с невозмутимым выражением на разодранном арматурой лице, перед зеркалом накладывал себе швы на это самое лицо; помогал делать перевязку на самые пострадавшие места… Как ни старался Катце держать себя в руках, но руки затряслись, когда он накладывал и фиксировал томпоны на изуродованном до неузнаваемости паху блонди. Единственная в его собственной жизни хирургическая операция, произведенная очень аккуратно, с хорошей анестезией, все еще вызывала у Катце внутреннюю дрожь при одном воспоминании о ней. А Рауля калечили намеренно и невероятно болезненно, и честно говоря, Катце даже думать себя заставить об этом не мог, плюс пришлось наблюдать, как блонди, не моргнув глазом, удаляет скальпелем ошметки и вставляет катетер…
- Регенерирует, - сказал Рауль, словно прочитав его мысли. А может, просто перехватил помутневший от впечатлений взгляд рыжего.
До Катце не сразу дошло, а когда он понял, о чем речь, то мог лишь уставиться на блонди в немом изумлении. Однако сомневаться в словах Эма не приходилось – не тот момент, чтоб шутить, да и говорил он вполне серьезно; похоже, этот вопрос даже не особо его интересовал.
«Фурнитурская карьера блондям явно не светит», - была единственная идиотская мысль, на которую оказался способен деморализованный шоком мозг Катце.
Он даже не смог бы сказать, сколько все это длилось, прекрасное чувство времени на этот раз изменило рыжему, а на часы Катце не смотрел с момента звонка, заставшего его в кафе.
Но с оказанием первой помощи разделались, и Рауля водрузили на его родную кровать, не менее обширную, чем в былые времена в эосских апартаментах.
- Какого рагона ты позволил так себя отделать?! – вырвалось у Катце вместе со вздохом облегчения. – При твоих-то способностях!...
- Ты бы предпочел, чтобы меня пристрелили или сделали заложником вместе со всеми моими способностями? – ядовито поинтересовался блонди. – Их было восемь человек, хорошо вооруженных и полностью владеющих ситуацией. Кто-нибудь все равно успел бы выстрелить и вызвать на помощь оставшихся во дворе. Тогда все эти повреждения красовались бы сейчас на твоей шкуре. Вернее, на твоем трупе.
- Надо было сдаваться. Даже если бы с тобой оставили охрану, то не больше двоих, с ними бы ты управился. С одним – тем более…
- Видишь ли, - в голосе Рауля звучало едва заметное раздражение, - они не предупредили, сколько именно человек намерены ко мне приставить. Если больше одного, то уже был риск, что без шума не обойдется. Я хотел быть уверен, что удастся связаться с тобой и предупредить о засаде… Кроме того, у меня не было ни малейшего желания подвергнуться сексуальным действиям, а как раз об этом предупреждение на их лицах было написано вполне явственно.
- И только из-за этого… - начал Катце, однако тут же оборвал сам себя. – Ладно, отдыхай. Поговорим, когда вернусь.
Еще раз окинув внимательным взглядом распростертого на постели блонди, убедившись, что больше от него пока ничего не требуется, Катце постарался сделать непроницаемое лицо и решительно вышел из комнаты.
* * *
Наверное, призрак горящего Дана Бан так и будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, думал Катце, глядя, как догорает один из складов. Когда-то он увидел это место, подыскивая себе подходящие складские помещения, и сразу подумал, что вот такое сооружение на отшибе, среди очищенных от старых строений и еще незастроенных территорий, сможет когда-нибудь сослужить ему службу. Находилось все это ближе к бывшему, теперь уже не используемому космопорту, никто особо не жаждал хранить там свои товары, поэтому аренда обходилась дешево. А сейчас его люди просто взорвали одну из построек – сразу после того, как вызналт у несостоявшихся рэкетиров все, что нужно, и заперли их внутри. Никаких чувств Катце не испытывал, кроме разве что боли при мысли о лежащем в его доме блонди, обезображенном, изувеченном и беспомощном. Стоять и любоваться медленно затихающим пламенем было тем еще мазохизмом; в голове, словно закольцованная, крутилась единственная мысль: если бы сегодня вселенная опустела для него еще раз, что бы он делал?
С трудом оторвавшись от болезненно-завораживающего зрелища, рыжий заставил себя сесть в машину и двигаться дальше: его ждали еще несколько срочных дел. И дома ждали.

 Отправлено: 17.11.10 19:08. Заголовок: * * * Местные законы..

* * *
Местные законы Катце знал на «ять» - врага всегда надо знать в лицо. А те пункты, с которыми имелась наибольшая вероятность столкнуться в повседневной деятельности, вообще мог процитировать, даже не отрываясь от написания какого-нибудь особо заковыристого вируса (в подарок конкурентам). Уточнив у хороших знакомых в полиции сумму штрафа за несанкционированные фейерверки из нежилых строений, рыжий направился прямиком к начальнику участка – с уже готовым заявлением о происшествии.
- Вот, капитан, - изобразив на лице максимальную законопослушность и объяснив цель своего визита, продолжал он, - здесь полторы тысячи кредитов…
И беззастенчиво отсчитал три.
- Но здесь… - попытался возразить начальник, сбитый с толку несоответствием честного вида рыжего гражданина и его действий.
- Нет-нет, все совершенно точно, вот, смотрите: сто, двести, триста… - принялся отсчитывать скромный гений преступного мира, шлепая на каждый счет по две сотенных купюры.
* * *
К себе он вернулся уже в густых сумерках. Непривычную пустоту и темноту дома освещало лишь льющееся в окна сияние наружных фонарей, странно похожее на лунное: перед уходом рыжий запретил дроиду включать свет, если только сам Рауль не отменит это распоряжение.
Блонди лежал на своей просторной кровати – неподвижно и с закрытыми глазами, однако Катце знал: это еще не значит, что он спит. Если бы не самолично вколотое рыжим снотворное с успокоительным, он вообще был бы уверен, что нарушил чуткий сон искусственного организма.
И действительно, едва Катце подошел ближе и остановился, глядя на блонди сверху вниз, тот открыл глаза, медленно повернул голову:
- Как я понимаю, тебя интересуют подробности.
- Не отказался бы. Но это может подождать до твоего выздоровления. - Катце осторожно присел на край необозримой постели. Интересно все-таки, зачем элите такой простор для сна?
- Не беспокойся, мне и сейчас не составит большого труда.
…Оказалось, вторжение в охранную систему вызывало – теперь уже никогда не узнать, намеренно или по ошибке, – отключение энергии по всему участку. Возможно, если бы не это, Рауль так и продолжал бы оставаться в своей малопривлекательной внешне лаборатории на заднем дворе, ни о чем не подозревая и не будучи обнаружен. И события развивались бы совершенно иначе. Но у него погас монитор, отключились все установки жизнеобеспечения для опытных образцов, и блонди отправился в дом, разбираться, что случилось. Разумеется, с обостренным восприятием элиты невозможно было не заметить засевших в саду людей. Но так как уже между лабораторией и домом, имея очень небольшой угол обзора, он увидел сразу четверых, то останавливаться не стал, предпочел выяснить ситуацию до конца. Его появление в холле, куда Рауль вышел с другой стороны, с черного хода, оказалось для чужаков совершенно неожиданным: видимо, за две недели подготовительных действий Эм ни разу не попался никому на глаза. Что неудивительно, он всегда предпочитал сидеть дома, даже в сад выходил нечасто.
За первым замешательством непрошенных гостей последовало несколько издевательских и сальных реплик в адрес Раулевой внешности. Блонди, которому хватило этих нескольких секунд, чтобы составить план действий, симулировал попытку сопротивления, нарочно нанес удары по болевым точкам всем, до кого «успел» дотянуться, в том числе главному из вторгшихся в дом. Расчет Эма был на то, чтобы разбудить их ярость и стремление ответить тем же, и он себя оправдал. Дальше оставалось только дотерпеть до момента, когда его внешний вид будет достаточно соответствовать изображаемой смерти…
Катце понял, что слушал почти не дыша, только когда Рауль замолчал, а сам он не смог удержать судорожный вздох.
- Катце, - тихо сказал блонди. – Если тебе нужно – кури.
Рыжий немедленно ухватился за эту возможность и за сигареты с зажигалкой, однако так и не закурил.
- Может, все-таки вколоть обезболивающее? – Сказано это было скорее для того, чтобы что-то сказать. И по настойчивой внутренней потребности хоть что-то сделать для того, у кого в долгу.
- Нет, это замедлит регенерацию. К тому же я могу блокировать болевые ощущения, так что практически ничего не чувствую, - говоря это, Рауль взял руку Катце и подтянул его ладонь себе под не пострадавшую щеку – так, словно это было что-то само собой разумеющееся, привычное. И закрыл глаза.
Рыжий не пытался ни возражать, ни высвободить бесцеремонно захваченную конечность. Однако этот полудетский жест неожиданно поднял в нем целую мешанину мало совместимых между собой чувств, первым из которых, как ни дико, оказалась злость – на себя, на блонди, на весь мир. Неправда, что ему не больно; может быть, не физически, но никогда не битому гордому элитнику, впервые столкнувшемуся с унижением, новый опыт вряд ли достался легко. Катце помнил, как его, шести- или семилетнего, за что-то отлупили девчонки в Гардиан. Драться они не умели, и за что тогда на него взъелись, рыжий тоже давно забыл, но чувство отчаянной обиды, стыда, отвращения к самому себе, как ни странно, не стерлось из памяти и по сей день.
Он сидел, смотрел на неподвижного и почти безмятежного блонди, тихо ненавидя самого себя: не сумел как следует защитить, уберечь это чудо элитное, которому место в блистательных апартаментах Эоса или стерильных биотехнических лабораториях, но никак не в доме теневого дельца. И не признающая никаких доводов бессильная злость на Рауля: какого рагона он позволил сделать это с собой? Нашел бы Катце потом ниточку, разобрался бы, сумел бы его выручить, даже если бы захватили в залог. Не стоила вся эта каша таких жертв.
Но было еще что-то, до звона тянущее жилы из груди, обжигающее изнутри глаза неспособными пролиться слезами; что-то, рождающее одновременно нелепую радость и невыносимую тоску. Стало вдруг до детской обиды жаль длинных золотых локонов, которыми в былые времена щеголял Идеальный Блонди. Захотелось, чтобы были они сейчас рассыпаны по постели вокруг головы его спящего приятеля, провести по ним ладонью, осторожно погладить, и тем дать выход этому странному, рвущему легкие чувству. Дотронуться же до головы или плеча блонди он не решался – и не только потому, что боялся причинить боль.
Словно почувствовав его напряжение, Рауль снова открыл глаза и вопросительно приподнял бровь. Осознав, какое выражение тот увидел сейчас на его украшенном мужественным шрамом лице, и как замечательно это выдало перед Эмом все его чувства, рыжий немедленно ощетинился внутренне и, приняв обычный свой непроницаемо-отстраненный вид, ответил на изгиб красивой золотистой брови яростной контратакой:
- Скажи, а твои 300 продвинутых блондячьих ай-кью хотя бы подумали, что тебя в самом деле могли убить? И очень даже запросто, будь ты хоть десять раз элита.
- Разумеется, - невозмутимо ответил Рауль. – По моим расчетам вероятность составляла от тридцати до тридцати пяти процентов.
И удовлетворенно оглядев обезоруженного таким заявлением Катце, с ехидцей поинтересовался:
- Ты всю ночь собираешься провести, скрючившись на краю, как птичка на жердочке? Может, все-таки ляжешь нормально?
Устроиться на широкой Раулевой кровати получилось вполне удобно. Блонди вообще неукоснительно уделял внимание таким вещам, как эргономичность и комфорт, хотя скорее всего это являлось благоприобретенной привычкой, причиной которой был педантизм его натуры, а не требованием собственного организма. Когда они, покинув Оксту, скитались по галактике с целью замести следы, Катце не раз имел возможность убедиться, что Рауль способен преспокойно спать в самых немыслимых позах на самых неприспособленных для этого поверхностях.
Но, несмотря на удобство и усталость, сон не шел. Что-то грызло Катце изнутри, все было неправильно. Мироздание безжалостно повернулось к нему очередной гранью, и хотя рыжий принял это, как принимал все, что посылала судьба, было тяжело. Он привык видеть в Рауле машину, или куклу, или монстра. Фурнитурского почтения к элите не было уже давно, Катце сам не мог бы сказать, насколько давно. Возможно, исчезло со смертью Минка и Рики, опрокинувшей весь мир на пятую точку, когда ничего уже не могло остаться прежним. А может, и раньше, по вине того же Минка – просто потому что никто не в состоянии был сравниться с ним, и никто после него уже не заслуживал в глазах рыжего права на преклонение. К Эму он относился скорее как к опасной игрушке, собственную привязанность к которой считал патологией. Было в этом почти такое же пренебрежительное высокомерие, как в отношении элиты к монгрелам. И возможно, являлось маленькой тайной местью за прежнее свое незаметное положение при Ясоне, за свою одновременно необходимость и ненужность.
Но в данный момент, лежа рядом с тихо спящим существом, чувствуя тепло его щеки и легкое дыхание на своем предплечье, Катце увидел совсем другую картину. Почему, собственно, он должен считать, что блонди не люди? Или хотя бы этот конкретный блонди. Об органических различиях речь не шла принципиально: нечего придираться к мелочам. А что до остального… У элиты ведь те же человеческие реакции, только им требуется большая сила воздействия, чем обычным людям. И Рауль не хуже любого человека знает цену страху, боли, одиночеству; в его жизни было как минимум два дорогих существа – Ясон и Джей… Существует немало людей, у которых и столько нет, и никогда не будет.
Что еще? Не такой, как другие? Но то же самое можно сказать и про Катце, а дальше – все относительно, вопрос степени и значения, и только. Инородность Рауля не мешает ему жить. Рыжий задумался: что же в таком случае может определять его отношение?
То, что Эм в некотором смысле мизантроп, склонный рассматривать окружающих, как бактерий через микроскоп: не столько потому, что так же незначительны, сколько по странной способности видеть во всем окружающем в первую очередь объект для изучения? Но этот тип личности не нов, он давал миру и худшие экземпляры, на фоне которых Рауль относительно безобиден, учитывая, что в человеческом социуме он соблюдал правила игры – писанные и неписанные законы общества – так же неукоснительно, как в Танагуре.
То, что сволочь, как все блонди, и преступил морально-этических норм больше, пожалуй, чем все его братья, вместе взятые? Ну, так ему эти нормы никто не прививал; можно считать, что сам Катце, работая на Ясона, далеко переплюнул Рауля по части нестыковок с совестью. И не ему судить Эма.
То, что Рауля трудно понять с человеческой точки зрения, а ему, в свою очередь не всегда удается понять людей? Опять же, какое до этого дело лично Катце? Тех точек соприкосновения, что были у них с Эмом, рыжему вполне хватало; если бы их вдруг оказалось больше, то привыкшему от всех отгораживаться дилеру наверняка было бы неуютно. Можно, конечно, продолжать пугать себя словом «блонди», поглядывая на того, с кем оказался в одной лодке и на одной кровати, из-за выстроенных в собственной душе баррикад, можно напомнить себе про такой аспект, как непредсказуемость элиты. Но кто предсказуем? На Амои, да и после тоже, Катце довелось наблюдать много всего интересного, видеть, как люди, сегодня преданно любившие друг друга, назавтра задыхались от ненависти и стремились к взаимному уничтожению. Жизнь – всего лишь череда бесконечно меняющихся обстоятельств, глупо надеяться раз и навсегда устроить в ней свое благополучие.
У блонди есть все основания рассчитывать на его человеческое отношение. А чувство вины только способствует.

* * *
Утром, перед тем как уйти, Катце еще раз заглянул в спальню к блонди. Очень не хотелось оставлять его одного на целый день; андроид и охрана в саду, которой запрещалось входить в дом, не в счет. Впрочем, они уговорились, что Рауль немедленно даст Катце знать при малейшей необходимости. Блонди уверял, что все в порядке и дальше должно быть в порядке, но на душе у рыжего все равно не было покоя от мысли, что он, беспомощный, будет тут валяться без человеческого присмотра. О том же, чтобы взять в свой тщательно оберегаемый от чужих дом сиделку, Катце и мысли не допускал.
Он постарался вернуться пораньше, по возможности сгрузив дела на подчиненных. Снизошел до разговора с дроидом, встретившим его в дверях, и услышав, что все в порядке, резво прошествовал в спальню блонди.
Пустая неубранная кровать и комната без признаков хозяина заставили его застыть в растерянности, а затем, благодаря природной находчивости и неплохой реакции, призвать дроида высоким кересским слогом.
В итоге оказалось, что рыжий был несправедлив к своей автоматической прислуге: тот быстро прояснил ситуацию и привел Катце в его собственную спальню, почти наполовину занятой терминалом, навороченность которого, впрочем, нужна была Катце не столько для дела, сколько для сознания, что оно есть.
Рауль спал на узком диванчике у стены, противоположной той, что занимал терминал; рядом прямо на стуле стояли лекарства, вода и все, что еще могло понадобиться.
Нет, все-таки блонди непредсказуемы, кем ты их ни считай и как к ним ни относись. Озвучить светлую мысль «Что за хрен?» Катце не решился, хотя Эм и проснулся, улыбнувшись ему здоровой половиной лица. Перемещение с удобного ложа на неудобное стало понятно для рыжего ближе к ночи, когда на предложение доставить Рауля в его собственную постель, потому что уже поздно, а Катце собирается еще долго сидеть за работой, услышал ответ:
- Я пойду спать, когда ты закончишь. Кури, не обращай на меня внимания. Мне просто нужно, чтобы кто-то был рядом.
Но, уложенный спустя два с половиной часа на собственную кровать, он опять отказался выпустить руку рыжего. И Катце, вздохнув про себя, решил, что следует смириться – ночевать здесь придется еще не раз.
Спать на одной кровати с Раулем оказалось неожиданно спокойно и комфортно. Чаще всего блонди обнимал своими большими, прохладными и сухими – даже сейчас – ладонями его кисти, или просто брал за руку, крепко, но не пережимая. Стоило рыжему пошевелиться, меняя позу, Рауль тут же выпускал его, находя и присваивая снова лишь тогда, когда тот затихал. Эм не возмущался, если Катце долго ворочался с боку на бок без сна, мог только спросить, что случилось, и не вызвать ли дроида с транквилизатором либо снотворным.
Но по мере того, как Рауль поправлялся – ударными темпами, как и положено, у Катце все чаще стало возникать чувство, будто что-то идет не так – неуловимо, непонятно, и, тем не менее, рыжий чувствовал в атмосфере своего дома напряженность, словно стоящую за спиной смутную тень. Это действовало на нервы своей необоснованностью и неопределенностью, Катце снова и снова безрезультатно пытался понять, в чем дело. Все так же по возвращении его встречали хорошо проветренные, сияющие чистотой комнаты; все так же раньше или позже появлялся не пороге его кабинета-спальни Рауль, разминал напряженные плечи и шею, гнал в душ, если считал, что одного массажа недостаточно. Мог уйти или остаться, устроившись на диване – в зависимости от того, какие выводы делал, окинув рыжего взглядом, наводящим на мысли о диагностической аппаратуре. Перекинуться с ним парой слов или помолчать, занимаясь своими делами, погонять вечером чай-кофе за шахматами или просто за разговором, который, перебирая тему за темой, словно струны мистического инструмента, постепенно начинает звучать только им двоим понятной музыкой. Слова и определения не теряют от этого смысла, беззвучная мелодия вплетается между ними органично, заполняя собою все, делая пространство единым и не допуская в него никого, кроме собеседников.
Катце боится думать, что, наверное, это счастье.
Словом, все своим привычным чередом, и все же…
Что-то не так было с Раулем. Почему рыжему стало казаться, будто блонди напряжен и беспокоен? Какие-то едва уловимые нотки в интонациях, почти незаметные изменения в мимике… Все же у Эма, как и у Минка, несмотря на классически совершенные черты, очень выразительное лицо. Правда, проявляется эта выразительность иначе, но разве в том дело?
В конце концов рыжий поймал-таки момент, когда на красивом лице ясно и отчетливо отразилась тень внутренней тревоги, подошел к Раулю, взял за плечи и тихо, настойчиво потребовал:
- Что с тобой? Что за проблема тебе покою не дает?
- Я не стал бы называть это проблемой, Катце, - медово-золотая волна качнулась в такт отрицательному жесту. – Всего лишь пытаюсь составить для себя оптимальный план действий.
- Что ты задумал? – В янтарных глазах рыжего заплясали насмешливые искры, а внутри что-то сжалось: он и сам не понял, откуда этот внезапный страх, что могло так насторожить его в словах блонди.
- Я хочу продать несколько своих разработок и расширить лабораторию. Основная проблема в том, чтобы найти покупателей и точно установить степень их надежности.
Ну конечно, слабое место господина биотехнолога – связи с общественностью! Обладая запредельными аналитическими способностями, умея разложить на все возможные составляющие любой предмет или явление, Рауль, как никто, понимал, насколько относительны все получаемые им на этой стезе результаты, ведь абсолютной полноты необходимой для обработки информации достичь невозможно. Тем более, когда дело касается человеческого фактора; каждый человек – айсберг, готовый в любой момент показать свою скрытую сторону и свести на нет все сделанные на его счет выводы. Наверное, потому Эм так не любил иметь дело с людьми, да и с элитой тоже, судя по репутации законченного индивидуалиста даже среди своих собратьев-блонди, отнюдь не страдавших повышенным чувством товарищества. Катце иногда пытался себе представить, как жилось Раулю те четыре с половиной года до их встречи на Оксте, когда элитнику одновременно пришлось осваивать сразу несколько новых для себя социальных ролей. Наверняка было несладко, и даже – кто знает? – не это ли стало одной из причин, почему он так искал общества Катце – знакомого, знающего уклад и особенности жизни элиты, способного понять его, его потребности и взгляды.
Разумеется, спросил рыжий совсем о другом:
- Значит, тебе нужны деньги на апгрейд лаборатории? Давно бы мог сказать.
- Ты не понимаешь, Катце. Я не приношу дохода.
От неожиданности рыжий едва не перекусил фильтр незажженной сигареты. Благодаря Раулю, вернее, его нелюбви к дыму и прочим вредным для здоровья вещам, Катце обзавелся привычкой, по его мнению, гораздо более вредной и раздражающей, чем само курение (потому что дурацкой): таскать в зубах сигареты, не прикуривая, и грызть фильтр.
- Рауль, - собравшись с даром речи, он покачал головой. – Ты же знаешь…
- Да, знаю. Но меня это не устраивает.
- С каких пор? – В глазах рыжего вспыхнул упрямый огонек: он очень старался, чтобы наметанный, излишне наблюдательный глаз искусственного создания не уловил, насколько ему не по себе, как сжимают сердце тиски тревоги и нехороших предчувствий.
- Раньше тебя все устраивало.
- Теперь перестало, - спокойно ответил блонди.
- Почему?
- Причин достаточно. Ни одна из них не представляет для тебя интереса. Я хотел бы заниматься более серьезными исследованиями, чем до настоящего времени, и параллельно делать что-то, что окупало бы их.
- Тебе стало скучно?
- Скорее, я не задействую полностью свой потенциал.
- Ну хорошо. Я могу заняться организационной стороной, ты же знаешь.
- Нет, Катце. Ты и так слишком мало отдыхаешь, и всех оздоровительных мер, которые я могу предпринять для твоего организма, явно недостаточно, тебе необходим более размеренный образ жизни. И более здоровый. Единственное, в чем мне действительно потребуется твоя помощь – это проверка потенциальных покупателей на надежность и платежеспособность.
- Рауль, - рыжий чуть склонил голову набок. – Это не имеет смысла. На поиск покупателей у меня уйдет намного меньше сил и времени, чем у тебя.
- Ну хорошо, пусть так, - с заметной неохотой согласился блонди, и вновь проскользнула в его поведении какая-то напряженность. – Но я хотел бы присутствовать при заключении сделок, если не возражаешь.
- Возражаю, - едва сдерживая раздражение, отрезал рыжий. Как же это рафинированное создание не понимает: нелегальная продажа плодов его исследований – вещь отнюдь не безопасная, дело приходится иметь с натуральными крокодилами и вампирами, да и вообще, чем меньше свидетелей в таких предприятиях, тем лучше. А если кто-нибудь вместе с разработками возжелает заодно и разработчика, позарившись на нечеловеческую красоту, которую никакой маскировкой не скроешь? Запросто может получиться коктейль из охоты с войной, да такой, что будет уже не до расширения лабораторий и связанных с этим хлопот.
Хорошо еще, что блонди не встал в позу и соизволил объяснить свое желание: ему хотелось лично видеть реакцию покупателей, следить за ходом переговоров по купле-продаже, составить обо всем собственное представление. При всей своей неконтактности, Эм умел с поразительной точностью подметить и оценить мельчайшие оттенки человеческого поведения. Затем, собственно, и вменялось в обязанности Раулю присутствовать на всех заседаниях Синдиката, дипломатических встречах и приемах. Фактически, он был вторыми глазами Минка, способными видеть то, что нужно, и именно так, как нужно, чтобы потом предоставить плоды просеянных через сито своего аналитического ума наблюдений в распоряжение Ясона, который, в свою очередь, умел мастерски ими воспользоваться.
Катце пообещал Раулю подробные записи всех «встреч на высшем уровне», и на том блонди, после недолгих возражений, успокоился. До какой-то степени успокоился после этого разговора и сам Катце. Правда, ненадолго, и через некоторое время его опять одолели мысли о странной перемене в склонностях блонди. Он терялся в догадках, с чего вдруг его блондиевскому высочеству стукнуло перейти на самоокупаемость. Сидел же сколько времени на шее у Катце, играя в свои высокоинтеллектуальные, запредельно дорогие игрушки, без всякого намека на неудобства со стороны совести или самолюбия. Полагал, видимо (вполне справедливо, между прочим), что рыжий, привыкший вкалывать на всю экономику Амои, личный бюджет Ясона и только в последнюю очередь – на пополнение собственных банковских счетов, будет вполне в своей тарелке, если за неимением Минка кто-нибудь другой станет освобождать его от части немалой прибыли, нажитой упорным, хоть и не совсем законным трудом. То, что Рауль этим и себя ставил фактически в положение дорогой игрушки, похоже, совсем его не волновало. Почему же стало волновать теперь?
Сколько Катце ни ломал свою рыжую голову, вариантов выходило только два: либо Рауль Эм решил его кинуть, поступив по странной справедливости своих не менее странных принципов, либо, как ни дико это звучит, но блонди стала тревожить собственная привязанность, силу которой он, возможно, осознал до конца, пока находился в беспомощном состоянии и вынужденном бездействии. И Эм решил как-то уравновесить положение, компенсировать финансовой независимостью.
«Отгородиться от меня», - лезла неотступная мысль. Все-таки, во второй вариант, несмотря на его теоретическую вероятность, поверить было труднее. Скорее уж Катце поверил бы в привязанность Ясона Минка; может, потому что видел, как менялся взгляд этой ледяной статуи, когда он смотрел на Рики – от обычной отстраненности и равнодушия не оставалось следа.
А Рауль… Да, в его глазах под темно-золотыми ресницами плескались порой теплые волны, но это было скорее сродни беззащитности, чем той глубокой, затягивающей нежности, с которой Ясон смотрел на своего любимца. Рауль же и во сне, с закрытыми глазами, когда его размеренно-легкое дыхание касалось пальцев рыжего, все равно оставался отстраненным и погруженным в себя. Вот только зачем бы ему раз за разом дожидаться Катце, не ложиться без него, зачем прижимать к щеке его прокуренную ладонь? Во всех этих мелочах нет смысла, если он намерен сколотить собственное состояние и уйти; вполне можно обойтись более банальными и одновременно более явными знаками внимания. Эта мысль немного успокаивала рыжего, который после нападения на дом окончательно сроднился с фактом, что Рауль необходим ему, он фон, лейтмотив всего существования Катце. И что он все-таки намертво привязался к Эму, как ни сопротивлялся этому процессу, как ни отгораживался, не отказывался признать до того момента, когда увидел своего блонди истекающим кровью на полу в гостиной.
«Сам виноват, - думал Катце. – Сам захотел подпустить его ближе». Хотя как было не подпустить, когда он валялся тут, потерянный, униженный своей беспомощностью и, прекрасно понимая, что откровенно цепляется за Катце, словно за последнее спасение, все равно продолжал цепляться?
Но рыжий боялся поверить в привязанность Рауля – именно потому, что отчаянно хотелось верить. Отказывал себе в праве на это. Заставлял себя искать другие объяснения, а не находя, все больше метался, запутывался и страдал. И старался не показывать виду, разумеется.
Кончилось все так, как должно было кончиться: срывом. Последней каплей послужила какая-то ерунда, случайная фраза при обсуждении наметившейся сделки.
- Что тебе не нравится на этот раз? - в раздражении бросил рыжий, нервно закуривая.
- Я считаю, что в этом случае ты слишком рискуешь, Катце. Почему ты хочешь пойти на такой риск, ты же видишь его не хуже меня?
- Потому что я так живу! Я все время только и делаю, что рискую, если ты заметил!...
- Заметил. И мне это никогда не нравилось.
- Боишься, что твоя драгоценная персона опять может пострадать?...
Это был взрыв.
- Так я тебя не держу, можешь взять все деньги, сколько унесешь, и уходить. Вернешь потом, если сочтешь нужным. А меня моя жизнь устраивает, я так привык и ничего менять не собираюсь!
В ответ глаза блонди полыхнули таким огнем, какого Катце за ним и не подозревал.
- Я не уйду, не мечтай! – лишь немного повысив голос, но достаточно веско отрубил блонди. Вряд ли он мог догадаться, как согрела сердце рыжего эта обжигающая вспышка. Однако чувство облегчения, даже радости, которую Катце тут же постарался спрятать от самого себя, сыграла с ним злую шутку. Рыжий и сам не понял, почему вырвалось у него это насмешливо-поддразнивающее:
- А ты не думаешь, что я сам могу уйти?
Бессмысленный ход конем – доказать неизвестно что неизвестно кому, поставить в разговоре точку непременно со своим автографом; но Рауль вдруг окаменел, глаза стали слишком большими и слишком темными на белом лице. Катце даже отреагировать не успел, блонди вылетел из дома, ухнув дверью так, что перекосило и заклинило всю дверную систему.

 Отправлено: 17.11.10 19:09. Заголовок: * * * Только под утр..

* * *
Только под утро, пролежав без сна на кровати блонди, казавшейся в отсутствие хозяина бесконечным пустым и холодным пространством, Катце послал все к херам собачьим и, готовый поставить крест на свой гордости, приплелся в залитую светом лабораторию (Рауль непонятно для чего повключал все освещение, какое только имелось в его небольших, но высоконаучных владениях).
Он был там, за рабочим компьютером, и при появлении Катце даже не шелохнулся, не отвел взгляда от светлых строчек формул, бегущих по синевато-серому экрану. Рыжий подошел, встал совсем близко, не зная, что сказать. Их разделяло не больше двадцати сантиметров и – пропасть: всю ночь промучившегося сомнениями и противоречиями бывшего фурнитура и безмятежно-спокойного блонди, погруженного в любимую работу. Попробуй, перешагни это похожее на вечность расстояние. Надежду давало только то самое: «Я не уйду, не мечтай». Блонди не бросаются словами, у них нет привычки сказать что-то, а потом передумать. Но страшно даже не прогнуться, признать, что был неправ – страшно, что уже слишком поздно, прогиб не будет засчитан…
Он решительно взял Рауля, идеально прямо сидящего в кресле, за плечи, потянул к себе, прислоняя головой к своим ребрам. Но блонди вдруг повернул голову и ткнулся своей длинной челкой-занавеской в его предплечье, прижался сильно, до боли. Вот тогда Катце сделал, наконец, то, что давно хотелось: протянул руку и осторожно погладил медовые завитки возле Раулева затылка.

* * *
- Я тебе серьезно говорю, шеф – это он сливает инфу, точно!
Катце едва заметно поморщился: Глайд превосходный помощник и исполнитель, но почему ж он так любит делать большие глаза, и вообще изображать на физиономии сценические эффекты? А сейчас полушепотом, не менее театральным, чем выражение лица, он сообщал страшную, по его мнению, новость – удалось вычислить того, кто уже некоторое время сдает конкурентам их планы, суммы сделок и прочие нежелательные для разглашения сведения.
- И как вы это определили? – сдержано поинтересовался рыжий. Не потому что не верил. Просто следуя удобному рабочему тон, невесть почему придававшему ему в глазах подчиненных дополнительный вес и определенную таинственность.
Глайд принялся выкладывать аргументы. Все они были вполне обоснованы (да Катце и не ждал другого от своей правой руки), все указывали на красивого и умного мальчика лет двадцати, работавшего на Катце уже почти год и быстро продвигавшегося вверх благодаря своим способностям. Жаль…
При допросе с пристрастием парень повел себя по простейшей схеме: вначале все отрицал, потом раскололся и устроил истерику. Слишком обычно. Банально даже. Катце задумчиво смотрел на всхлипывающего у стены мальчишку. Не соответствовало все это его находчивости и неординарности. Что ж…
- Глайд, давайте-ка что-нибудь… После чего интенсивная терапия мало действенна, и уродства уже не исправить.
Подручные Глайда с готовностью извлекли откуда-то длинный кусок арматуры, искореженный и ржавый, как все его собратья. Вопросительный взгляд в сторону шефа.
Глаза у парня сразу стали сухими и застывшими, лицо без кровинки, однако губы сложились в упрямую складку, говорящую о готовности сдохнуть, но молчать, вопреки страху, боли, осознанию, что с ним сделают через минуту.
Катце кивнул, давая знак начинать.
Первый удар пришелся по шее и ключице, второй чуть выше – слегка задел нижнюю челюсть. Через сжатые изо всех сил зубы все-таки прорвался из легких звук-рык, по холеной коже и разорванной дорогой сорочке потекла кровь…
Рыжий смотрел, не отводя взгляда. Да, по его приказу не раз оставляли на память особо зарвавшимся изуродованные трупы – своего рода давление на психику, устрашение. Но такое делали обычно уже с мертвыми, лишь один раз вот так же рвали при Катце живую плоть, чтобы воздействовать на человека, в присутствии которого калечили того, кто был ему дорог. Рыжий не имел привычки покидать место действия, хотя запросто мог оставить грязную работу на подчиненных и не видеть изнанки собственного способа существования. Но Катце считал, что, отдав приказ, первый отвечает за результаты, как бы не претило ему и зрелище, и сам факт, и необходимость. Он не оправдывал себя – хотя мог бы. Ни тем, что на Амои не по своей воле выбрал теневой бизнес, в котором невозможно обойтись без жестокости. Ни тем, что одинокому кастрату необходимо заполнять свою жизнь чем-то достаточно существенным, а за годы работы на Ясона он привык именно к такого рода деятельности и стал эксклюзивным специалистом. Ни тем, что подобные меры всегда самые крайние.
Он рассчитывал лишь напугать мальчишку, чтобы не тянуть из него жилы несколько часов; однако тот, кажется, не собирался пугаться и сдаваться, даже понимая всю неизбежность результата. Не иначе, стояло за всем этим что-то важное для него, то, ради чего можно было дать разодрать себя на уродливые куски, истечь кровью, потерять сознание или свихнуться от боли…
Катце не мигая смотрел на струящуюся из разрывов, оставляемых арматурой, кровь. В какой-то момент ему показалась, что она малиновая, почти лиловая. Рыжий вдруг понял, что теперь всякий раз в похожей ситуации перед глазами будет вставать все та же картина: скорчившийся в углу столовой искалеченный Рауль в своей нечеловеческой, ядовитого оттенка крови.
По большому счету, он никогда не исключал, что такое может случиться. Катце вообще не имел склонности прятать голову в песок; хотя, возможно, стоило, хотя бы изредка – не пришлось бы так старательно уплотнять свое существование никотином и психотропами. Но дело даже не в собственно вероятности. Главное, он больше не способен не думать – о том, как терзали прекрасное белокожее тело Рауля и о том, что это может повториться. Не приходилось зарекаться и от собственной гибели, быстрой или медленной – вроде той, какую готовили ему покойные ныне коллеги по бизнесу. При всей ничтожности шансов – они есть. И если станут реальностью, Рауль останется у разбитого корыта, и тогда ему придется…
Ну, конечно, разумеется! Умница блонди, в отличие от него самого, оценил прецедент в полной мере, потому и захотел иметь для себя и Джейсона хотя бы одну возможную подстраховку – финансовую самостоятельность, налаженный источник дохода. Вот откуда желание держать все связи и сделки под своим контролем, быть абсолютно независимым от наличия или отсутствия Катце. Только вот почему Рауль не подумал об этом раньше?... Впрочем, Катце ведь не посвящал его во все детали своей работы, не из чего было делать неутешительные выводы. Другое дело, что сам рыжий не догадался, насколько просто открывался ларчик. Именно потому, что слишком просто, а ему было не до того, что лежит на поверхности. Был слишком занят переживаниями по поводу, что он может значить или не значить для блонди, забыл, что не на одной его скромной персоне свет клином сошелся.
- Все, хватит с него, - проронил Катце все так же холодно, словно ничего не произошло. Хотя пять или шесть ударов ощетинившимся железом – это действительно почти ничего… по сравнению с тем, что могло быть. – Пусть убирается и попробует выжить, если получится. Но вряд ли такую мразь кто-то еще захочет держать у себя.
И вышел, не оглядываясь, провожаемый ошеломленными взглядами нескольких пар глаз, в том числе – не верящего в чудесное избавление мальчишки.
По пути домой он прямо из кара позвонил в космопорт, забронировал на ближайший гиперпространственный рейс два пассажирских места и на всякий случай пару багажных, и, получив подтверждение, перевел оплату. Потом, как только будет свободная минута, сбросит Глайду реквизиты от пары своих счетов и позвонит, предупредит, что должен срочно уехать, пусть ведет дела по собственному усмотрению, пока Катце не вернется. То есть, отныне – всегда.
В конце концов, ему уже приходилось бросать налаженное дело – сперва на Амои, потом на Оксте, и рыжий не воспринимал это, как непоправимую трагедию. Бизнес – такой или другой – можно начать еще раз. Или еще не раз. А Рауль у него только один.
Добравшись до дома, не обращая внимания на встретившего в дверях дроида, рыжий прошагал сразу на задний двор, в лабораторию. Почти так же холодно, как говорил со своими людьми, известил удивленного элитника:
- Собирайся. Я заказал два билета до Стратуэя.
- Стратуэй? – прищурился блонди. – Это ведь первый из двух перевалочных пунктов по пути на Мирейт?
- Именно.
И почувствовал к Раулю Эму почти нежность, когда тот, не вдаваясь в лишние подробности, первым делом уточнил:
- Сколько у меня времени на сборы?
- Наш рейс в 18.30.
Блонди кивнул:
- Хорошо. Надеюсь, как только будет возможность, ты расскажешь мне, что случилось.
Кто бы сомневался.
- Ничего не случилось, Рауль. Все в порядке.
- Тогда почему такая срочность и внезапность?
- Потому что теневой бизнес вреден для твоего здоровья. И для моего тоже, если тебе так больше по душе.
- Значит, все-таки случилось…
- Хорошо, можешь считать, что случилось. – Катце понял, что начинает раздражаться. – Тебе что, так не хочется уезжать отсюда?
- Я не смогу взять с собой результаты восьми месяцев работы, для них требуется специальные условия перевозки и заблаговременное разрешение на вывоз. Если ты, конечно, не предусмотрел контрабанду.
- Не предусмотрел, прости.
- Ничего, я смогу воссоздать все с нуля. Но сам знаешь: время – деньги.
- Перестань ты уже считать деньги! – рассердился Катце. И добавил после небольшой паузы, пожалев о своей несдержанности: - Пока будем на Сратуэе, оформим на тебя несколько счетов так, чтобы никто кроме вас с Джейсоном не мог до них добраться, не волнуйся.
Блонди непонимающе уставился на него:
- При чем здесь это?
- Так. – У рыжего возникло стойкое ощущение, будто он что-то упустил. Возможно, в другое время он не стал бы этого делать, но сейчас, глядя на потихоньку начинавшего светиться изнутри Эма, поддался действию все еще бродившего в крови адреналина, спросил: – Рауль, ответь мне напоследок на один вопрос: для чего ты так старательно занялся разработками на продажу? Прямо с места в карьер, ни больше, ни меньше.
- Катце, не думаю, что эта такая уж важная тема…
- И все же? Вспомни – ты говорил, у тебя нет от меня никаких секретов.
- Это не секрет. Просто, учитывая некоторые особенности твоего характера, тебе будет неприятно. – Рауль вопросительно посмотрел на рыжего.
Тот молча ждал.
- Если бы тем, кто проник в наш дом, удалось достичь своей цели, тебе пришлось бы отдать все до последнего только ради того, чтобы умереть без мучений – думаю, ты не станешь этого отрицать. А если бы существовал налаженный сбыт плодов моей интеллектуальной деятельности, на который можно уверенно сослаться, у тебя появился бы дополнительный козырь, возможность сохранить наши жизни в обмен на курицу, несущую золотые яйца только на этих условиях. Не стопроцентная гарантия, конечно, но если придется иметь дело не с окончательными идиотами, то, скорее всего, сработает… Я сказал что-то смешное? Или у тебя просто нервная реакция от перенапряжения?
Нет, разумеется, ничего смешного не было. Но Катце смеялся – тихо, без ехидства, без истеричности. Просто потому, что казалось: если перестанет смеяться – заплачет. Юпитер, когда он успел стать сентиментальным?... Неужели его жизнь так ценна для Рауля? Или блонди настолько верит в него, в то, что оставшись без гроша и без влияния соответственно, Катце все равно сумеет придумать что-нибудь, чтобы вытащить его из рабства? В таком случае, Рауль не только запредельно умное, но и запредельно наивное создание.
Однако и самолюбие его задето крепко, блонди не зря опасался. В прошлый раз, когда тот в буквальном смысле заслонил Катце своим телом, еще можно было полностью уйти в чувство вины и сострадание, но сейчас компенсироваться некуда. Как, интересно, Рауль себе это представляет? «Не убивайте меня, я отдам вам блонди, который за мою жалкую шкуру будет каждый месяц штамповать волшебные биотехнологии, стоящие кучу бабок»?
Рыжий понимал, конечно, что Эм, всего-навсего, как и он сам, не исключал для них опасности вторично вляпаться. И – одна из главных черт, что отличает элиту от людей – имея возможность «подстелить соломки», сделал это, не надеясь на авось. Правда, уязвленной гордости Катце понимание было почему-то по барабану.
Стоп. А вот в то, что он решил завязать с теневой экономикой, блонди, кажется, не слишком верит. Не такой уж и наивный. Тем приятнее будет его удивить.
А еще оказалось, что сквозь смех можно смотреть в глаза Раулю, не скрывая ни капли того, что на душе, отдавая все: бесконечную нежность, какой не испытывал никогда и ни к кому, даже к Джейсону, идиотское желание обнять и обозвать дураком, и одновременно – толкнуть к стене и потребовать больше никогда не придумывать подобных хитроумных планов. Смотреть и смотреть на блонди – столько, сколько захочется.
- Катце, я не понимаю, что с тобой. – В чудесных зеленых глазах растерянность, почти беспомощность. – Постарайся успокоиться, пожалуйста.
Пришлось постараться.
И блонди, кинув на него последний подозрительный взгляд, ушел, чтобы заняться, наконец, сборами – до отлета оставалось меньше трех часов.
В том, что лаборатория Рауля оснащена хорошо продуманной системой самоуничтожения, Катце не сомневался.

Конец

 Отправлено: 18.11.10 17:43. Заголовок: А.М. :sm47: ..

А.М.

 Отправлено: 20.11.10 16:18. Заголовок: Спасибо!!! :sm12: ..

Спасибо!!!

 Отправлено: 22.02.11 06:25. Заголовок: Конвалия, anita, вам..

Конвалия, anita, вам спасибо

 Отправлено: 26.10.12 10:44. Заголовок: вау, спасибо...два с..

вау, спасибо...два сильных персонажа и тем ценнее малейшая нежность, проявленная ими..два интроверта вместе...я бы с удовольствием ещё почитала...интерестно, что поувствовал бы этот Катце когда Рауль его поцелует...у него никого раньше не было, но с другой стороны он ведь привык к Раулю и сам к нему привязался, скорее тихо влюбился и очень боится открыться, признаться в этом любимому...эта стория еще долго будет крутиться в моей голове...
А.М. и Март огромное вам спасибо))